Развод. Между нами только ненависть (СИ) - Арская Арина - Страница 1

— Рот закрой! — гаркает на меня Марк. — Не смей на меня орать при сыне!

Я оглядываюсь на лестницу, на которой застыл наш пятнадцатилетний сын Дима с планшетом в руках.

— А, может, твоему сыну тоже будет полезно знать, что у тебя шалава завелась?!

Глаза Марка вспыхивают дикой яростью. Его лицо за долю секунду ожесточается в гримасу ненависти.

— Да, я знаю! — кричу я еще громче.

— Я тебе в третий раз повторять не буду, — цедит Марк сквозь зубы и с угрозой щурится. — Не ори на меня при сыне.

Он не отпирается.

И в своей невозмутимости сейчас очень страшен: здоровенный мужик с предостережением прищуривается и смотрит исподлобья.

Его совершенно не волнует то, что я сегодня выяснила его грязный секрет. Нет. Его злит лишь то, что мои возмущенные крики услышал наш сын.

Меня это бесит, и мне все равно, что его взгляд требует заткнуться и не рыпаться.

Марк в принципе никогда не любил мои крики. Он всегда за то, чтобы женщина изъяснялась спокойно четко и только по делу, а эмоции ему мешают.

— Ты совсем охамел?!

А я имею право кричать. Тридцать лет брака! Две дочери и выстраданный в тридцать пять сынок, а мой муж завел себе на стороне другую женщину, с которой его спалила моя подруга.

— Это ты?! — сую под нос смартфон с фотографией, где он жадно и взасос целует грудастую шатенку под теплыми лучами солнца на парковке. — Ты?

— Я, — с тихой яростью отвечает он.

Я проваливаюсь в громкие оскорбления, после я толкаю Марка в его широкую грудь и получаю оглушительную пощечину. На долю секунды у меня все расплывается перед глазами.

— Я тебе сказал, — рычит мне в лицо, — не ори на меня при сыне. Или я неясно выражаюсь, м?

Замираю с широко распахнутыми глазами и открытым ртом, прижав ладонь к щеке.

— Ты меня ударил…

— Зато не орешь, — чеканит мне в лицо, а после разворачивается и шагает в гостиную, кинув короткое полупальто на высокую консоль у стены. — И да, мы разводимся.

— Ты меня ударил при сыне… — в ужасе шепчу я.

— Никогда не позволяй женщинам повышать на себя голос, — Марк резко разворачивается в сторону лестницы и поднимает мрачный взгляд на сына. — Предупреди один раз, чтобы он замолкла, — щурится, — предупреди второй раз, а затем легонько приведи истеричку в чувство. Особенно тогда, когда она сама пытается прыгать на тебя, как ошалевшая болонка. Не позволяй ни одной бабе верещать на тебя. Не может спокойно вести диалог, то пусть молчит.

Я в растерянности медленно моргаю.

— Это самый главный урок для любого мужчины, сына, — Марк усмехается, — когда ты влюблен, когда твоя избранница молодая и милая, ты прощаешь ей многое. Позволяешь ей много. Терпишь многое.

— Ты меня ударил…

Марк оглядывается на меня и одаривает презрителной усмешкой:

— У нас с тобой состоится серьезный разговор, когда ты успокоишься. Как принято?

Я была настроена на скандал, но Марк резко и жестоко осадил меня. Он не считает себя виноватым и не намерен терпеть мои крики.

Они ему противны.

— И чтобы он состоялся с тобой рациональный разговор, то вот тебе следующие, — высокомерно хмыкает, — важные тезисы. Во-первых, да, у меня есть другая женщина. Во-вторых, развод я планировал. В-третьих, разойдемся мы тихо и спокойно. Это и в твоих интересах.

Вновь скалится в хищной самодовольной улыбке:

— Ты все уяснила?

Чувствую себя дурой.

Марк сейчас настолько уверен в своей наглости, что я начинаю думать о своей невменяемости.

И ко всему прочему чувствую стыд за свои крики перед сыном. Действительно, ему не стоило слышать моих криков. У нас с ним и так в последнее время не ладится. У него такой сложный возраст, когда мальчик отстраняется от мамы, и она начинает бесить его строгостью, разговорами и требованиями учить уроки.

Как Марку в очередной раз удалось выставить меня идиоткой?

— Да, вот так, Олечка, — Марк улыбается, — поменьше говори и побольше думай.

Скрывается в гостиной, ослабляя узел галстука.

— Я пойду к себе в комнату, — заявляет Дима и, попятившись, поднимается на две ступеньки.

— Собери вещи на первое время, — судорожно шепчу я.

— Если тебе надо, ты и уходи, — доносится до меня гневный низкий голос Марка. — Дмитрий останется дома. Ты его не втягивай в свою великую драму.

— Не слушай его, — подхожу к лестнице. — Нам нельзя оставаться здесь. Поедем к бабушке…

— Я пойду к себе, — Дима хмурится разворачивается и поднимается на второй этаж.

Я прижимаю ладонь ко лбу, на котором выступила холодная испарина.

Ничего не понимаю.

Я в своем гневе права. Это не меня сняли на видео, как я целуюсь с любовником и как я позволяю ему мацать мою задницу.

Сын должен быть на моей стороне. Особенно после того, как на его глазах Марк залепил пощечину.

Да, пощечина не была сильной и жестокой, но унизительной, а для Димы это не стало шоком.

Он просто решил уйти в свою комнату.

Мальчики в пятнадцать лет все же должны вставать на защиту любимой мамы, а не молча уходить, когда прозвучала новость об изменах отца.

Мозг прогрызает скользкая и противная мысль.

Неужели наш сын знал о любовнице Марка? Он поэтому не был удивлен?

— Дима! — я поднимаюсь на несколько ступеней.

Под волной слабости хватаюсь за перила. Голова кружится.

— Дима!

Это лишь кошмарный сон. Я крепко зажмуриваюсь, а после резко распахиваю глаза в надежде, что я сейчас проснусь, но я все также стою на лестнице, крепко сжав перила двумя руками.

Я торопливо поднимаюсь и шагаю в сторону комнаты сына. Озноб ползет между лопаток.

Нет, я ошибаюсь.

Решительно распахиваю дверь

— Мам, а постучать? — Дима возмущенно стягивает наушники с головы.

— Ты знал? — сжимаю ручку двери до боли в пальцах. — Знал о другой женщине отца?

— Ты знал? — повторяю я тихий развод.

Дима закатывает глаза и вновь смотрит в экран планшета.

— Ответь мне, пожалуйста.

Я и так понимаю, что Дима все прекрасно знал об отце и его связи с другой женщиной.

— Почему ты не сказал?

Я едва стою на ногах, поэтому приваливаюсь к косяку плечом, чтобы найти опору, а иначе я упада сейчас.

— Мам, я занят.

— Играми занят?

Зло смотрит на меня и поджимает губы. Прищуривается в точности как его отец, и меня это зловещее сходство между сыном и отцом пугает до холодных мурашек.

— И что бы ты сделала? — он вскидывает бровь. — Покричала и развелась? Да? И пофиг, что ты уже старая.

Вновь сердито утыкается в планшет, а у меня глотку перехватывает спазм слез и по рукам прокатывается липка слабость.

В груди — горячо.

Больно слышать от сына, что я старая. Прижимаю дрожащие пальцы к щеке, по которой бежит соленая едкая слеза:

— За что ты так со мной.

— Достала!

Он вскакивает с кровати, отбрасывает планшет на подушку и резким размашисты шагом идет ко мне.

Я даже пугаюсь, потому что он пусть и мой сын, но уже совсем не крошка-мальчик. У него порода отца. Он уже высокий крепкий подросток с силой, которой может позавидовать взрослый мужчина.

Я под вспышкой страха отступаю.

— В следующий раз стучи! — громкой приказывает он и захлопывает перед моим носом дверь.

Я вздрагиваю.

Около минуты стою в шоке, и в который раз чувствую себя дурой-истеричкой.

— Ты не должен так с мамой говорить… — тихо и растерянно отзываюсь.

— Надоела! Я же сказал, я занят! — рявкает Дима из-за закрытой двери. — И не пойду я с тобой никуда! Останусь тут!

Я должна собраться с мыслями и понять, как быть дальше. В моей голове существует только один сценарий: я скандалю с Марком, объявляю ему о разводе, а после с сыном ухожу, но реальность оказалась куда сложнее.