Самое Тихое Время Города - Кинн Екатерина - Страница 54

Мигнул желтым светофор у перехода, на углу у белокаменных палат, задвинутых между двумя домами девятнадцатого века. Андрей и Вика проскочили – а вот «терминаторы» не успели, поток машин, еле втискивающийся в узкую улицу, отсек преследователей. Андрей позволил себе сбавить шаг и оглянуться. Так, если нырнуть сюда, можно выскочить на Тверскую, а там метро. Почему-то ему казалось, что в метро, да еще полное народу, «терминаторы» не полезут. И они снова побежали, пока не сменился свет на светофоре – мимо ограды Малого Вознесения. На углу переулка Андрей оглянулся. «Терминаторы», словно в кино, бежали по крышам машин. А вот смутный мужичонка прыгал где-то на той стороне улицы. Черт, почему этих гадов никто не видит? Хотя на мужика удивленно оглядывались прохожие.

– Бежим! – Андрей дернул Вику за руку, и они свернули в Вознесенский переулок.

Первый энкавэдэшник вырулил из-за угла и вдруг задергался, как оса, завязшая в варенье. Второй по инерции пробежал несколько шагов и начал таять прямо на бегу. Истончился до прозрачности. Люди шли мимо, красный «пежо» пытался втиснуться на свободное место у обочины, и никто не замечал ни дергающегося «терминатора», ни растворившегося в воздухе его близнеца, ни третьего, вскинувшего было пистолет. Андрей толкнул Вику вперед, а сам остался на месте, с каким-то смертельным любопытством глядя на рассекающую плотный воздух пулю. «Я увяз в „Матрице“…» – промелькнула идиотски-спокойная мысль.

И тут вдруг раздалось басовитое грозное «гав», и прямо на пулю промчался крупный бродячий пес. Промчался – и исчез за углом.

«Сожрал ее, что ли…»

Подбежавшая Вика сильно рванула его за рукав и потянула за собой.

– С ума сошел! – крикнула она, задыхаясь. – Тебя убьют!

Андрей покачал головой:

– Они неживые. Они не могут. Их нет…

Он остановился перевести дух. Впереди слева маячил готический краснокирпичный храм. Сзади – Малое Вознесение. Андрей начал хохотать.

– Что, влипли, гады? Грехи не пускают, а? «Пузыри земли»!

А потом осекся, осознав, что именно говорит.

– Но я же не… – растерянно прошептал он.

– Что с тобой? – подбежала Вика.

– Да нет, ничего. Идем.

– Я боюсь за тебя. – Ее лицо кривилось от страха и еле сдерживаемых слез. – Лучше бы ты не заметил меня тогда! Ты ведь уже и за руку меня держишь, ты уже почти наш… Что же с тобой будет?

Он засмеялся, хотя в ушах послышался, леденя душу, дальний рог Охоты и мерный шаг теней в серых шинелях.

– Со мной будешь ты. Лучше скажи, что случилось?

Вика вздохнула:

– На беду мы встретились…

– Вика, ты не должна была так рисковать. Я же сто раз просил – лучше дай мне знать, я сам приду! Что случилось?

Вика тихо кивнула.

– Папа просил, – тихо сказала она. – Андрей, нам недолго осталось. Я уже почти не могу перемещаться по Москве. И дом тоже как в сеть попался… И теперь ОНИ почти всегда возле дома, как слепые по запаху идут, только потому я и проныриваю мимо, да и то с трудом… Они обложили нас. Мама с папой и так из дому не выходили никогда с тех самых пор. Только мы со Светкой. А теперь только я. Наверное, потому, что у меня есть ты. – Она отвернулась, глядя в темное, треснувшее окно церкви. – А сегодня папа снова получил письмо. И снова порвал его. И сказал мне, чтобы я привела тебя. Нам нужна помощь.

– Тогда пошли, – сказал Андрей.

– Папа, вот Андрей к тебе, – сказала Вика, буквально вталкивая его в большой кабинет, заставленный шкафами и заваленный чертежами. Огромный седой мужчина, сидевший за массивным старинным письменным столом, поднял могучую голову. Встал, протянул Андрею лапищу и оглушительно пробасил:

– Здравствуйте, молодой человек. Очень приятно. Алексей Владимирович Фомин, академик архитектуры, к вашим услугам.

– З-здрасте, – выдавил Андрей, осторожно высвобождая руку из медвежьей хватки академика.

– Вика мне сказала, вы рисуете? Художник?

– Да. Но по образованию я архитектор.

– О, значит, мы с вами в некотором смысле коллеги! Садитесь, пожалуйста. Детка, сделай нам чаю, – обернулся он к Вике. Та мгновенно исчезла за дверью.

Наедине с этой громадиной Андрею было весьма не по себе, и он внутренне умолял Вику вернуться назад поскорее. Алексей Владимирович между тем встал и прошелся туда-сюда.

– Стало быть, вы многое о нас знаете.

– Кое-что, – осторожно ответил Андрей. А потом, как это часто бывало, неуверенность и неловкость смел порыв злости на себя. – Вы свою дочь пожалели бы. Посылаете ее одну… А если бы они ее схватили?

Академик сокрушенно вздохнул и с покаянным видом посмотрел на него:

– Знаю. Но тут уж никак иначе не получилось. Мы с Лидушкой с самого начала не можем покидать дом, только дочки. Но Светочка маленькая, чтобы ее к вам посылать, а Вику я все равно не удержал бы. Она только с виду девочка-ландыш, а твердости у нее поболе моего… Я вам скажу откровенно: вы нравитесь мне, вы очень нравитесь моей дочери, и я хотел просить вас о помощи. – Алексей Владимирович сделал паузу и словно спохватился: – Разумеется, я ни к чему вас не принуждаю. Я вам просто расскажу еще кое-какие детали нашего, так сказать, бытия, а решение уж за вами. Договорились?

– Договорились, – произнес Андрей, стараясь устроить поудобнее ноги – они вдруг начали мешать.

– Ну-с, Вика мне говорила… Извините, я, с вашего позволения, трубочку раскурю? С трубкой как-то и говорить сподручнее. – Алексей Владимирович деловито набил табаком темную трубку.

От запаха трубочного табака Андрею немного полегчало. Академик, хотя и стал как-то попроще, все равно подавлял своей громадностью.

– Так вот, Вика мне говорила, что она вам все рассказала. Вернее, все, что ей известно. Далеко не все, не все – она ведь совсем ребенок, к чему ей знать, да, в общем, и жена тоже мало что знает. Кстати, сразу прошу извинить – она в прошлый раз так разнервничалась, когда вы появились, что чуть ли не выставила вас взашей. Не взыщите – женские нервы есть женские нервы.

– Помилуйте, я вовсе не… – пробормотал, смутившись, Андрей.

– Что вы?.. – Академик решительно закрыл какую-то книгу, отложил ее в сторону и в упор посмотрел на Андрея. – Это хорошо, что вы архитектор, вам будет проще объяснить… Вам фамилия Иофан должна много говорить.

Андрей кивнул.

– Ну вы его известнейшее творение в натуре, должно быть, видели. И с еще более известным знакомы хотя бы по эскизу?

Андрей снова кивнул, недоумевая, при чем тут Дом на набережной и Дворец Советов. Дом он терпеть не мог и каждый раз, как судьба заносила его на Берсеневскую, из жизни словно бы выпадал кусок, в который умещалось как раз столько времени, сколько нужно, чтобы миновать это модерновое чудовище. А ведь спроектирован был дом удивительно умно. Может, дело было в постройке, серой облицовке, рядах мемориальных досок да недоброй славе?

– Так вот, Андрей, в начале тридцать седьмого вызвали меня и дали одно необычное поручение – спроектировать ветку метро, которая бы не сообщалась с остальными. Я предполагал, что это как-то связано с правительством, так что лишних вопросов не задавал… У вас, насколько я знаю, не сажают так легко, как тогда. Так ведь?

– Ну так. Хотя все равно сажают.

В кабинет бесшумно проскользнула Вика с подносом, на котором стояли две дымящиеся чашки, сахарница и вазочка с печеньем, так же бесшумно и ловко все расставила на низеньком столике и упорхнула, не сказав ни слова. Печенье пахло изумительно вкусно, по-домашнему, отчего Андрей совсем успокоился. Алексей Владимирович отхлебнул из чашки и снова раскурил трубку.

– Вкусно Лидушка печет, правда?

– Очень вкусно, – похвалил Андрей.

– Ну-с, далее. Спрашивать, почему проект этой ветки отдали мне, было совершенно невозможно. Я ведь мостостроитель, мы как раз первый метромост построили – знаете, тот, который к «Киевской»? Должен признаться вам, что, пока строил я эту ветку, произошел со мной прелюбопытнейший случай… Сон мне приснился тогда нехороший. Словно бы строю я свою ветку, а выходит она не туда, куда надо, а в подвал какой-то башни. И во сне знаю я, что не надо мне в эту башню. Что-то там дурное. И ветка моя, если я ее дострою, приведет как раз в эту башню. Понимаете, во сне мне так не хотелось этого строить, так не хотелось, что я, в том самом сне, что-то такое сделал… Не помню даже, что именно, но проснулся я, зная, что сделал как надо и что ветка не поведет в ту башню. – Он помолчал, глядя на свои здоровенные ручищи. – И, надо сказать, не мог я отделаться от мысли, что все не совсем во сне было. Дурь, чушь – а вот было такое ощущение. Вот черт его знает, словно руку кто-то направлял. Но закончили мы ветку в срок и по проекту. На приемной комиссии меня похвалили и предложили самому испытать эту самую ветку метро. Честь, сказали, оказывают. Первооткрыватель, так сказать. Я согласился, конечно. Ну подали поезд, я в него сел, поезд тронулся. И вот еду я, и мысль у меня одна: в башню в ту мы едем. Ощущение в точности такое. И тут я ни с того ни с сего возьми да и ляпни: «Господи, да не хочу я!»