Гибель Гражданина - Гамильтон Дональд - Страница 27
- Предыдущая
- 27/31
- Следующая
- Три сорок, мистер, - объявил служащий. - Масло и вода в порядке. Хорошая у вас машина. И зачем только люди покупают паршивые заграничные модели, если есть великолепные свои?
О вкусах, пожалуй, не спорят. Я уплатил, забрался в автомобиль, припомнил, что стартер, непонятно почему, запускается ключом зажигания, правый ряд кнопок управляет обогревом, а левый - переключением скоростей. Включать вторую передачу, выискивая на приборной панели маленькую белую кнопку, - идиотская выдумка! Очевидно, я старомоден. Перед глазами зажглось множество разноцветных лампочек, но амперметра не было, давление масла хранилось в тайне, а о тахометре не приходилось и мечтать. Я повернул ключ, надавил кнопку номер один, тронул педаль газа.
Машина требовала привычки, она виляла, вздрагивала, но в конце концов побежала по шоссе прямо. Стрелка спидометра дошла до сорока пяти миль, я вытянул руку и нажал кнопку два. Где-то притаилось хитрое устройство, автоматически меняющее скорость. Но я привередлив и люблю орудовать передачами собственноручно. Стрелка подскочила к восьмидесяти, а зверюга еще только разгонялась. Я ударил по кнопке три и со свистом превысил сто миль: теперь к завыванию ветра присоединился низкий рев пары четырехствольных карбюраторов, поглощавших воздух...
Чертовская машина! Не только могучий двигатель - нынче у всякого под капотом могучий двигатель, - но какая устойчивость! В крикливую упаковку, сотворенную безмозглыми дизайнерами, славная команда инженеров поместила настоящую, надежную вещь. Я размышлял, как бы продать лимузин, а потом обзавестись подобным автомобилем. Возьму представителя фирмы на мушку и потребую поставить рычаг вместо кнопок...
Мысли блуждали, я мчался вперед. Обдумывать ничего не требовалось. Все было уже продумано, все решено. Следовало как раз не думать, пока не придет время.
До Ла Хунты, название которой произносят на испанский лад, оставалось около двухсот миль. Я шел с опережением графика; нашел открытое кафе, проглотил кусок сырого яблочного пирога и промыл горло чашкой кофе. Затем повернул на юго-запад, к Тринидаду и Ратону. Досадно ехать этой дорогой в темноте, упуская чудесное мгновение, когда над кромкой равнины возникают заснеженные пики Скалистых Гор. Средь бела дня, если постараться, можно даже представить, какими глазами глядели на них первопроходцы, проскитавшиеся в прериях месяца два.
Я не думал ни о Бетси, ни о Бет, ни о Лорисе, ни о Тине, ни о Маке. Я просто гнал машину, слушая рев мотора, вой ветра, шелест шин, делая сотню миль в час, когда позволяла дорога - на плоской равнине это позволялось почти везде. Однако за Тринидадом шоссе потянулось в горы, к перевалу Ратон, к моему штату Нью-Мексико. Обладая столькими лошадиными силами, ехать вверх было припеваючи; вот спускаться было куда сложнее, тормозами пришлось пользоваться вовсю. Они разогрелись и ослабли. Я и не пытался тормозить передачей - только сама кнопочная трансмиссия ведала, какую нагрузку может выдержать. К тому же у нее имелись собственные понятия о быстроте включения, изрядно отличавшиеся от моих.
На равнине запах паленых тормозных прокладок постепенно улетучился. На развилке у города Ратон я повернул влево, к Лас-Вегасу. Да-да, в Нью-Мексико имеется собственный Лас-Вегас. Там я выпил еще одну чашку кофе и уплел яичницу с ветчиной. Чуть попозже небо на востоке начало светлеть. Ведя фургон, я приехал бы в город около десяти утра, как и предупредил Бет. На "плимуте" доберусь не позднее шести и получу достаточно времени для намеченных приготовлений...
Рассуждая в этом духе, я только чудом не рухнул в пропасть у перевала Глорьета, за пятьдесят миль от дома. Проходя поворот на большой скорости, у "плимута" внезапно отказали тормоза - ни дать ни взять, роликовый конек. Другая машина слетела бы на самое дно каньона, однако моя с визгом вышла из чудовищного заноса, хотя и перегородила при этом всю дорогу. К счастью, за поворотом никто не ехал навстречу. После этого на горном шоссе я работал только на второй передаче, осторожно пользовался компрессией - и вообще правил куда осмотрительнее. Спешить было незачем.
Я въехал в город по узкому проселку, а не по магистрали, чтобы ускользнуть от возможного наблюдения. Первая повстречавшаяся бензоколонка стояла закрытой, но рядом находился телефон. Я остановился - тормоза достаточно остыли и могли изредка приходить в действие, - с трудом разогнувшись, вышел и позвонил по номеру, данному Маком.
Трубку сняли.
- Алло? - сказал я. - Экспресс "Додж-Сити - Санта-Фе" прибыл на третью колею!
- Что? - спросил парень. Чувство юмора у некоторых людей отсутствует. - Мистер Хелм?
- Он самый.
- Объект по-прежнему в номере отеля "Де Кастро". - У собеседника были деловитая, отрывистая манера говорить и восточный акцент. - С ним женщина.
- Какая?
- Не по нашей части. Он подобрал ее в баре. Что вы намерены делать?
- Покараулю в холле, пока не выйдет.
- Разумно ли это?
- Поглядим - увидим. Наблюдения не снимайте, а то, чего доброго, ускользнет черным ходом.
- Я приду сам, - ответил голос. - У телефона останется человек, на случай, если у вас будет нужда в срочной связи, он любое сообщение передаст прямо мне.
- Прекрасно, - сказал я. - Благодарю. Я повесил трубку, вынул еще дайм и позвонил опять. Бет ответила почти сразу. Если она вообще спала, то, разумеется, не слишком крепко.
- С добрым утром.
- Мэтт? Где ты?
- В Ратоне, - сказал я. Разговор могли подслушать. - В горах вышла маленькая авария, полетела подвеска - я слишком быстро ехал. Удалось добудиться одного парня и позаимствовать "плимут". Повешу трубку и немедленно тронусь. - "Плимут" получал оправдание, коль скоро меня заметят. Оправдание получили также любые непредвиденные задержки. - Что нового? Были свежие инструкции?
- Еще нет.
- Спала?
- Чуть-чуть. Разве я могла спать?
- Тогда нас двое. Хорошо. Если позвонит, скажи ей, что я немного запаздываю, объясни почему.
- Ей? - только и спросила Бет.
- Теперь позвонит женщина, - ответил я, уповая на правоту собственных слов.
Глава 27
Это была мексиканка: темноволосая, чувственная, но чуть перезрелая, ибо латинская раса рано теряет свежесть. Мексиканку обтягивали маленький серый жакет из нейлоновой шерсти, надетый поверх желтого свитера, и серая юбка, отделанная у подола хитрым плетением. Если подобные девицы обзаводятся узкими юбками (что случается нечасто), юбки всегда слишком длинны; и, странным образом, чем девица продажнее, тем юбка длиннее. Казалось бы, полагается наоборот.
Сия девица расфуфырилась в пух и прах. Она пересекла холл гостиницы, щелкая высокими каблуками, и вышла на освещенную утренним солнцем улицу. Затем появился незнакомец и купил газету у табачной стойки. Отрывистый голос этого парня я слышал недавно в телефонной трубке. Незнакомец прошествовал мимо, направляясь в кафе: умеренно высокий, хорошо сложенный субъект в сером костюме - на мой вкус чересчур молодой, красивый, слишком уж чисто выбритый. Воплощение современного полицейского офицера, хорошо обученного математике, стрельбе и дзюдо. Он казался в состоянии скрутить меня одной рукой, а другой в это время прикуривать - да возможности такой никогда не получил бы: слишком славным выглядел мальчиком. Я чуял, что с ним еще доведется хлебнуть горя.
Он прошел, не глядя на меня, только чуть заметно кивнул, давая понять, что девица та самая и, раз она убралась, могут начаться приключения. Не худо бы. Я просидел в холле уже полтора часа.
Парень едва успел миновать меня, когда объявился Лорис - на площадке маленькой лестницы, уводившей в глубь отеля. Он зевал. Ему следовало побриться, но с моей щетиной придираться к чужой внешности было бы грешно. Я, было, и запамятовал, какой это великан. Он стоял там, наверху, - чудовищно большой, красивый - на бычий манер. Отель просто кишел молодыми красивыми людьми. Я почувствовал себя старым, как вознесенные над городом вершины Сангре де Кристо, уродливым, точно адобовая кладка, злобным, словно гремучая змея. Со вчерашнего утра - четыреста миль на "шевроле", потом еще пятьсот - на "плимуте"... Впрочем, какая разница? Утомление лишь анестезировало мою совесть, ежели таковая наличествовала, но это было маловероятно. Когда-то Мак на славу потрудился, чтобы ее не стало. Совесть, говаривал он, - досадная помеха в нашем деле.
- Предыдущая
- 27/31
- Следующая