Обнаженный Бог: Финал - Гамильтон Питер Ф. - Страница 7
- Предыдущая
- 7/163
- Следующая
— Верно. И этот остров — тому доказательство.
— Что вы хотите этим сказать?
— Наша сила тяжести не изменилась с тех пор, как мы здесь. И все же — мы больше не являемся частью Омбея. Мы принимаем ее за нормальную, потому что подсознательная воля каждого из нас здесь этого требует.
— Дерьмо собачье, — Кохрейн подпрыгнул, удивленно глядя на раструб своих широких вельветовых штанов. — Вы что, хотите сказать, мне только снится, будто здесь есть какая-то сила тяжести?
— Строго говоря — да.
Хиппи сцепил ладони и плотно прижал их ко лбу.
— Ох, друг, вот это не повезло. Я-то хочу, чтобы сила тяжести была реальной. Послушайте, ведь не дурачите же вы нас дурной шуточкой, нет? Такого быть не должно.
— Реальность сейчас прочно содержится у вас в мозгу. Если вы ощущаете, что сила тяжести на вас действует, значит, она настоящая, — невозмутимо объяснил сержант.
В руке Кохрейна появилась сигарета с марихуаной, он сделал глубокую затяжку.
— Я тяжелый, — запел он. — Тяжелый, тяжелый, тяжелый! И пусть никто этого не забывает. Слышите меня, люди? Так обо мне и думайте!
— В любом случае, — обратился Сайнон к Макфп, — если бы нас выхватило гравитационное поле, туманность падала бы вместе с нами. А этого не происходит.
— Уже хорошо, — буркнул Макфи. — Что для здешних мест тоже не характерно.
— Забудьте академические представления о ситуации, — вставил Мойо. — Можем мы что-нибудь из нее извлечь?
— Мы намерены установить наблюдение за деталями, — сказал Сайнон. — Безрассудное наблюдение, если вам угодно, чтобы понять, находится ли что-нибудь перед нами. Может оказаться, что все планеты, которые одержатели сдвинули с мест во вселенной, теперь в этой ее области, вместе с нами. Тогда мы сможем воспользоваться нашей близостью к другим, чтобы воззвать о помощи; это единственный способ коммуникации, каким мы здесь располагаем.
— Ох, друг, это не тот путь! Кто наши призывы услышит? Если какие-то существа и будут поблизости. И даже если где-то там есть какая-то планета, сомнительно, чтобы мы могли достигнуть ее поверхности в целости.
— Хочешь сказать — живыми, — поправил Мойо.
— Вот именно. Однако есть одна вероятная возможность спастись.
— Какая? — так и взвыл Кохрейн.
— Если это тот мир, куда стремятся попасть все одержатели, тогда вполне вероятно, что Валиск находится здесь. Он может услышать наши сигналы, и его биосфера сможет нас поддержать. Перенестись туда будет просто.
Кохрейн глубоко вздохнул, выпуская длинные хвосты зеленого, сладко пахнущего дыма из ноздрей.
— Ох ты, вот пижон, ведь верно говоришь. Отличная мысль. На Валиске я бы жил с радостью.
Наблюдения — это то, что люди могли делать почти наравне с сержантами, так что Стефани и ее друзья добрались до края острова, чтобы помочь устроить наблюдательный лагерь. Они добирались до него около часа. Земля не была особенно неровной, покрытая твердой коркой грязь трещала и хлюпала у них под ногами, — иногда приходилось обходить лужи застоявшейся воды, — но Тину весь путь пришлось нести на носилках вместе с небольшим набором нужных ей медицинских средств. И Стефани, даже при том, что ее тело было заряжено энергией, увеличивавшей ее силу, вынуждена была каждые несколько минут останавливаться и отдыхать.
В конце концов они добрались до вершины скалы и устроились за пятьдесят метров от пропасти. Они выбрали выступ горы, что давало им отличный и ничем не загороженный обзор в сияющую пустоту, лежащую впереди. Тину устроили так, чтобы она могла смотреть вперед всего лишь приподняв голову, и таким образом заставили ее почувствовать себя приобщенной к их предприятию. Она улыбнулась страдальческой усталой улыбкой, благодаря своих спутников, когда они пристроили капельницу с плазмой на старую ветку, протянувшуюся над ней. Десять сержантов, сопровождавших их компанию, составили вместе все свои рюкзаки и уселись широким полукругом, точно сборище Будд в позе лотоса.
Стефани с чувством облегчения расположилась на спальном мешке, вполне довольная, что путешествие наконец закончилось. Она живо превратила пакетик с питательным супом в бутерброд с ветчиной и жадно надкусила его. Мойо сел около нее, соприкоснувшись с ней плечами. Они обменялись коротким поцелуем.
— Обалдеть! — захихикал Кохрейн. — Эй вы, если любовь слепа, почему так популярно женское белье?
Рена в отчаянии взглянула на него.
— Ах как тактично!
— Да я пошутил, — запротестовал хиппи. — Мойо не обижается, правда, парень?
— Нет. — Они со Стефани прижались друг к другу головами и захихикали.
Окинув их слегка подозрительным взглядом, Кохрейн расположился на собственном спальном мешке. Он поменял ткань на алый бархат в изумрудную полоску.
— Так как насчет тотализатора, ребятишки? Спорим, что первое проплывет по горизонту?
— Летающие блюдечки, — откликнулся Макфи.
— Нет-нет! — горячо воскликнула Рена. — Крылатые единороги, а на них верхом мы увидим дев, разодетых в украшенное оборочками дамское белье Кохрейна!
— Да ну вас, это же серьезно, пижоны вы! То есть похоже ведь, что наши жизни от этого зависят.
— Забавно, — рассуждала Стефани. — Совсем недавно я желала себе непременной смерти. А теперь, когда она как раз может наступить, я хочу прожить еще хотя бы чуточку подольше.
— Хочется спросить: почему вы считаете, что и в самом деле умрете? — спросил Сайнон. — Вы все утверждали, что именно это произойдет здесь.
— Это, я полагаю, вроде силы тяжести, — ответила Стефани. — Смерть такая стабильная штука. Это то, чего мы ожидаем в конце жизни.
— Вы хотите сказать — вы желаете собственного конца?
— Не совсем. Быть свободными от потусторонья — это только отчасти то, чего мы хотели. Предполагалось, будто здесь чудесным образом благословенный мир. Мы как бы находились на какой-то планете. Мы хотели прибыть сюда и здесь жить вечно, точно как в легендах о райской жизни. Ну, если не вечно, так всяко несколько тысяч лет. Жить той жизнью, какую мы считаем нормальной. Жизнь обычно кончается смертью.
— Смерть в раю не вернет тебя в потусторонье, — высказался Чома.
— Именно. Эта жизнь должна была оказаться лучше прежней. Энергистическая мощь дает нам потенциал, чтобы выполнить наши мечты. Мы не нуждаемся ни в материальной базе, ни в деньгах. Мы ведь можем получить все, что нам нужно, для этого достаточно просто пожелать, чтобы оно было. Если уж это не может сделать людей счастливыми, так что может?
— Вы никогда не испытаете чувства, что все ваши желания исполнены, — покачал головой Сайнон. — Вас не остановит никакая граница, ее просто не будет. Электричества практически не существует, если вы лишены всяких машин, более совершенных, чем паровая. Вы ждете, что проживете добрую часть вечности. И никто не может даже покинуть этот мир. Простите меня, но я не вижу тут райской жизни.
— У всего есть оборотная сторона, — пробормотал Кохрейн.
— Возможно, вы правы. Но ведь даже планета-тюрьма, привязанная к восемнадцатому столетию, за которой следует истинная смерть, лучше, чем если тебя приковывают к вечности.
— Тогда ваша энергия будет, несомненно, полезнее, если ее направить на решение проблем человеческих душ, привязанных к вечности.
— Прекрасные слова, — одобрил Мойо. — Только — как?
— Не знаю. Но если кто-то из вас присоединится к нам, откроются широкие возможности.
— А мы к вам присоединяемся.
— Не здесь. Там. В той вселенной, где научными ресурсами Конфедерации можно управлять.
— Когда мы были на Омбее, вы только нападали на нас и больше ничего не делали, — вспомнила Рена. — И нам известно, что военные захватили в плен нескольких одержателей, чтобы произвести над ними вивисекцию. Мы могли слышать, как их пытали, — их голоса разносились по всему потусторонью.
— Если бы они стали с нами сотрудничать, нам не пришлось бы прибегать к силе, — сказал Чома. — И вовсе это не была вивисекция. Мы же не дикари. Вы и в самом деле думаете, будто я хочу вверить свою семью потусторонью? Мы помочь хотим. Это диктует инстинкт самосохранения, если уж не что-то другое.
- Предыдущая
- 7/163
- Следующая