Палач и Черная птичка (ЛП) - Уивер Бринн - Страница 1

Книга в серии: 1 (про разных героев)

Переводчик: Татьяна Н.

Редактор: Оля Л.

• от друзей к возлюбленным

• она угрюмая/он милый

• одна кровать

• slow burn 

• он влюбляется первым (и сильно!)

• вынужденная близость

• дружеское соперничество

• курортный роман (необычный отпуск)

• тронь её/его и УМРЕШЬ, жестокой и ужасной смертью 

Несмотря на то, что «Палач и черная птичка» — мрачная романтическая комедия и, надеюсь, заставит вас посмеяться над безумием, она все равно мрачная! Пожалуйста, читайте с ответственностью.

✦ Глазные яблоки и глазницы

✦ Любительская хирургия

✦ Украшения из кожи

✦ Бензопилы, топоры, ножи, скальпели — много острых предметов

✦ Непреднамеренный каннибализм (А может, и нет?)

✦ Сомнительное использование мумифицированного тела¹

✦ Слуга-мужчина, подвергшийся лоботомии

✦ Неразумное использование кухонных принадлежностей

✦ Извините за печенье и сливочное мороженое (хотя, не извиняйте)

✦ Подробные сексуальные сцены, которые включают в себя (но не ограничиваются ими) разогрев члена, грубый секс, кинк на похвалу, анал, игрушки для взрослых, удушение, плевки, моменты доминант/саба, пирсинг гениталий

✦ Ссылки на родительскую безнадзорность и жестокое обращение с детьми

✦ Потеря родителей (не изображена)

✦ Упоминания о сексуальном насилии над детьми (не в деталях)

✦ Это книга о серийных убийцах, так что в ней есть убийства и хаос

~

Для тех из вас, кто прочитал предупреждения о триггерах и сказал:

«Непреднамеренный каннибализм?! Это по мне!»

Это для тебя.

От переводчика: Перевод содержит нецензурную лексику. Никаких звезд*чек и «черт». Только хардкор.

«Этот урок говорит о том, что, в конце концов, мы можем обрести покой в нашей человеческой жизни, только приняв волю Вселенной».

— Стивен Кинг, Кладбище домашних животных

СЛОАН

Быть киллершей, которая убивает серийных убийц, — отличное хобби…

Пока не оказываешься запертой в клетке.

На тря дня.

С мертвым телом.

Летом в Луизиане.

Без кондиционера.

Я свирепо смотрю на изъеденный мухами труп, лежащий за запертой дверью моей клетки. Пуговицы рубашки Альберта Бриско натягиваются на его вздувшемся серо-зеленом животе, который шевелится, тонкая кожа кишит личинками, которые прогрызают плоть. Вонь разложения, жужжание насекомых, запах дерьма и мочи… Все это чертовски отвратительно. Я не брезглива. Но у меня есть стандарты. Я предпочитаю, чтобы мои трупы были свежими. Я просто беру свои трофеи, делаю все дела и ухожу, а не слоняюсь без дела и смотрю, как они разлагаются.

Словно по сигналу, раздается тихий рвущийся звук, как будто рвется мокрая бумага.

— Нет…

Я почти слышу Альберта из могилы: Да.

— О, нет, нет, нет…

Да. Это тебе за то, что убила меня, тупая сука.

Кожа лопается, и наружу вываливается белая масса личинок, похожих на макароны «Орзо». Затем некоторые личинки ползут ко мне с ледяной скоростью, ища тихое местечко, чтобы завершить следующий этап своего жизненного цикла.

— Иисус долбанный христос, — я ползу задницей по грязному каменному полу своей клетки, чтобы свернуться калачиком. Прижимаю лоб к коленям до тех пор, пока не начинает болеть голова. Я напеваю в надежде заглушить звуки, которые внезапно стали слишком громкими вокруг. Моя мелодия становится все громче и громче, пока потрескавшиеся губы не начинают произносить непонятные слова. Никто здесь не сможет полюбить или понять меня… Черная птичка, пока, пока… Я напеваю до тех пор, пока слова не исчезают, и мелодия тоже.

— Я отрекаюсь от своих греховных поступков, — говорю я после того, как песня затихает среди пылинок и жужжания насекомых.

— Позор. Держу пари, мне бы понравились твои грехи.

Я вздрагиваю при звуке глубокого, ровного мужского голоса, в котором слышен слабый ирландский акцент, согревающий каждое слово. Мои проклятия прорезают влажный воздух, когда я ударяюсь головой о железную перекладину клетки, ползу подальше от человека, неторопливо входящего в тонкую полоску света из узкого окна, стекло которого замазано пометом от насекомых.

— Похоже, ты попала в затруднительное положение, — говорит он. Кривая усмешка скользит по его лицу, остальные черты скрыты в тени. Он делает несколько шагов по комнате, глядя на труп, наклоняясь, чтобы рассмотреть его поближе. — Как тебя зовут?

Я уже третий день не пью кофе. Никакой еды. Мой желудок, наверное, взорвался и засосал другие органы в пустоту. Громкий хор отчаянно голодных внутренних монологов пытается убедить меня, что на самом деле это макарошки ползут ко мне, и они вполне съедобны.

Я не могу справиться с этим дерьмом.

— Не думаю, что он тебе ответит, — говорю я.

Мужчина хихикает.

— Еще бы. В любом случае, я уже знаю, кто он. Альберт Бриско, «Зверь из Байо», — взгляд мужчины задерживается на трупе на долгое мгновение, прежде чем он переключает свое внимание на меня. — Но кто ты такая?

Я не отвечаю, сижу неподвижно, пока мужчина осторожными, размеренными шагами огибает угол клетки, чтобы получше разглядеть меня там, где я прячусь в тени. Когда он подходит настолько близко, насколько позволяют прутья, то приседает. Я пытаюсь спрятаться за своими спутанными волосами и скрюченными конечностями, показывая ему только глаза.

И поскольку мне не везет больше всех, он, конечно, сногсшибателен.

Короткие каштановые волосы, искусно растрепанные. Резкие черты лица, но не суровые. Хитрая улыбка с идеальными зубами и прямым шрамом, пересекающим верхнюю губу. А губы, кстати, слишком привлекательны, нижняя немного пухлее верхней, насколько я вижу. Я не должна думать о том, как бы мне хотелось укусить их. Нисколько.

Но думаю.

А я, наоборот, чертовски отвратительна.

Собранные в узел волосы. Испачканная, окровавленная одежда. Самый ужасный запах, ни у кого в жизни так не воняло изо рта.

— Ты не во вкусе Альберта, — говорит он.

— Что ты знаешь о его вкусе?

— Ты слишком молода для него.

Он прав. Не то чтобы я взрослая, мне всего двадцать три. Но этот парень знает, что я не подхожу Альберту.

— И откуда тебе это известно?

Взгляд мужчины скользит по трупу, и слабое выражение отвращения пробегает по его затененному лицу.

— Это моя работа, — он еще раз смотрит на меня и улыбается. — И предполагаю, твоя тоже, раз у него охотничий нож в горле. Дамасская сталь ручной работы. Где ты его взяла?

Я вздыхаю. Мой взгляд задерживается на трупе и моем любимом ноже, я прижимаюсь щеками к подтянутым коленям.

— На «Этси²».

Парень хихикает, и я подбираю маленький камешек в своем вольере, просто чтобы бросить его на пол.

— Я Роуэн, — говорит он, протягивая руку в клетку. Я смотрю на нее и бросаю еще один камешек, и хотя не делаю никакого движения, чтобы принять его жест, он все еще держит руку поднятой в мою сторону. — Возможно, ты знаешь меня как бостонского палача.

Я отрицательно качаю головой.

— Массовый резник…?

Снова качаю головой.

— Призрак восточного побережья…?