Добывайки - Нортон Мэри - Страница 17

• Предыдущая
• 17/26
• Следующая

— Ну поймите, пожалуйста, поймите, — молила их Арриэтта, — я ста­ралась спасти нас всех от вымирания!

— Ну и слова она употребляет! — не без гордости сказала Хомили Поду, конечно, потихоньку от Арриэтты.

Но Под не слушал ее.

— Спасти нас! — сурово повторил он. — Вот как раз такие, как ты, дочка, которые делают все с бухты-барахты, без всякого уважения к тра­дициям, и погубят нас всех раз и навсегда. Неужели ты не понимаешь, что ты натворила?

Арриэтта встретила его укоризненный взгляд.

— Да, — запинаясь, проговорила она, — я… я… написала письмо единственным из добываек, кто остался в этих краях, и получила ответ. И теперь, — храбро продолжала она, — мы можем держаться все вместе…

— Держаться вместе! — сердито повторил Под. — Неужели ты дума­ешь, что Хендрири и его семейство вернутся и станут жить здесь? Или что мать переселится в барсучью нору за два поля отсюда, чтобы жить на открытом воздухе… без горячей воды…

— Никогда! — вскричала Хомили громким голосом, таким громким, что они оба обернулись и посмотрели на нее.

— Или воображаешь, что мать отправится через два поля и сад, — продолжал Под, — где полно ворон, и коров, и лошадей, и чего-чего там еще нет, чтобы выпить чашечку чая с твоей тетей Люпи, которую и рань­ше-то не очень жаловала? Погоди, — сказал он, увидев, что Арриэтта хо­чет его прервать, — но дело даже не в этом… дело совсем в другом, — он наклонился к ней, и в голосе его послышалась необычайная серьез­ность, — в том, что теперь мальчишка знает, где мы живем!

— Нет, не знает, — сказала Арриэтта. — Я ему не говорила. Я…

— Ты рассказала ему, — прервал ее Под, — о том, как в кухне лопнул котел и нас залило горячей водой, ты рассказала, как все наши пожитки снесло к решетке… — Он снова сел, сердито глядя на нее. — Тут только надо немного подумать, и сразу догадаешься, — сказал он. Арриэтта про­молчала, и Под продолжал: — Такого еще никогда не случалось, никогда, за всю долгую историю добываек. Их «видели» — да, их ловили — возмож­но, но ни один человек никогда не знал, где мы живем. Мы в очень большой опасности, Арриэтта, и навлекла ее на нас ты. И это факт!

— Ах, Под, — жалобно сказала Хомили. — Не пугай ребенка!

— Да, Хомили, — сказал Под мягче, — бедная моя старушка! Я никого не хочу пугать, но дело серьезное. Представь, я бы сказал тебе: собирайся, укладывай пожитки, нам надо сегодня же выбираться отсюда… Куда бы ты пошла?

— Только не к Хендрири, Под! — вскричала Хомили. —Только не ту­да! Я ни за что не уживусь в одной кухне с Люпи…

— Верно, — согласился Под, — не к Хендрири. И знаешь, почему? По­тому что, где он живет, мальчишка тоже знает!

— Ах, ах! — запричитала Хомили, окончательно впадая в отчаяние.

— Да, — продолжал Под, — парочка шустрых терьеров или хорошо натасканный хорек — и всему семейству Хендрири конец!

— Ах, Под! — воскликнула Хомили и снова задрожала. Мысль о том, что ей придется жить в старой барсучьей норе, была достаточно ужасна, но мысль о том, что даже там им нельзя укрыться, оказалась ужаснее во сто крат. — А я, пожалуй, сумела бы там в конце концов неплохо устроить­ся, — сказала она, — конечно, если бы мы жили отдельно от Люпи…

— Ну, теперь бесполезно об этом думать, — сказал Под и обернулся к Арриэтте. — Что пишет дядя Хендрири в этом письме?

— Да! — воскликнула Хомили. — Где его письмо?

— Из него не очень-то много узнаешь, — сказала Арриэтта, передавая им бумажку, — тут написано только: «Скажи своей тете Люпи, чтобы она вернулась домой».

— Что?! — воскликнула Хомили, глядя на перевернутое «вверх но­гами» письмо. — «Вернулась домой»? Что он хочет сказать этим?

— Видно, то, что Люпи отправилась к нам и с тех пор не возвращалась.

— Отправилась к нам? — повторила Хомили. — Но когда?

— Откуда мне знать, — сказал Под.

— Тут об этом не говорится, — сказала Арриэтта.

— Но это могло быть много недель назад.

— Вполне, — сказал Под. — Во всяком случае, достаточно давно, раз он захотел, чтобы она вернулась.

— Ах! — воскликнула Хомили. — А как же бедные малютки?

— Ну, малютки за эти годы порядочно подросли, – сказал Под.

— Верно, с ней что-нибудь случилось! — сказала Хомили.

— Да, ты права, — согласился Под. Он обернулся к Арриэтте. — Ви­дишь, что я имел в виду, девочка, когда говорил об этих полях?

— О Под, — сказала Хомили, и глаза ее наполнились слезами, — вер­но, никто из нас никогда больше не увидит бедную Люпи…

— Кто-нибудь, может, и увидит, но не мы, — ответил Под.

— Под, — сказала Хомили серьезно, — я боюсь. Столько всего сразу случилось. Что нам делать?

— Ну, сегодня мы ничего уже не сделаем, — ответил Под. — Это точ­но. Можем только поужинать и лечь спать, — он встал.

— Ах, Арриэтта, — разрыдалась вдруг Хомили. — Гадкая, непослуш­ная девочка! Как ты могла?! Как ты могла разговаривать с человеком… Если бы ты не…

— Меня «увидели», — сказала Арриэтта. — Я не виновата, что меня «увидели». Папу тоже «увидели». И дядю Хендрири. И я вовсе не считаю, что все так ужасно, как вы говорите. Я не считаю, что человеки такие уж плохие…

— Они плохие и хорошие, — сказал Под, — честные и обманщики — как придется. Если бы животные могли говорить, они сказали бы тебе то же самое. Держись от них подальше — вот что мне всегда твердили. Не­важно, что они тебе обещают.

В ту ночь, пока Арриэтта тихонько лежала, вытянувшись на постели под раскрашенным потолком, Под и Хомили прогово­рили до самого утра. Они говорили в столовой, они говорили в кухне, а позже — гораздо позже — она услышала их голоса из спальни. Она слышала, как открывались и закрывались ящики, как скрипели двери, как выдвигались коробки из-под кроватей. «Что они там делают? — с удивлением думала она. — И что бу­дет дальше?» Она лежала в своей мягкой постели тихо-тихо, и рядом были ее любимые вещи: марка с видом гавани Рио-де-Жанейро, серебряный по­росенок, бывший раньше брелоком, бирюзовое кольцо, которое она иногда, просто ради шутки, надевала на голову как корону, и — самые дорогие ее сердцу — прекрасные дамы с золотыми трубами, плывущие по потолку над мирным белым городком. Лежа вот так тихо и неподвижно в постели, Арриэтта вдруг поняла, что, конечно, она не хочет все это потерять, но и другого она терять тоже не хочет; и приключения, и безопасность — вот чего ей надо. А этого-то (говорили ей безустанный шепот и возня за стеной) иметь и невозможно.

Но на самом деле Хомили просто не сиделось на месте от беспокойства, и она бесцельно выдвигала ящики и вновь их задвигала, чтобы унять тре­вогу. Кончила она тем, что решила, когда Под наконец лег, накрутить во­лосы на папильотки.

— Право, Хомили, — устало запротестовал Под (он уже был в ночной рубашке), — ни к чему это. Ну кто тебя увидит?

— То-то и оно! — воскликнула Хомили, разыскивая в комоде папиль­отки. — Кто знает, что может случиться? Я не хочу, — добавила она, пе­реворачивая вверх дном ящик и поднимая с полу его содержимое, — что­бы меня застали непричесанной.

Наконец она тоже легла, и Под со вздохом перевернулся на другой бок и закрыл глаза.

Хомили еще долго лежала, уставясь на керосиновую лампу; это была серебряная крышечка от духов с крошечным фитильком, плавающим в ке­росине. Она и сама не могла бы объяснить, почему ей так не хотелось тушить огонь. Наверху, в кухне, кто-то двигался, а обычно в это время там было тихо — весь дом спал, — да еще папильотки давили ей на заты­лок. Она глядела — в точности так же, как Арриэтта, — на знакомую до мелочей комнату (чересчур заставленную, теперь она это видела, ящика­ми, и коробками, и самодельными шкафами) и думала: «Что нас ждёт? Может быть, еще ничего и не случится; возможно, девочка права и мы подняли весь этот шум из-за чепухи; мальчишка, в конце концов, здесь только гость; возможно, — сонно думала Хомили, — он скоро уедет, и все».

• Предыдущая
• 17/26
• Следующая