У убийц блестят глаза - Гамильтон Дональд - Страница 24

• Предыдущая
• 24/43
• Следующая

– По-моему, вы немного старомодны и даже смешны. Я рискну, если вы рискнете.

– Для меня нет риска, Испанка. Я – не девственник. При этих словах она издала приглушенное восклицание, а я оглядел ее в упор оценивающим суровым взглядом, чтобы подкрепить последнее признание. Нина была без шапки, и снег падал и оседал на волосах. Тяжелая одежда придавала ей вид медвежонка, она выглядела очень мило, практично и надежно.

Я всегда могу многое сказать о девушке, глядя на ее джинсы и манеру их носить. Во-первых, впечатление от размера и состояния. Если они велики, хрустят новизной, она неженка. Если мягкие, линялые и обтягивают как перчатка, она или соблазнительница, или сопливая девчушка, которая старается изо всех сил выглядеть таковой. Во-вторых, надо смотреть, какой длины джинсы и подворачивает ли она их. Подворачивает до икр или еще выше – лучше оставить ее дома и не брать в поход. Она будет просто угрозой для всех в лагере. Если длина доходит до лодыжек, но все равно джинсы подвернуты, можете рискнуть и проявить милосердие. По крайней мере, она знает, что штаны должны защищать голени от колючек кактусов и кустов. Но если джинсы сидят ловко, не в обтяжку и не как трико для танцев, если они просто доходят до лодыжек без всяких подворотов – вот тогда все в порядке. Она – явно не новичок в лесу и усвоила, что подвернутые брюки собирают мусор и всякую дрянь, могут за что-то зацепиться в трудном месте в трудный час, что чревато переломом ноги. Нина Расмуссен носила джинсы удобные, без всяких подворотов и вызывающего кокетства.

– Вы не должны так говорить, – спокойно отреагировала она.

– Нет, должен. Или что-то в этом роде, но убедительно грубое. Иначе вы можете подумать, что я представляю собой тип преданного супруга, разыскивающего свою жену, как Галахад Святой Грааль. Итак, мы едем искать вашего брата или возвращаемся в Санта-Фе?

Она засмеялась:

– Мы едем дальше, доктор Грегори. И я попытаюсь не переходить границ, чтобы не будить в вас зверя. Если нам придется переночевать вместе.

Я ухмыльнулся, и мы вернулись в машину. Проехав примерно еще час, сократили расстояние на десять миль. Мне еще никогда не приходилось так туго за рулем. Рана на спине делала мою задачу очень болезненной. Снег валил не переставая, и дорога становилась хуже и хуже, теперь все вокруг было ровного белого цвета. Снег припорошил все ямы, и длинное приземистое туловище “понтиака” то и дело стучало задом по колдобинам. Не знаю, что за идиот сконструировал заднюю часть, выпирающую на шесть футов от колес. Во второй час пути мы проехали еще семь миль. По дороге увидели лесопилку, но вокруг не было ни души, на некотором расстоянии виднелся дом-ранчо. Теперь дорога не имела ограждения, исчезли столбы телефонной связи и электропередачи. Вокруг простиралось ровное белое пространство, на котором выступали плоские горы, виднелись тут и там пятна вечнозеленой растительности и валуны, на которых снег не удерживался.

– Вы узнаете место в этом хаосе, когда мы до него доберемся?

– Надеюсь, что узнаю.

– Есть там хоть какое-то укрытие?

Она кивнула:

– Есть старая хижина. Теперь поезжайте помедленнее, кажется, сейчас надо свернуть. Сколько миль по спидометру мы уже проехали?

– Осталось примерно шесть миль, исходя из ваших подсчетов. – Я по своей привычке заметил показания прибора, когда мы съехали с главной дороги.

– Мы должны свернуть где-то здесь. Поезжайте направо к тому каньону.

– Сначала давайте выйдем, надо осмотреться. Я остановил машину посреди дороги, таким образом было больше уверенности, что я смогу тронуться с места. Боковая дорога шла через пересохший водоем. Мы подошли по снегу к кульверту, водопропускной трубе.

– Какая-то машина проехала туда с цепями на колесах и все еще не выехала. А может быть, находилась там и уехала, когда пошел снег. Джип с цепями тоже проехал туда, но выехал обратно. Мы с ним чуть-чуть разминулись – следы совсем свежие.

Мы обменялись взглядами и быстро пошли обратно к машине. Я проехал через кульверт, при этом так сильно ударившись о него задом автомобиля, что встревожился и решил при следующей остановке осмотреть выхлопную трубу. Теперь дорога резко пошла вверх, автомат переключил скорости, и вскоре стены каньона нависли над нами. Мы прогремели колесами через бревенчатый мостик над широким ручьем, вода внизу была прозрачно-коричневой, струясь между камней, покрытых снегом и льдом. На той стороне виднелась лесная дорога.

– Это старая просека, а в ручье водится много форели.

– Я когда-то рыбачил, в детстве. Потом на охоту и рыбалку не стало хватать времени, и я выбрал охоту. Пришлось забросить удочки.

– Сколько еще нам осталось?

– Четыре с половиной по вашим расчетам.

– Если джип оттуда выехал, почему мы его не встретили на дороге?

– Он уехал на запад.

– Но если ехать в западном направлении, до главной дороги пятьдесят миль.

– На джипе это вполне под силу. На джипе можно все. За исключением разве занятий любовью. А может быть, и это возможно. Наверняка кто-то пробовал.

Она улыбнулась:

– Что-то у вас сегодня на уме один секс, доктор Грегори.

– А что плохого в сексе? Уж лучше думать о нем, чем о том, о чем думаете вы.

Она промолчала. Я не вписался слегка в крутой поворот, съехал с проложенной кем-то колеи и очутился передними колесами в глубоком снегу, при этом задние бесполезно прокручивались. После нескольких попыток мне удалось выбраться на колею. Мы проехали снова через мост, потом еще один и еще. В душе я радовался, что мы не первые сегодня едем по этим бревенчатым сооружениям, хотя моя машина, вероятно, была самой тяжелой.

Теперь начался сильный ветер. В каньоне это не страшно, но на открытом пространстве будет гораздо хуже, ведь предстоит провести здесь ночь. Время перевалило только за три часа, но уже начинало смеркаться. Нина молчала, хотя мы должны были уже приехать на место. Выехав из-за поворота, неожиданно для себя сразу увидели побитую старую машину, оставленную среди деревьев. Я нашел место, где можно развернуть “понтиак”, чтобы его нос смотрел вниз с горы. Вокруг не видно было ни души. Мы вышли из машины.

– Где хижина? – спросил я. Она показала наверх:

– Там, надо пройти через ольховник. Он, наверно... Нина вдруг нахмурилась и остановилась. Я одновременно с ней уловил звук работавшего двигателя. Увязая в снегу, мы побежали к чужой машине.

– Смотрите! – крикнула Нина.

Резиновый шланг от одной из сдвоенных выхлопных труб тянулся к заднему стеклу, приоткрытому ровно настолько, чтобы шланг пропустить внутрь. Все другие окна были закрыты. Я подбежал и рванул дверцу с правой стороны, волна удушливого газа ударила мне в лицо. В машине никого не оказалось. Левая дверца была не захлопнута, как будто кто-то вышел и оставил ее нараспашку, после чего она прикрылась под собственной тяжестью. На снегу виднелась широкая полоса, она вела в рощу. Там мы и нашли его лежащим под деревом.

Хижина – бревенчатая лачуга с покатой крышей – была поставлена на самом верху с таким расчетом, чтобы ее обошли весенние воды, которые обычно с ревом устремляются вниз в каньонах. Впрочем, такое случается и не только весной. В хижине имелись дверь, окошко, чугунная плита и встроенная койка. Дверь не запиралась, петли уцелели лишь частично, некоторые стекла в окне выбиты, но дыры были закрыты кровельным материалом. На койке валялись остатки соломенного матраса и, вероятно, бывшей постели. Плита покрылась ржавчиной, но выглядела вполне работоспособной, и это было главным и единственным, что имело сейчас значение, раз стены стояли и крыша не рухнула. Мы втащили юношу внутрь и положили на пол. Нина сняла с себя куртку, встала на колени, накрыла брата.

– Вы потом за ним присмотрите. Он дышит, и это все, что на данный момент нам надо знать. Бегите в машину, возьмите его вещи, все одеяла и спальники – сколько можете принести. Потом разденьте его догола, надо снять всю промокшую одежду, и заверните его в одеяла, а я пока попытаюсь разжечь огонь.

• Предыдущая
• 24/43
• Следующая