Обет молчания [= Маска резидента] - Ильин Андрей - Страница 54

Я вытащил из пачки пускателя сигарету, закурил и пошел себе подальше от места случайной трагедии. Не люблю я наблюдать размозженные трупы. Пройдя два квартала, я остановился у «своего» «Москвича», на всякий случай осмотрелся вокруг и, запустив мотор, неторопливо, соблюдая все дорожные правила, покатил к объекту № 2.

Время 9.15. Пока в графике.

Подкарауливая следующую жертву, я сидел в небольшом кафе за столиком возле окна и изжевал уже вторую порцию сосисок с гарниром. Сосиски были противные, гарнир им соответствовал. При такой нерасторопности будущего покойника я мог запросто заработать хронический гастрит из-за чрезмерного потребления недоброкачественных продуктов. Счастливы простые люди: они едят где и когда хотят и, главное, что хотят. Мне бы отодвинуть тарелку с недоеденной пищей, вписать пару ласковых предложений в одноименную книгу и пойти в ближнюю поликлинику промывать надорванный желудок. Но не могу. Очень мне это кафе нравится… расположением входной двери и окон. Еще два стакана чаю с пирожком — и придется уходить, перенося операцию на вечер. А это значит еще по меньшей мере одна порция сосисочного яда внутрь. Уж лучше бы сейчас отмучиться, но я не могу обращать на себя внимание чрезмерным аппетитом. Люди в моем положении не должны претендовать на пищевые рекорды из Книги Гиннесса. Им излишнее любопытство, чем бы оно ни было вызвано, дивидендов не приносит. Но мне повезло. На последнем глотке чая объект объявился. Машина остановилась возле тротуара на своем обычном месте. Теперь от ее дверцы до двери подъезда жертве нужно было пройти пятьдесят метров.

Я вывалился из кафе и, играя изрядно подвыпившего гражданина, пошел вдоль стены дома. Возле самого подъезда мне стало плохо. Я прислонился к двери и схватился за горло. Вот и долгожданное освобождение от ужасных общепитовских сосисок, плавающих в общепитовском же чае. Уж как-нибудь без поликлиник обойдемся, своими силами. Вот сейчас! Вот-вот!

Но мне помешали.

— Ну-ка ты, дерьмо бутылочное, вали отсюда! — крикнул приблизившийся телохранитель и брезгливо отбросил меня в сторону.

Что от него и требовалось.

С трудом удержав тело в равновесии, а сосиски в желудке, что доказал судорожным зажиманием рта ладонью и подозрительными бульканиями (а зачем мне показывать полное лицо, если можно только половину?), я отскочил на два шага, больно наступив каблуком на ногу объекту покушения. Одновременно незаметным движением свободной руки я ткнул его сквозь одежду в бедро тонкой иглой небольшого, зажатого меж пальцев шприца-тюбика. Боль в отдавленной ноге должна была отвлечь его внимание от игольного укола. Сильная боль перекрывает более слабую.

Объект раздраженно оттолкнул меня. Я, бормоча извинения, отлетел на тротуар. От удара, вызванного падением, сосиски вывалились наружу. Это должно было охранить мое здоровье и оберечь от нежелательной разборки с телохранителем. Кому охота возиться с опустившимся, к тому же облитым блевотиной алкашом? Реальной опасности, кроме возможности испачкаться в содержимом его желудка, такой представлять не может.

— Пошел вон! — прорычал телохранитель и дал мне крепкого пинка в выступающий зад.

Тоже мне, хранитель, пинка дал, а нападения на хозяина не заметил!

Чертыхаясь, постанывая и утираясь, я покидал поле боя. Выигранного боя! Мой подопечный еще ходил, еще чувствовал, но был уже покойником. Поступившее в его кровь «лекарство» начало уничтожать его организм изнутри.

Он умер через три часа от внезапно случившегося сердечного приступа, хотя до того на сердце не жаловался. Бывшие при нем близкие и друзья ничего сделать не успели. Да и не смогли бы. Он был обречен. Как говорится, медицина в данном случае бессильна. Его смерть пришла не тогда, когда он умер, и даже не тогда, когда столкнулся на улице со случайным алкашом, а много раньше, когда он услышал о странном, не входящем в реестр службы безопасности учреждении. Вот тогда он и скончался.

Но я кончины своего подопечного не ожидал. Я спешил. Бросив «Москвич», уже на других, но опять-таки «своих» «Жигулях» я мчался на следующую сценическую площадку, где мне предстояло разыграть третье трагическое действо. Пока в графике. Опережение семь минут. Признаков слежки Нет.

Только бы не нарваться на опасную своей непредсказуемостью случайность.

В какой-то степени происходящее повторяло недавнюю эпопею на судне. Тот же принцип: один день — один покойник, но совсем другие масштабы. Тогда я стриг верхушки и располагал днями, сегодня выкорчевывал корешки и чувствовал себя тесно даже в рамках часов. Еще имелось одно существенное отличие. Там мы были одни. Здесь приходилось действовать в окружении прохожих, соседей и других не имеющих отношения к моей мести людей. Здесь я пусть не юридически, но морально отвечал за каждую миновавшую цель шальную пулю. Я не боялся лишних трупов, я не желал бесполезных трупов. Мне было довольно запланированных.

Третьего мафиозного главаря я добыл с крыши его же дома. Нет, я не прыгал сверху Тарзаном ему на плечи, не ронял с карниза кирпичи. Я, поднявшись на заранее отпертый чердак, запустил в опять-таки заранее просверленное в вентиляционном стояке отверстие сдвоенную тонкую трубку. В одной половинке был запрессован глазок микрокамеры, в другой не было ничего. Аккуратно опуская ее вниз, я подсчитывал стравливаемые с катушки сантиметры. Кажется, все. Теперь воткнуть ближний конец видеошнура в гнездо, расстегнуть верхнюю панель, открыть монитор, включить питание, отрегулировать настройку. Сделано. На тусклом экране я различил лохмотья висящей по стенам пыли и светлый узор точек от декоративной вентиляционной решетки. Так, понятно. Для того, чтобы хоть что-то увидеть, надо развернуть камеру на 180 градусов. Я тронул ручку горизонтального смещения. Решетка вползла в экран. Сквозь нее я различил дверь, сливной бачок, унитаз.

На месте.

И снова ожидание. Десять минут, двадцать, сорок… Минуло расчетное время. Пошел наработанный запас. Час, десять, час двадцать… Открылась дверь. Вошла средних лет женщина. То ли супруга, то ли гостья хозяина. Развернулась к камере спиной, задрала юбку. Я воспитанно отвернулся от монитора. Вообще-то зря. Наблюдатель не должен отрывать взгляд от зоны наблюдения, что бы ни увидел. В данном случае я допустил нарушение инструкции. Ушла. Закрыла дверь. Снова ожидание. Час тридцать… сорок… пятьдесят. В ход пошел неприкосновенный резервный час. Он что, вообще в туалет не ходит? В принципе?

Вновь открылась дверь. Ну наконец-то! В невеликий объем туалета ввалилась массивная туша третьего претендента на смерть. Отдуваясь и ворча, он расстегнул штаны и опустил седалище на хрупкий фаянс унитаза.

— Уф-ф!

Авторитет пыхтел, пыжился и обливался потом.

— Ну, ты скоро? — кричала из-за двери, судя по обращению, супруга.

— Счас. Еще попытаюсь. Счас.

Мне стало жаль страдающего запором преступного вожака, и я достал из сумки небольшой, внешне похожий на аэрозольный, баллончик. На нем для маскировки даже было написано что-то вроде «Дезодорант для ног. Не распылять вблизи огня, не давать детям» и пр… Но это был не дезодорант. И предназначался он не для ног.

— 0-о-ох, — охал, стонал и проклинал судьбу пищеварительный страдалец. Ну, потерпи еще. Немножко осталось!

Я присоединил баллон к свободному патрубку и открыл вентиль. Смертельный даже в малых дозах газ с шипением вырвался в трубку и по ней потек вниз, к расположенному тремя этажами ниже туалету.

Я видел, как вначале вздрогнул, а потом сразу обмяк сидящий на унитазе человек. Проблема кишечной непроходимости его больше не волновала.

— Ты скоро? Я не буду ждать! — возмущалась, кричала, негодовала не ведающая, что творит, жена. — Ты слышишь? Слышишь?!

Он не слышал. Его уже не было в туалете, в квартире, на земле. Его легкая, не ведающая запоров душа выпорхнула из тучного тела и вознеслась, возможно, через ту же отдушину, откуда поступил газ.

Я вытянул видеощуп, смотал его на бобину, упаковал в чехол. Отверстие в вентиляционной шахте я заткнул и затер специально подобранной под окружающий колер замазкой.