Пляска смерти - Гамильтон Лорел Кей - Страница 77
- Предыдущая
- 77/139
- Следующая
Он чуть не глянул на меня, но остановился, показав только совершенный профиль и разлив сверкающих волос.
— В каком смысле — не защитилась от меня?
— Я тебе доверяю, поэтому не ставлю от тебя щиты. Я хочу, чтобы твоя сила захватила меня. Но до сих пор у меня был выбор. Сейчас я хочу знать, остался ли еще выбор, или ты просто стал сильнее меня.
— Дай ей полный вес твоего взгляда, mon ami, и мы посмотрим.
Ашер повернулся, и по самому этому повороту его тела видно было, насколько ему не хочется. Его лицо обратилось ко мне, спокойное и непроницаемое, какое я у него редко видела. Много лет назад я совершенствовалась в искусстве смотреть в лицо вампира, не встречаясь с ним взглядом. Сейчас я несколько растренировалась, стала самоуверенной из-за возросшей силы, но доведенные до автоматизма умения никогда не уходят совсем.
Я изучала закругление его губ, потом подняла глаза, медленно, встречая его взгляд. Глаза его были красивы, как всегда, — такая светлая-светлая голубизна. Чистая, прозрачная голубизна, только светлая, как зимний рассвет. Пристально глядя в эти глаза, я не ощущала ничего.
— Ничего не получится, если ты не будешь пытаться захватить меня взглядом.
— Я не хочу тебя захватывать.
— Врешь.
Он попытался сделать обиженный вид.
— Не дури мне голову, Ашер, ты слишком любишь игры с силой. Ты любишь тот эффект, который на меня производишь. Тебе нравится делать со мной такое, чего не может Жан-Клод. Ты в восторге от того, что ты единственный вампир, который может со мной вампирствовать.
На его лице ничего не отражалось.
— Я никогда тебе ничего подобного не говорил.
— Твое тело говорило за тебя.
Он облизнул губы — давнее движение, которое прорывалось у него, когда он нервничал.
— Чего ты от меня хочешь, Анита?
— Правды.
Он покачал головой, и вид у него был мрачный.
— Ты очень часто просишь правды, но редко когда именно ее ты хочешь.
Мне хотелось бы с этим поспорить, но я не могла — если хотела играть честно.
— Ты прав, может быть, более прав, чем мне хотелось бы осознавать, но сейчас, пожалуйста, попробуй поймать меня взглядом. По-настоящему попробуй, чтобы мы знали, насколько я должна быть при тебе осторожной.
— Я не хочу, чтобы ты была при мне осторожной.
Я покачала головой:
— Ашер, пожалуйста, мы должны знать.
— Зачем? Чтобы ты могла от меня закрыться? Отказать мне во взгляде твоих собственных глаз?
— Ашер, пожалуйста. Давай просто попробуем.
— Я попрошу тебя как друг, — сказал Жан-Клод, — но следующая просьба будет исходить от мастера. Сделай, как она просит.
Очень печально прозвучал его голос. Настолько печально, что я посмотрела на него — у меня было чувство, что я что-то упустила.
Когда-то я бы не обратила внимания на это мелькнувшее в голосе предостережение, но я уже научилась задавать вопросы.
— Я прошу что-нибудь плохое? Потому спрашиваю, что вы оба очень обеспокоены. Я упустила из виду что-то такое, что может потом извернуться и за жопу тяпнуть?
Жан-Клод улыбнулся, почти засмеялся.
— Ах, ma petite, как ты изящно формулируешь!
— Да-да, но ответь на вопрос.
— Мы боимся твоей возможной реакции, если Ашер действительно сможет тебя подчинить взглядом.
Я перевела взгляд с одного на другого. Жан-Клод тщательно сохранял вежливое лицо. Ашер — непроницаемую надменность. Поодаль стоял Реквием, и лицо его было такое же непроницаемое, как у них, но не благожелательно-вежливое, как у Жан-Клода, или надменное, как у Ашера: он просто старался ничего на нем не выразить. Торс его все еще был украшен ранами, полученными от Менг Дье. Впервые у меня возникла мысль: если бы я напитала от него ardeur, раны бы зажили? Мне случалось исцелять метафизическим сексом. Нахмурившись, я повернулась обратно к Жан-Клоду.
— Ты ведь не по одной причине хотел, чтобы я питала ardeur от Реквиема?
— Ты же этого не будешь делать, так какая разница?
Чуть слышный привкус злости ощущался в этих словах.
Я посмотрела на него. Вежливая маска сменилась чем-то вроде той надменности, за которой прятался Ашер.
— Я знаю, что со мной трудно, но давай притворимся, что это не так. Притворимся, что я не такой уж большой геморрой. Просто поговорим. Скажи мне свои соображения.
— Соображения о чем, ma petite?
Я подошла к нему, говоря на ходу:
— Все причины, по которым мне стоило сейчас питаться от Реквиема. И причины твоей нервной реакции на то, что Ашер может подчинить меня взглядом. — Я теперь стояла перед ним и сообразила, что он успел отойти от кровати, а я этого сперва не заметила. Слишком была занята глазами Ашера. — Просто скажи мне. Я обещаю не паниковать. Обещаю не убегать прочь. Говори со мной так, как если бы я была разумным человеком.
Он посмотрел на меня — очень красноречиво. Дал мне увидеть, как мысли сменяют друг друга у него на лице, но наконец сказал:
— Ашер прав, ma petite. Ты просишь правды, но часто наказываешь нас, когда мы ее говорим.
Я кивнула:
— Я знаю и прошу за это прощения. Могу только сказать, что изо всех сил постараюсь не быть таким геморроем. Постараюсь слушать и не психовать.
— Намерения благие, ma petite, но ты знаешь старую поговорку.
Я снова кивнула:
— Ага, ими вымощена дорога в ад. — Я коснулась одной из его рук, скрещенных на груди. Даже языком жестов он не хотел себя выдать. — Прошу тебя, Жан-Клод, мне кажется, сейчас не время ублажать мои комплексы. Если мы провалимся в этот уик-энд на глазах всех прочих мастеров, я не хочу, чтобы причиной этого был ваш страх быть честными со мной. Не хочу, чтобы катастрофа была на моей совести. Я понятно говорю?
Он расплел руки, погладил меня по лицу.
— Какая искренность, ma petite. Что на тебя нашло?
Я подумала и сказала вслух:
— Я боюсь.
— Чего?
Я положила ладонь ему на руку, прижала к своему лицу.
— Что мы все провалимся только потому, что мне не хочется, чтобы что-то оказалось правдой.
— Ma petite, это не так, не совсем так.
Я отвела взгляд от его вдруг все понимающих глаз.
— Наверное, тут дело в ребенке. — Я заставила себя поглядеть ему в глаза. Это было и легче из-за мудрой нежности в них, и труднее. — Если мы действительно это сделаем, сохраним ребенка, то должны до того все наладить. Все исправить. И я не могу себе позволить роскошь быть занозой в заднице, если от этого нам вред.
— Ты всего несколько часов как узнала, и вдруг ты готова на компромисс. — Он посмотрел на меня серьезно, изучающе и нежно — одновременно. — Мне говорили, что беременность меняет женщину, но чтобы так быстро?
— Может быть, мне просто не хватало последнего сигнала.
— Сигнала о чем, ma petite?
— Я твердила Ричарду, что приняла свою жизнь, но он прав, я все еще на какие-то ее аспекты закрываю глаза. Вы… — я оглянулась на Ашера, — все еще ходите вокруг меня на цыпочках, опасаясь того, что я сделаю? — Я снова повернулась к Жан-Клоду. — Так ведь?
— Ты научила нас осторожности, ma petite.
Он попытался меня обнять, но я отступила.
— Не надо меня успокаивать, Жан-Клод, давай говорить.
Он вздохнул:
— Ты ведь понимаешь, ma petite, что такие требования полной честности, которые время от времени на тебя находят, — это просто другой способ быть занозой в заднице?
Я не могла не улыбнуться.
— Нет, до сих пор не понимала. Я думала, это значит быть разумной.
— Non, ma petite, это не значит быть разумной. Это другой способ быть очень требовательной.
— Ну, тогда, черт побери, скажи мне, что делать, потому что никакой другой у меня быть не получается.
— Ты, как говорится на современном языке, «сложна в обслуживании». Но я это знал еще до того, как мы стали парой.
— Ты хочешь сказать, знал, во что влезаешь.
Он кивнул.
— Насколько это вообще может знать мужчина, который решает полюбить женщину. В каждой любовной истории есть загадки и сюрпризы. Но я действительно несколько представлял себе, во что влезаю. И сделал это своей охотой и с радостью.
- Предыдущая
- 77/139
- Следующая