Выбери любимый жанр

С человеком на борту - Галлай Марк Лазаревич - Страница 67


Изменить размер шрифта:

67

А кроме всего прочего, привлекал к себе сердца людей Комаров своей естественной, абсолютно непоказной скромностью.

В дни, когда мы праздновали двадцатилетие Победы, Владимир Михайлович откликнулся на приглашение лётчиков-испытателей и приехал к нам в клуб.

Выйдя на трибуну, он начал с того, что сомневается в своём праве выступать в этот день: ведь в Великой Отечественной войне он не участвовал; когда она закончилась, он, правда, уже носил на плечах голубые авиационные погоны, но то были погоны воспитанника спецшколы… И рассказал, что в день 9 мая сорок пятого года он, как и тысячи других москвичей, повинуясь какой-то внутренней потребности, пришёл на Красную площадь. А там каждого появившегося военного качали. Увидев Комарова, бросились качать и его. И напрасно Володя кричал, что он не лётчик, а ученик спецшколы, что он повоевать не успел, что он не заслужил… Все его протесты не помогали: раз в военной форме, значит — качать его!

— И с тех пор я всю жизнь стараюсь отработать это, — сказал, заканчивая свой рассказ, Комаров. Сказал очень искренне, естественно, даже как-то вроде бы взывая к сочувствию слушателей — вот, мол, какое неловкое положение: висит на человеке взятый аванс, и все никак не может он за него рассчитаться!.. Сказал, уже имея за плечами успешно выполненный полет на первом многоместном космическом корабле «Восход» и — пока мало кому известную — большую долю участия в первых проработках проекта будущего корабля типа «Союз», на первом экземпляре которого ему ещё через два года выпала судьба осуществить трагически закончившийся полет. Полет, после которого космонавты скажут: «Он был лучшим из нас».

А уже отправляясь в этот полет, во время беседы накануне старта с журналистами на вопрос корреспондента «Известий» Г. Остроумова, можно ли передать от его, Комарова, имени привет всем читателям газеты, ответил сомнением: «Удобно ли?» Он, оказывается, все ещё не был уверен в своём праве обращаться от себя лично к миллионам людей. К всесоюзной трибуне отнюдь не рвался…

Вскоре после вечера в нашем клубе мы с Владимиром Михайловичем встретились в сборочном цехе (хочется сказать: в зале — настолько сверкающе чисто и не по-заводскому просторно было в этом храмово-гулком помещении). Осматривали предварительный, сделанный из фанеры макет «Союза».

Макет!.. В создании космических кораблей он с самого начала занял то же почётное место, которое давно и прочно завоевал в самолётостроении. Впрочем, иначе и быть не могло: ведь в обоих случаях речь шла о проектировании почти одного и того же — аппарата, который будет управляться летящим в нем человеком.

Сколько я видел макетов за время своей работы в авиации — не сосчитать!.. Входишь в макетный цех, и первое впечатление — перед тобой самолёт! Тот самый самолёт, который, по всем планам и срокам, должен быть готов ещё только через многие месяцы, а вот он, пожалуйста, уже стоит готовенький перед тобой. Блестят свежей краской борта фюзеляжа, играют световые блики на плексигласе фонаря пилотской кабины…

Но вот ты подходишь ближе, поднимаешься по стремянке, залезаешь в кабину — и видишь: нет, это не самолёт… Бросается в глаза… нет, сначала даже не в глаза, а в нос: эта штука не пахнет самолётом. Запах свежего дерева, вообще говоря, — один из самых приятных и, если можно так выразиться, жизнеутверждающих на свете. Кому не приятно взять в руки завитки только что срезанной стружки и уткнуться в них носом? Прекрасный запах! Но — не наш, не самолётный… А вслед за обонянием включается в дело и зрение: видишь, что краска лежит как-то не так, как на металле. Да и многие условности сразу лезут в глаза: вот вместо прибора наклеенное фото его циферблата, вот вместо какого-то блока чёрная, наспех воткнутая фанерная коробочка… Нет, это не самолёт. Это макет…

Посмотрим, однако, какой обзор из него. Как расположено оборудование? Где какие приборы?.. Представим себе, что взлетаем… Или заходим на посадку… А что если проиграть такую ситуацию: отказывает левый…

И вдруг забывается и «не тот» запах, и все только что бросавшиеся в глаза условности. Даже неподвижные стрелки бездействующих приборов будто бы оживают.

Кто сказал, что это макет? Это самолёт!

…О том, кто первым полетит на «Союзе», я тогда ни малейшего понятия ещё не имел, да и сам Комаров, по-моему, тоже вряд ли мог быть в этом полностью уверен. Мы полазали по непривычно свободному, особенно по контрасту с тесным «Востоком», кораблю. Посмеялись выданной одним из присутствовавших формулировке, что, мол, теперь космонавты улучшают свои жилищные условия: переезжают из однокомнатной квартиры в двухкомнатную, на что Володя сразу же заметил: «Но с перспективой её превращения в коммунальную». В том, что будущее за многоместными космическими кораблями, у него сомнений не было. Поразбирались в многочисленных — ещё один шаг вперёд от «Востока» — клавишах, кнопках и циферблатах пульта управления «Союзом»… А потом отошли от макета, сели в сторонке, и тут-то начался у нас с Комаровым долгий, затянувшийся на добрых полтора часа разговор.

Начался этот разговор с предметов вполне конкретных: у моего собеседника — адъюнкта академии Жуковского — накопилось несколько вопросов, связанных с его будущей диссертацией. Ему, естественно, хотелось, чтобы в ней нашло отражение и полученное им по определённому профилю инженерное образование, и опыт лётной и лётно-испытательной работы, и, конечно, то, что он увидел и понял, глядя с самой высокой из доступных человеку наблюдательных позиций — из космоса. Впрячь в одну телегу коня и трепетную лань, как известно, довольно нелегко. А тут коней (или, если хотите, ланей) было даже не два, а три. Немудрёно, что план предстоящей диссертационной работы компоновался трудно и вопросов возникало при этом изрядное количество. Комаров явно стремился не упускать никакой возможности обговорить эти вопросы (конечно, я был далеко не единственным, к кому он с ними обращался). Но с проблем научно-технических наш разговор только начался. Незаметно он перешёл в область материй житейских, общечеловеческих, даже философских. Володя отличался умом глубоким, выражение аналитическим. В каждой проблеме — начиная, скажем, с оптимального расположения оборудования в кабине космического корабля и кончая смыслом жизни — он стремился докопаться если не до конца (чего, например, в последнем из приведённых вопросов, насколько я знаю, пока ещё не удалось никому), то, во всяком случае, до наибольшей достижимой глубины. Серьёзный, неторопливый разговор с ним был не просто интересен — он обогащал собеседника. Обогащал информационно, а главное — душевно. Не запомниться такой разговор не мог.

Константин Петрович Феоктистов на космодроме — как, впрочем, и в королёвском конструкторском бюро, и во всех прочих местах, в той или иной степени причастных к космическим исследованиям, — был одной из центральных фигур с тех пор, как начались сами эти исследования. Но сейчас, в дни, предшествовавшие пуску «Восхода», он фигурировал в новом, несколько непривычном для окружающих качестве — космонавта. Правда, как читатель уже знает из рассказа А.М. Исаева, непривычным и новым это было для нас, а сам Феоктистов стремился — более того, считал себя морально обязанным — лететь в космос ещё с тех бесконечно далёких (пять лет в истории космонавтики — срок огромный) времён, когда он был в числе первых участников и даже инициаторов всего этого дела.

Но мы, повторяю, об устремлениях Константина Петровича до поры до времени ничего не знали. Во всяком случае, я не знал. Даже подозревать не мог. Очень уж не вязался внешний облик Феоктистова — худощавого, отнюдь не атлета по сложению, уже в то время слегка седоватого мужчины, да ещё с очками на лице — с теми представлениями о «богатыре космонавте», которые господствовали в те годы даже среди многих участников подготовки и проведения полётов человека в космос. Да и самих «мальчиков» как-то незаметно убедили в этом. Характерен ответ одного из них на вопрос корреспондента о том, что требуется от человека, желающего стать космонавтом: «Прежде всего хорошее здоровье…» Видите как — «прежде всего»!.. Ну а такого впечатления, что он большой здоровяк, Феоктистов, честное слово, не производил…

67
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело