Всесожжение - Гамильтон Лорел Кей - Страница 24

• Предыдущая
• 24/97
• Следующая

Ведущие вниз ступени были такими большими, будто их делали для кого-то, кто был не совсем человеком.

Чтобы не испачкаться, дверь я закрыла ногой. Крики Лив словно отрезало. Я все еще могла очень смутно слышать ее голос, который звучал как жужжание комара, но дверь была почти звуконепроницаемой. Кому-то это было нужно, чтобы скрыть вопли снизу. Правда, сегодня на ступенях царила тишина. Тишина такая громкая, что она почти звенела у меня в ушах.

Жан-Клод, словно большая кошка, двигался по этим уродским ступенькам с текучей грацией. Мне пришлось перебросить подол плаща через левую руку, чтобы не навернуться, наступив на его край. Но все равно – скользить по лестнице у меня не получалось. На трехдюймовых каблуках я скорее ковыляла.

Жан-Клод остановился перед поворотом лестницы, на ступень выше площадки.

– Я могу тебя нести, ma petite.

– Нет уж, спасибо.

Если снять туфли, то платье будет слишком длинным, и мне придется его тоже держать. А мне была нужна одна свободная рука для пистолета. Если бы передо мной стоял выбор между пистолетом наготове, но при медленном передвижении, и быстротой, но с занятыми платьем руками… я бы выбрала первое.

Ступени стали становиться все шире, так что скоро на них с легкостью развернулся бы небольшой автомобильчик. Лестница упиралась в массивную дубовую дверь, обитую железом, как любая уважающая себя дверь в тюремное подземелье. Сегодня это было подходящее сравнение.

Жан-Клод навалился на тяжелую дверь, и она медленно открылась. Обычно ее запирали. Он повернулся ко мне.

– Совет может потребовать, чтобы я формально приветствовал в этих стенах каждого вампира.

– Хочешь сказать, формально – это так же, как ты поприветствовал Лив? – спросила я.

Он скупо улыбнулся.

– Если я не признаю их превосходство надо мной, то возможно.

– А что будет, если признаешь? – спросила я.

Он покачал головой.

– Если бы мы пришли к совету за поддержкой, тогда мне бы не пришлось никому противостоять. Я бы просто признал их полное превосходство, и с этим вопросом было бы покончено. У меня недостаточно силы, чтобы стать одним из них. Это я знаю.

Он разгладил оборки на рубашке, расправил манжеты пиджака и поправил кружева на запястьях. Он обычно занимался своей одеждой, когда нервничал. Хотя, конечно, он занимался своей одеждой и когда совсем не нервничал тоже.

– Чувствую, есть «но», – сказала я.

Он снова улыбнулся.

– Oui, ma petite. Но они пришли к нам сами. Вступили на нашу землю. Причинили вред нашим людям. Если бы признаем их превосходство без борьбы, они могут поставить нового мастера на мое место. Они могут забрать все, чего я добился.

– Я думала, что единственный способ перестать быть мастером – это умереть.

– В конце концов, этим и кончится.

– Значит, мы идем драть задницы.

– Но мы не можем победить силой, ma petite. То, что мы сделали с Лив, было очевидно и ожидаемо. Ее было необходимо наказать. Но в игре "убей или будь убит" совет выиграет.

Я нахмурилась.

– Если мы не можем сказать, что они больше и страшнее нас, но и не можем драться с ними, то что нам делать?

– Играть в их игру, ma petite.

– В какую игру?

– Игру, которой я в совершенстве овладел при дворе много лет назад. Это смесь дипломатии, бравады, оскорблений.

Он взял мою левую руку и нежно поцеловал ее.

– Отчасти у тебя получится очень хорошо, отчасти – плохо. Дипломатия – это не твоя сильная сторона.

– Зато бравада и оскорбления – мои лучшие стороны.

Он улыбнулся, все еще держа меня за руку.

– Определенно, ma petite, определенно. Убери пистолет. Я не говорю тебе его не использовать, но осторожнее выбирай, в кого стрелять. Не все, что ты сегодня встретишь, можно остановить серебряными пулями.

Он склонил голову на бок, словно размышляя.

– Хотя, если подумать, я еще не видел, чтобы кто-то пытался убить члена совета современным серебряным оружием, – он улыбнулся, – может, и получится.

Он помотал головой, будто отгоняя от себя какое-то видение.

– Но если дойдет до того, что придется стрелять в совет, то мы проиграли, и нам останется только попытаться захватить с собой их столько, сколько мы сможем.

– Давай лучше освободим столько наших, сколько сможем, – сказала я.

– Ты не понимаешь, ma petite. Если мы будем мертвы, то тем, кто нам верен, не будет пощады. Любой хороший переворот в первую очередь убивает верных сторонников, – и он коснулся моей правой руки, напоминая. Я все еще держала в ней пистолет. Так или иначе, мне не хотелось его убирать.

Но пришлось. Я поставила пистолет на предохранитель. Мне не хотелось, чтобы все знали про пистолет, так что я не могла его держать в руках. А на предохранитель я поставила, чтобы не прострелить себе ногу. Будет так же неловко, как и больно, и уж точно ни капельки не впечатлит совет. Я так и не поняла правила «игры», но я терлась среди вампиров достаточно долго, чтобы знать: если вам удастся произвести на них впечатление, то иногда можно выйти живым. Конечно, иногда они убивают в любом случае. Иногда бравада просто заслуживает вам более медленную смерть, как в случае с некоторыми индейскими племенами, которые долго мучили тех врагов, которые, по их мнению, были достойны уважения. Уважения, без которого я вполне обойдусь. Но иногда, если вас долго мучают, где-нибудь в перерыве можно и сбежать. А если они просто вырвут вам горло, то все варианты будут исчерпаны. И мы определенно собирались произвести впечатление.

Если не сможем впечатлить их, то убьем. Если не сможем убить их… то они убьют нас. Лив была только самым началом вечерней программы развлечений.

Перед нами была комната с голыми каменными стенами. Все изыски интерьера Жан-Клода валялись кучей черных и белых тряпок и деревянных обломков. Единственной нетронутой вещью была картина над декоративным камином. Жан-Клод, Джулианна, и Ашер без следов шрамов взирали сверху вниз на беспорядок. Я ждала увидеть какой-нибудь неприятный сюрприз в честь нашей встречи. Но в комнате был только Вилли МакКой, который стоял перед холодным камином, отвернувшись от нас и сложив руки за спиной. Его ярко-зеленый костюм не сочетался с зализанными назад черными волосами. Один рукав был разорван и измазан кровью. Он повернулся к нам. Из пореза на лбу сочилась кровь. Он вытер ее платком с танцующими скелетами. Платок был шелковый, его ему подарила дама сердца, вампир в возрасте ста лет, которая не так давно к нам присоединилась. Ханна была высокой, с длинными ногами, и милой, тогда как Вилли был небольшим, дурно одетым и… ну, просто был Вилли.

Он улыбнулся нам.

– Так мило с вашей стороны присоединиться к нам.

– Что еще за сарказм? – сказала я, – где все?

Я пошла к нему, но Жан-Клод остановил меня, взяв за руку.

Улыбка Вилли была почти нежной. Он ожидающе смотрел на Жан-Клода. Это было выражение, которого я никогда не видела на лице Вилли.

Я посмотрела на совершенную маску, в которое превратилось лицо Жан-Клода, замкнутую и осторожную.

Нет, скорее – боязливую.

– Что происходит? – спросила я.

– Ma petite, позволь представить тебе Странника.

Я нахмурилась.

– Что ты имеешь в виду?

Вилли рассмеялся, и это был его обычный раздражающий хохот, но с новым низким звуком, рычащим смехом, который заставил подняться волоски у меня на шее. Я смотрела на него и знала, что у меня на лице написано, как я шокирована.

Я сглотнула перед тем, как смогла говорить, но даже тогда я не знала, что сказать.

– Вилли?

– Он уже не может отозваться, ma petite.

Вилли так и стоял, глядя на меня. Он был неловкой личностью при жизни. Мертвым, он не стал намного лучше. Он был мертв еще недостаточно долго, чтобы научиться передвигаться так же необыкновенно, как другие вампиры. Но сейчас он начал двигаться к нам с плавной грацией. Это был не Вилли.

– Черт, – сказала я тихо, – это теперь навсегда?

• Предыдущая
• 24/97
• Следующая