Дар Седовласа, или Темный мститель Арконы - Гаврилов Дмитрий Анатольевич "Иггельд" - Страница 63

— Ругивлад тоже ведь имел какой-то аромат, но я забыла, — думала девушка, — Волхв вечно возился со своими мерзкими склянками. Но подходил он ко мне совершенно особо. И приближение чужака само уже было волшебством… Дорох — этот чем-то мазался — от него вечно шел запах амбры, не лишенный пряности. Купил, конечно, у восточных гостей, там, на Дедиловском торжище. Мужчины ни в чем не знают меры… Ах, какие были у Дороха волосы! Красивые, гладкие, черные. Мне они всегда нравились. А Ругивлад, этот безумный косматый бородач. Внешне он мало отличался от моих земляков…

Она вспоминала, как, увлекая словена одной из бесчисленных быличек, сама не уловила момент, когда он завладел ее рукой, стал медленно поглаживать кожу. Затем его губы слегка коснулись ладони и ощупали каждую ямку меж тонких пальцев. Это было ошеломляюще! Нежная игра серебряными кольцами, такой же серебристый, смазанный лунный свет и мерцание внимательных зеленых глаз.

Девушка не заметила, как спустилась в царство Дремы. Свенельд, окончив, разделывать тушу, закопал останки поодаль. Руг нарезал конину узкими полосами и разложил на раскаленных камнях, окружавших костер. Он еще долго сидел у огня, поворачивая сочные ломти — мяса хватило бы надолго, но вот вопрос — далеко ли лежит их путь. На него мог ответить разве клубок Прях, да кинуть его на землю Ольга все не решалась.

Глядя сквозь пламя, Свенельд погрузился в воспоминания. Он не отказывал себе в этой маленькой слабости, поскольку ничего, кроме них, у древнего воина не осталось. Он вновь перенесся на далекий остров, где двадцать лет, с самого рождения, постигал премудрость боя и искусство беседовать с духами.

Наиболее простым стилем единоборств, которым можно было бы при желании овладеть параситу,[48] являлся «Огненный Волк». Сын всадника и сам всадник Свентовита, он любил огненную стихию превыше иной.

Едва мальчику исполнилось четыре весны, отец посадил его на ослепительно белого коня. В семь — мать рассталась с сыном, которого отдали на воспитание Старшему из параситов великого Храма.

Он был вынослив и ловок, и менее всего юнца интересовали «черты и резы», которыми, по настоянию учителя, ему предстояло овладеть. Не проходило и вечера, чтобы собравшись тесным кружком вкруг древнего седого совсем уже слепого волхва, мальчики бы не услышали красивую легенду из прошлого.

Днем проходил он совсем иную науку — имя ей было «выживание». Воином-оборотнем надо родиться, и потому, когда миновали еще четыре весны очень немногие были допущены к первейшим ритуалам великих бойцов Арконы. Так начинался круг, именуемый «Дух Волка». Он длился три лета, а следующие два года у юноши уходили на постижение звериных премудростей и изучение владения различным оружием. Сей круг звался «Волей Волка». В пятнадцать волхвы выбирали среди юных параситов самых одаренных. Каждый из них продолжал изучать магические искусства Севера, получая наставника, и это время знали как «Истина Огня». Молодые мужчины, ступая в покои Свентовита, давали клятву — не знать тело женщины до тех пор, пока не окончится их ученичество при Храме.

Ему открылись секреты превращения мертвого в живое и наоборот. Он постиг тайны врачевания и овладел внутренней силой. Он ведал тайные и явные имена богов и духов. Немало дней требовалось на то, чтобы пройти Девять Пещер, а вместе с ними и Великое Испытание, кое устраивали всякому, кто достигал двадцатилетия.

Молодой Свенельд надолго запомнил тот день, когда спустившись под землю, он очутился пред Тремя Мастерами. Эти старцы и решали — достоин ли он большего. Высоким именовали первого, и Навь стояла за ним. Другой звался Равным Высокому, он воплощал собой Явь. Третий был Высочайший, он следил, чтобы суд явился справедливым, он и сам Суд. И вместе они были Единым, и все волхвы слушали старцев, не смея перечить.

— Расскажи ты, нам, юноша, отчего говорят мудрые: «Изъян у доброго сышешь, а злой не во всем нехорош», — вопрошал Высочайший — Как ведут спор господин трижды светлой Арконы и Черный властитель?

— Я отвечу Вам, отцы, то, что ведаю, а коль ошибусь — вы меня поправите, — молвил им Свенельд, собираясь мыслями, — Бел Свентовит, вечно юный, и этим тревожит от темного бога, старого старца, хоть оба они изначальны, Род сотворил их первыми. Наш Свентовит лучший из лучших, он родитель живущих, лик его — красное солнце и златом светятся чудные бога чертоги, легко отыскать, где его терем стоит.

Седовласым зовут Чернобога, Навь стихия ему, и потому он Владелец Павших, Душ Исторгатель и Морок, Губитель в битвах и Рознь. Сеет Черняг по земле раздоры, но подвластна ему чернота и на вечном небе, и в мире подземном, где обретаются тени чтодневно в битвах убитых, и посреди. Ибо ничто не уйдет от смерти, когда Свентовита смыкаются веки, и он отвращает сияющий лик.

Вещий ворон, рыскучий волк да змей подколодный — слуги Навьего бога и ему сыновья. Но не сравниться вороне с орлом, хорт не догонет златорогого тура, и светлый воин сразит ползучего гада. Падальщик — ворон, часто волкам достаются трупы, рыщут по свету псы Чернобога, мертвых алкая, а змея обретает жилище в черепе конском. Сокол летит в поднебесье, тур мчится стрелою, поля рассекая, а воину стыдно таиться в пещерах.

Темен Черняг, а Свентовиту все видно с престола, зрит он миры и деянья людские, но ведома суть им обоим. Оба они над древами корпели, судьбы не имевших, оба рождали Иваса и Иву — первых людей. Блага и знанье щедро дарит Белый бог, скуп и коварен извечный его супротивник, и вредит он людям немало…

Одолев Девять Пещер в двадцать с небольшим, Свенельд мог с гордостью называться молодым Мастером. Он сумел бы подняться и выше, но неодолимая страсть к немой жрице Матери Сырой Земли, чье святилище находилось неподалеку, всецело завладела им. Тот год выдался несчастливым и для него, и для возлюбленной. Как червь точит могучий дуб, так корысть съедает человеческое нутро и заполняет душу. Среди параситов нашелся завистник, который не замедлил рассказать обо всем волхвам. Предатель поплатился жизнью, некстати поскользнувшись на пороге Свентовидова Храма, и то оказался куда более тяжкий проступок, чем любовь к служительнице Великой Матери. Свенельда изгнали.

В ту пору на острове гостили новгородцы. Князь их, Ингвар, о чем-то вопрошал вещих да подыскивал на Ружном буйных воинов, отдавая дань памяти своего великого отца.

От того, что при Храме учили неповторимому искусству боя, остров именовали еще Руяном, а бывало и Буяном, под сим названием он и вошел в память народную да заговоры волшебные.

Так пересеклись судьбы Свентовидова всадника и Ингвара. Молодой витязь увязался за словенским вождем, а вскоре стал при нем воеводою и правой рукой князя. Так он покинул Аркону, чтобы больше не вернуться туда никогда…

Не раз и не два спасал своего покровителя воин Арконы. Горяч был Рюрикович, горяч и упрям. Три весны воевали его дружины с уличами — еле осилили. Ходил Свенельд с князем и на ромеев, и на хазар, служил престолу русскому верою и правдою. Возвысил Ингвар воеводу, одарил землями широкими, да вот беда, после Свенельду и позавидовал. Может, кто сказал ему, что де жена князя, тоже Ольга, неравнодушна к славному витязю.

Словом, так случилось, что возле Ольги в смертный Игорев час, не осталось никого, кроме Асмунда, да того же Свенельда. Души не чая в малолетнем сыне, отдала княгиня Святослава в руки храбрых мужей Арконы. Асмунд, как старший и более опытный, стал при нем дядькой, Свенельд остался воеводою.

Давно то было! Очень давно! Эх, старость — не радость…

В эту ночь Ольга проснулась, разбуженная восхитительной мелодией хрустальноголосых колокольчиков. Музыкант исполнял партию с удивительным изяществом, а звуки лились столь неподражаемые, что девушка невольно открыла глаза и осмотрелась. Млечный путь звездной рекой стремился в черную даль, прочь от ужасного нагромождения скал. Волны свободной, легкой, незатейливой мелодии, нахлынув, отбегали, но лишь для того, чтобы с новой силой ринуться в душу и заворожить, околдовать и увлечь беспечную красавицу вятических лесов. Ольга забыла о всякой осторожности, вдруг она так и не проснулась, а лишь очутилась в чьем-то чужом и вечном сне. Говорят же, что люди и то, чем они живут — это сон всесильного Рода.