С человеком на борту - Галлай Марк Лазаревич - Страница 43
- Предыдущая
- 43/82
- Следующая
Дальнейший ход дел общеизвестен: посадочное устройство было спроектировано, станция построена, запущена и в феврале 1966 года — через месяц после смерти Королева — успешно прилунилась, лишний раз подтвердив правомочность решений вероятностного характера.
Луна действительно оказалась твёрдой…
Многое видел этот человек раньше других — он умел смотреть далеко вперёд. И умел разглядеть в своём деле качественно новое даже тогда, когда это новое бывало довольно хитро замаскировано нагромождением текущих частных дел.
В жизни любого творческого коллектива — конструкторского, научного, театрального, спортивного, — если, конечно, это действительно творческий, живой, а не академически застывший коллектив, периодически возникает что-то вроде поворотных моментов. Моментов, когда надо отбросить часть старого, испытанного багажа, отрешиться от некоторых привычных, казалось бы, многократно проверенных воззрений и решительно шагнуть в новое.
Мгновенно такой поворот, разумеется, не возникает. Его идеи вызревают в умах постепенно. Постепенно и, конечно, не строго синхронно: в одних умах раньше, в других — позже, а у кого-то — раньше всех.
Так вот, сотрудники Королева рассказывают, что у него этот процесс вызревания новой идеи почти всегда завершался раньше, чем у кого бы то ни было. Особенно запомнилось им, как один за другим проходили пуски беспилотных предшественников «Востока» и как всем, в общем, было очевидно, что дело идёт к полёту человека. Но когда именно это будет, сколько потребуется успешных пусков беспилотных кораблей, чтобы сказать: «Да, их надёжность достаточна», — этого конкретно никто себе не представлял. А если и представлял, то, во всяком случае, своих позиций особенно не декларировал…
Тут, видимо, кроме не очень безоблачной статистики ранее выполненных пусков, о которой уже было сказано, действовал некий психологический барьер: издавна полет человека в космос воспринимался как нечто фантастическое. Перевести его в категорию явлений реальных — в этом как раз и заключался тот самый поворотный момент.
И именно Королев сделал этот шаг — собрал несколько своих ближайших помощников и сказал:
— Составляйте отчёт о готовности к пуску человека. Текст давайте без особой шлифовки, но введение и выводы чтобы были точные и чёткие. Отчёт пойдёт… — и он перечислил адреса, в которые следовало разослать отчёт, так, будто только за этим дело и стало.
Впрочем, так оно с той минуты фактически и было. Решающее слово было сказано. Дальнейшее представляло собой, как говорится, дело техники.
Е.А. Карпов справедливо заметил:
— Королев всегда точно знал, чего хочет. Чего добивается. И соответственно выбирал самую лучшую — значит, самую полезную для дела тактику: и в высших сферах, и с заказчиком, и со смежниками. Тут уж и свой темперамент подчинял задаче полностью.
Очевидное пристрастие Королева ко всему новому навело Б.В. Раушенбаха на мысль, которую он неоднократно высказывал, хотя и характеризовал каждый раз сам как парадоксальную:
— Я думаю, что, если бы сейчас Сергей Павлович был совсем молодым человеком, которому предстояло бы выбирать себе жизненный путь, он не пошёл бы в ракетную технику. Пошёл бы в какое-нибудь другое, совершенно новое дело.
Действительно — полный парадокс! Королев — и не пошёл бы в ракетную технику!.. Согласитесь, это звучит примерно так же, как предположение, что, скажем, Станиславский не пошёл бы в режиссуру или Пирогов — в медицину.
Но Раушенбах свою фантастическую гипотезу довольно убедительно обосновывал:
— Ракетная техника сегодня — это большое хозяйство, запущенное на полный ход. Королев же очень любил начинать — и не любил продолжать… Ракетная техника в начале тридцатых годов только зарождалась, и это определило выбор Королева… Он искал новое!..
Итак, отчёт о готовности к пуску человека был написан, подписан и выпущен в свет божий — сиречь в инстанции, каковым это дело надлежало санкционировать.
И вот наступил день заседания Государственной комиссии, которое впоследствии назвали «историческим». (Я взял это слово в кавычки, хотя если оценить происходившее в свете всего, что за ним последовало, то, действительно, иначе не назовёшь.) Один из заместителей и ближайших многолетних сотрудников Королева подготовил по его поручению к этому заседанию доклад — всеобъемлющий, богато аргументированный, насыщенный объективным анализом всех, «за» и «против».
Но, войдя в зал, Королев почуял (интуиция у этого человека была редкая), всем своим нутром почуял накал волнения, более того — взвинченности значительной части присутствующих. Причём присутствующих, которым предстояло не просто отсидеть на заседании — «для представительства», — а решать дело! Да ещё к тому же давать ответственные справки, а некоторым и отвечать на прямой вопрос: «По вашей части все готово? Никаких препятствий нет? Вы ручаетесь?..»
Оценив ситуацию, Сергей Павлович сказал своему заместителю:
— Давайте лучше я сам…
И сделал доклад сам. Если, конечно, позволительно назвать докладом выступление следующего содержания:
— Корабль на космодроме. Подготовка заканчивается. Предлагаю разрешить пуск с человеком.
И сел.
Дальнейший ход дела — поскольку конкретное предложение было чётко сформулировано — неизбежно свёлся к вопросу: «Кто за?»
Несколько человек решительно подняли руки, за ними потянулись остальные. И вопрос был решён…
А начнись обсуждение развёрнутого доклада — и все неминуемо утонуло бы в деталях, ранее уже многократно и всесторонне обсуждённых…
Да, психолог он был большой!
И — тут это проявилось снова — умел «взять на себя».
Решительное поведение Королева при обсуждении вопроса о пуске первого пилотируемого «Востока», конечно, опиралось не только на его редкостно волевой характер, но и на огромную, многоплановую подготовку выраженной им позиции. Над этим делом работали, без преувеличения, тысячи людей в течение многих месяцев.
Ну а если ответственное решение надо принимать самому — в одиночку или почти в одиночку? Да ещё к тому же в условиях страшного дефицита времени — за считанные минуты? Каков был Королев в такой ситуации?
История космических полётов даёт нам возможность ответить и на этот вопрос.
Подходил к концу полет «Восхода-2», во время которого космонавт А. Леонов впервые вышел в открытый космос и пролетел рядом с кораблём почти над всей территорией Советского Союза — от Крыма до Камчатки. После того как Леонов благополучно вернулся на корабль и основное задание этого пуска было, таким образом, успешно завершено, полет вступил в свою заключительную фазу.
«Восход-2» пролетел над районом космодрома и пошёл на последний виток. По каналам радиоуправления с Земли бортовая автоматика была включена на выполнение ориентации, торможения и спуска — все это должно было последовательно произойти в течение полутора часов последнего витка.
И тут-то выяснилось, что команда не прошла! Неожиданность! Ошеломляющая, тревожная неожиданность. Исправная работа автоматики за ряд предшествующих пусков успела стать привычной и как бы само собой разумеющейся.
Когда сваливается такая неожиданность, по-человечески естественно желание в течение какого-то времени переварить её, свыкнуться, осознать. Наконец, само принятие жизненно важного решения требует размышлений, консультаций, обмена мнениями.
Однако об этом не могло быть и речи. Какие там размышления, консультации, обмены! Времени для них нет — корабль-то уже отхватывает в каждую быстро мелькающую секунду по восемь километров трассы последнего витка!
Но сколько-нибудь заметного количества времени и не потребовалось: на борт «Восхода-2» сразу же, без малейшей паузы, было передано:
— Команду получите через тридцать секунд.
Что можно успеть за тридцать секунд? Разве что бросить окружающим:
— Ну, так что же будем решать?..
Причём надо сказать, что вопрос этот прозвучал несколько риторически, так как, ещё не задав его, Королев распорядился своему заместителю Шабарову: «Данные на ручной спуск!» — и через несколько секунд получил эти данные: расчётное время включения ТДУ. Тем не менее, СП счёл нужным спросить мнение главного специалиста по системам ориентации космических кораблей:
- Предыдущая
- 43/82
- Следующая
