Пляска смерти - Гамильтон Лорел Кей - Страница 73

• Предыдущая
• 73/139
• Следующая

— Это ardeur заставляет тебя снова чувствовать.

Он раненой рукой тронул мое лицо:

— Нет, это в тебе что-то такое есть, что пробудило во мне сердце.

Меня охватил панический страх, что он сейчас признается в вечной любви. Может, и Жан-Клоду он передался, потому что он подошел и положил руку мне на плечо.

Реквием держал меня раненой рукой за щеку, но руку мою отпустил, потянулся здоровой рукой к Жан-Клоду, положил ее ему на талию. Я знала, что через толстый халат он ощутил немного, но это был самый интимный его жест по отношению к Жан-Клоду за все время, что он был с нами.

— До сих пор всегда твой ardeur был одного вкуса с ее, Жан-Клод. — Он не обо мне говорил, а о Белль Морт, потому что «она» без уточнения всегда относилось в их разговорах к Белль. — А вчера этого вкуса в нем не было. Ощущалась только твоя сила и больше ничья. Я знал, что ты стал sourdre de sang, но до вчерашней ночи ты все еще был планетой, вращающейся вокруг солнца силы Белль Морт. Вчера ты стал солнцем, а она — луной.

— Белль была луной, — сказала я.

Он посмотрел на меня с улыбкой:

— Нет, Анита, луной была ты. «Луна — нахалка и воровка тоже: Свой бледный свет крадет она у солнца».[2]

— Что-то цитируешь, — сказала я.

— Шекспир, ma petite. Он цитирует «Тимона Афинского».

— Это я как раз не читала. — Пульс у меня бился в горле, и кровь капала из ранок на шее. — Мне не нужно прямо сейчас питать ardeur, Реквием, и поскольку все сейчас и так идет как-то неправильно, я лучше подожду, пока возникнет нужда.

— В этом есть смысл, Реквием, — сказал Лондон.

Реквием посмотрел на него неприязненно:

— Ты стал бы ждать?

— С разрешения мастера, — заявил Лондон, — я хотел бы уйти.

— Иди, — разрешил Жан-Клод.

Лондон не побежал к двери, но и нельзя сказать, что пошел неспешно. Черт побери, если бы я могла от всего этого сбежать, сбежала бы, не думая. Но от себя не убежишь.

— Все, кто хочет уйти, — свободны, — сказал Жан-Клод.

— Испытание не получится, если нас здесь не будет, — возразила Элинор.

— Испытание закончено. Мы слишком опасны, и мы это знаем.

Элинор не стала спорить и вышла. Нечестивец взял брата за локоть и вывел из комнаты. Кажется, Истина плакал.

— А нам что делать? — спросил Римус.

— Охраняйте нас, если можете.

— Можем.

Кажется, он слегка обиделся, что Жан-Клод в этом усомнился.

— Можете нас охранять от нас самих? — спросил Жан-Клод.

— Не понял, — сказал Римус.

Циско принес бинты и пластырь. Он стоял возле кровати, будто не зная, что с ними делать. Я потрогала шею и увидела на пальцах кровь, но укус был чистый. Много крови не будет, если укус был нанесен правильно, а зная Реквиема, я в этом не сомневалась.

— Антисептик нужен? — спросил Циско.

Римус подошел к кровати и нетерпеливо сказал:

— Ты с ней обращаешься как с оборотнем.

— А, — сказал Циско, попытался положить все это на кровать, остановился, будто не хотел класть между Реквиемом и мной. Он все еще был при пистолете, но уверенный в себе телохранитель испарился и остался неловкий восемнадцатилетний мальчишка.

— Дай ей марли, пусть прижмет к ране, — сказал Римус. — Бинты — это чтобы чисто было вокруг, не для самой раны.

Циско кивнул, будто понял, но протянул мне марлю, глядя куда-то мимо меня. На самом деле он очень старался вообще на меня не смотреть, и я поняла часть его проблем. У меня куда сильнее была видна грудь, чем в начале всего этого. Когда Реквием пил, халат сбился на сторону. Не вся грудь, просто ниже линии шеи, но Циско это сильно отвлекало. Он старался не смотреть и все же таращился, боролся с собой.

Я приложила марлю к ране и запахнула халат другой рукой. Чтобы завязать его снова, мне нужны были обе руки, так что сейчас я только держала его запахнутым. Это дало Циско понять, что я заметила, куда он смотрит. Внезапно мы встретились глазами, и он смутился, чуть ли не панический страх мелькнул у него в глазах, и краска поползла вверх от шеи по лицу. Страх сменился злостью, и он отвернулся, будто я слишком глубоко заглянула ему в душу.

Римус взял у него аптечку первой помощи.

— Иди в зал гробов и скажи Назарету, чтобы кого-нибудь вместо тебя прислал.

— Почему? — возмутился Циско.

— Ты таращишься на ее грудь. Детка, тут тебе не стриптиз. Ты на работе, понял? На работе. Можешь отметить, что она хорошенькая, но не пялиться, потому что это отвлекает.

— Виноват, Римус. Второй раз не повторится.

— Не повторится, — согласился Римус. — Давай в зал гробов.

— Римус, можно…

— Я дал тебе приказ, Циско. Выполняй.

Циско опустил голову — не в поклоне, а от чувства вины. Сам по себе этот жест — по не самому крупному поводу — показал, насколько мальчишка молод. Но спорить он не стал и пошел к двери.

Когда дверь за ним закрылась, Римус обернулся ко мне.

— Кровь еще идет?

Я отпустила марлю — она осталась на месте, прилипла.

— Не пойму.

Он попытался тронуть марлю, остановился, опустил руку. Я даже глянула вниз — проверить, что грудь у меня прикрыта полностью. Ничего не было видно. Так чего же Римусу так же не хотелось ко мне прикасаться, как и Циско?

— Можешь снять марлю? — спросил он.

Я не стала спорить, просто убрала ее. Это было не больно, и кровь уже так не шла. Отлично.

— Поверни голову в сторону, чтобы я посмотрел. Пожалуйста, — добавил он.

Я выполнила его просьбу, и у меня перед глазами оказался Жан-Клод. И слишком у него мрачный был вид.

— Что теперь не так? — спросила я.

— Ты так нас стыдишься, что спрячешь наш почетный знак под бинтами и пластырем?

— О чем ты? — нахмурилась я.

Римус приложил еще кусок марли мне к шее.

— Можешь подержать, пока я возьму пластырь?

Я автоматически прижала марлю к ране.

Жан-Клод показал на мою руку, на Римуса, который повернулся к нему почти спиной.

Римус повернулся приклеить марлю пластырем. Я остановила его, положив руку ему на бицепс. Он тут же отступил на шаг, все еще держа пластырь в пальцах. Я глянула ему в лицо, но он не смотрел на меня прямо, и я не знала, что выражают его глаза. Но шагнул он так, будто я сделала ему больно. А этого не было.

Я отвернулась от охранника к Жан-Клоду. Проблемы Римуса — не мои проблемы, у меня и так хватает.

— Ты спрашиваешь, почему я перевязываю укус?

Он кивнул.

— Я всегда их перевязываю.

— Pourquoi? — спросил он. — Почему?

Я открыла рот, потом подумала, что сказать.

— Это рана. Обычно с проколом вены или артерии. На рану наносят антисептик, потом наклеивают марлю, чтобы не попала инфекция.

— Ты видела когда-нибудь инфицированный укус вампира?

Я нахмурилась, подумала.

— Нет.

— Почему так, ma petite?

— Потому что у вампиров в слюне есть природный антисептик. У них гораздо меньше видов бактерий в слюне, чем у людей.

— Теперь ты цитируешь, — сказал он.

Я кивнула — едва-едва, потому что укус все же натянулся. Не то чтобы болел, но напоминал о себе.

— Да, были статьи в «Аниматоре». Один доктор задался вопросом, почему укусы вампиров не воспаляются, как обычные укусы людей или животных. Давно известно, что у вас в слюне есть антикоагулянт, но это было первое исследование других свойств вампирской слюны.

— Так я еще раз спрашиваю: зачем ты прячешь знак нашего расположения?

Я подумала и пожала плечами:

— По привычке.

И отняла марлю от следа укуса. Два маленьких кружка остались, но почти уже не кровоточили. Так обычно и бывает, если нет разрывов. Грубый укус вампира больше похож на укус собаки, он кровоточит. А две аккуратные дырочки перестают капать быстрее, чем можно подумать, и редко кровоточат снова, если рану не вскрыть. Я знала вампироманов, которые пытались скрыть свое пристрастие, прося вампиров наносить укусы в одну и ту же точку несколько раз. Это не помогает с теми, кто знает о вампирах достаточно и понимает, как должен выглядеть укус, но праздных зевак или начальника на работе утром в понедельник вполне можно обмануть. Повторное ранение все равно повторное ранение, и это один из немногих случаев помимо грубых нападений, когда укус вампира сопровождается кровоподтеками и разрывами.

• Предыдущая
• 73/139
• Следующая