Гибель Гражданина - Гамильтон Дональд - Страница 25

• Предыдущая
• 25/31
• Следующая

- Я об этом не знал. Наверное, потихоньку сняла с убитой. - Я скривился: - Пари держу, никто серьезно не пострадал. С ножом у нее дружба прохладная.

- Одному из людей Денисона кладут стежки на физиономию, но рану не назовешь тяжелой. На физиономии второго оказалась вот эта пелерина. Пока он выпутывался, Тина исчезла. На сей раз, выходит, ничья. По крайности, ты жив и способен давать показания.

Я уставился на Мака. Мак безмолвствовал. Я задал вопрос, которого он ждал:

- Что значит... на сей раз?

- О, - сказал Мак, - она уже проделывала такие шутки, выполняя мои приказы. Но прочих лопухов покидала мертвыми. - С минуту он глядел на меня. - Тина разыскивала всех наших старых сотрудников, Эрик, - тех, работавших во время войны. Изумления достойно, сколькие созрели для небольшого приключения, даже добропорядочные отцы семейств. Распознав схему, я выслал оперативников предупредить каждую возможную жертву - да Эррера не успела вовремя.

Последовало короткое молчание.

- Тину следует отыскать и остановить. Она достаточно навредила. Отыщи и останови. Навсегда.

Я заплатил по счету, и женщина за окошечком гостиничной кассы произнесла с приятной улыбкой:

"Приезжайте еще, мистер Хелм".

Не знаю, зачем я требовался им снова после вчерашнего побоища, да и сама она вряд ли знала: но эта фраза на Юго-Западе стала у служащих дежурной. Въезжаешь ли пять раз на дню или вообще не собираешься возвращаться - все равно получаешь приглашение.

К северу от Сан-Антонио тянутся бесплатные дороги - во всяком случае, калифорнийцы зовут подобные дороги "бесплатными", а в Техасе они, возможно, именуются иначе. Машина бежала ровно и привольно, времени для раздумий хватало. Думал я в основном о выражении лица, которое состроил Мак, услышав, куда я послал его. На мгновение он даже утратил свой любезный, улыбчивый, мирный вид. Не слишком-то я и полагался на этот вид.

Поделать Мак не мог ничего - разве только вызвать Денисона и арестовать меня, а это было не в его духе. Он огорчился, рассказал, как найти его, если передумаю, и вышел, крадучись и оставив на кровати норковую пелеринку. Сейчас она лежала в фургоне, а я мчался на север по четырнадцатому шоссе. Шоссе, по моим расчетам, примерно соответствовало направлению старинной тропы Шони Трэйл, ведшей на Канзас... Выходило, я не вполне избавился от Тины - и коль скоро вы полагаете, что Мак позабыл пелеринку случайно, то не знаете Мака. Он всучил мне Тинину вещь, будучи справедливо уверен в том, что я не продам, не сожгу, не выкину ее вон. Избавиться от норок можно было одним-единственным путем и, хотя планы Мака выглядели зыбко (ведь я понятия не имел, куда бежала Тина, и Мак этого не знал), сомневаться не приходилось: ежели мы встретимся, Мак и его люди не окажутся слишком далеко.

Что ж, это было его печалью - или Тининой. Хочет вернуть свои меха - пускай приходит и берет. Хочет поймать Тину - пускай приходит и ловит. Я не мальчик на посылках и не легавый пес - ни для Тины, ни, для Мака. Порезвился, вспомнил задиристое, лихое военное прошлое - и, в сущности, оскандалился. Пора снова становиться мирным странствующим писателем, любящим отцом, преданным мужем - хотя над последним еще придется поработать после всего приключившегося.

Я свернул с бетона и поехал на север по узким, извилистым проселочным дорогам, чтобы лучше почувствовать дух местности. Заночевал в фургоне. Утром пошел сильный дождь. Если предполагаемый соглядатай следовал за мной не на джипе, то повеселился он от души. Местами "шевроле", невзирая на специальные шины и четырехступенчатую передачу, едва ухитрялся преодолеть потоки грязи. Не беда. Править вездеходным грузовиком хорошо: колеса не слетят, когда под ними окажется не слишком сухая и ровная дорога.

Я пересекал реки, чьи имена звенели великой историей Запада: Тринити, Колорадо, Брасос, Ред Ривер. Небо прояснилось. Изводя фотопленку погонными ярдами, я миновал Оклахому и проник в юго-восточную область Канзаса. В начале века здесь обнаружили цинк и свинец, перекопали весь край, усеяли его громадными темными терриконами у ныне заброшенных, разрушающихся шахт - зловещий пейзаж и создает чертовские трудности для писателя, пытающегося вообразить, как выглядела местность перед нашествием рудокопов.

Пора было, выполнив основную задачу, пробираться на запад. Или прямо домой - да только уверенности, что домой хочется, не ощущалось. И если ехать домой, что говорить Бет? Вы думаете, я медлил, изобретая оправдания непростительным поступкам? Пускай так, но обидно же, право, добраться почти до самых Абилена, Эллсуорта, Хэйза, Додж-Сити - старых буйных скотоводческих городов - и не взглянуть на них.

Абилен не стоил истраченного времени. Горожане и знать не желали о своем ковбойском прошлом. Президентом Эйзенхауэром гордились, по-видимому, куда больше, нежели Диким Биллом Хикоком. Как автор вестернов я этого понять не могу. Эдлсуорт оказался сонным степным городком, расположенным у большой железной дороги. Хэйза достичь не удалось, ибо смеркалось, да и слишком надо было забирать к северу. Я правил на юг и запад и, когда смеркалось, въехал в Додж-Сити. Пришло время принять ванну и выспаться в настоящей кровати; я остановился в первом же приличном мотеле, почистился и отправился поесть в город. Додж-Сити впадал в противоположную крайность: выглядел историческим музеем. Я покружил по темным улицам, прикидывая, куда бы пойти поутру.

В номере мотеля исступленно звонил телефон. Я никого не знал в этом городе, никто не знал, где я, - но телефон звонил. Тихонько притворив дверь, я поднял трубку.

- Мистер Хелм? - заговорил управляющий мотелем. - Вы только что въехали, я видел. Междугородный звонок из Санта-Фе, Нью-Мексико. Одну минутку.

Я сел на кровать и подождал. Услышал вызов оператора, сигнал, раздавшийся в пятистах милях, услышал голос Бет. Звук этого голоса навеял чувство вины и стыда. Можно же было позвонить из Сан-Ан-тонио, как обещал. Но пошлю мальчикам пару открыток. На открытке ничего существенного писать не принято.

- Мэтт?

- Да?

- Мэтт, - сказала она диким, беззвучным голосом, - Мэтт, Бетси исчезла! Прямо из манежика на крыльце, час назад, я готовила обед... И прежде чем вызвала полицию, этот человек, помнишь - у Даррелов, большой, неприятный, - Лорис, - позвонил и сказал, что девочка в безопасности, если... - Бет запнулась.

- Если что?

- Если ты согласен помочь. Он велел передать тебе... передать, что они ждут тебя с предложением. Сказал, ты все поймешь... О Мэтт, что это... что же делается?

Я положил трубку и посидел несколько минут, уставясь на безмолвный аппарат. Наверное, думал - только думать, ежели разобраться, было не о чем. Следующий ход выглядел очевидным. Лорис дал Бет подробные указания: не только, о чем говорить, но и еще отыскать. А проследить за моими эволюциями в последние два дня мог исключительно и единственно хвост. Этот хвост, безо всякого сомнения, пребывал неподалеку и смотрел, как я восприму телефонный звонок жены.

Приказывали спешить домой и получать дополнительные инструкции по прибытии. Выбирать не приходилось. От соглядатая ожидают доклада. Я даже позвонить, куда следовало, не мог: чем черт не шутит, а вдруг линию прослушивают? Нужно покорно и демонстративно выехать в указанном направлении, а хвост ринется к телефону и сообщит: первая ступень благополучно отвалилась, ракета выходит на рассчитанную орбиту.

Я поднялся, быстро упаковал вещи, побросал их в фургон, забрался в кабину. В пределах городской черты трудно было уследить, движется ли позади наблюдатель. Он оказался добросовестным работником, я приметил его в зеркале, едва лишь покатил по загородному шоссе. Попробуй не приметь! Он вел машину с четырьмя фарами, которые следовало бы запретить. Эти фары действуют в двух режимах: на первом - просто ослепляют (временно), а на втором (сущая конфетка) - испепеляют сетчатку и выжигают зрительный нерв, если шофер вовремя не притушит свои прожекторы, чего не делают почти никогда, особенно подлетая сзади.

• Предыдущая
• 25/31
• Следующая