Экспедиция - Галина Мария Семеновна - Страница 26

• Предыдущая
• 26/27
• Следующая

– Значит, тех, кто там остается, – говорю, – вы бросаете на произвол судьбы?

– Конечно, нет, – ответил он. – Игорь, может, ты все же уберешь эту штуку... Она меня раздражает немного. Как-то мы постараемся помочь. Ты же сама видела – склады эти. Часть автоколонн – из тех, что курсирует между городами, – тоже наша. Так что мы постараемся, чтобы до крайности все не дошло. Не в этом дело. Мало того, что мы, как выяснилось, не можем предсказать, как вы поведете себя в критической ситуации – и поодиночке, и всем скопом... появился еще один фактор.

– Ты о чем?

Он отвернулся, поглядел вниз, на глухую непроглядную землю, на кромку горизонта, которая четко вырисовывалась на фоне слабо светящегося неба.

– Я говорю, – сказал наконец он, – об этих пустых поселках. Я как-то... я правильно понял, что ты побывала в таком? А то я тогда ничего не соображал, понимаешь. Иначе не пустил бы.

Я утерла слезы и пришла в себя, потому что можно плакать, если то, что происходит, касается непосредственно тебя, но когда все вокруг вот так страшно и непонятно – уже нельзя.

– Томас, я тебя уже об этом спрашивала. Ты тогда сказал, что не знаешь. Может, хоть сейчас расскажешь, что это такое?

– Но я, правда, не знаю, – ответил он. – Какие-то сведения к нам поступали, но они были настолько сумбурными и непонятными, что мы до сих пор просто не знаем, как к этому относиться. Как включить в общую схему того, что здесь происходит. Это всегда бывает одинаково – небольшой поселок, городок. Сегодня там все нормально – в известных пределах, конечно; завтра уже – никого. Пусто. Мы посылали туда своих людей, но так ничего и не выяснили. Либо они возвращались ни с чем, либо пропадали просто. Но может случиться так, что нам придется очень сильно изменить свои планы, исходя из этого.

Игорь помолчал.

– Ладно, – сказал он наконец. – Стой, где стоишь. И не двигайся, пока мы не отъедем отсюда. Давай, Ритка, садись в машину.

– Нет, – ответила я, – хочешь, поезжай один. Я не поеду.

– Ты что? – пробормотал он. – С ума сошла? Почему?

– Не знаю, – говорю. – Честно – не знаю.

– Залезай в машину, идиотка, – заорал он. – Давай залазь, и поехали домой. Смерти, дура, захотела? Сама же тут рыдала!

Я только оглушенно помотала головой, потому что сама не очень соображала, что это на меня нашло.

– Поедешь, – сказал он, – или я застрелю его, ублюдка.

– Валяй, – говорит Томас.

– Игорь, – сказала я, – не нужно. Как тебе потом с этим? Оставь все как есть.

– Тогда полезай в машину!

– Я же сказала тебе – оставь нас в покое.

Он поднял пистолет – рука у него тряслась, а глаза были совсем безумные. И я поняла, что он все-таки выстрелит. Он и выстрелил, но пуля ушла в сторону, а он отбросил пистолет, словно тот жег ему руку.

– Идите к черту, сволочи! – И полез в машину.

Дверца хлопнула; он зажег фары, автомобиль загудел, развернулся и скрылся из виду. На умеренной скорости.

– Ладно, – сказал Томас, – пошли пешком. Куда торопиться?

– Сказано, я туда не пойду.

– Да, – ответил он, – я слышал. Что ж, если так, нам надо выйти к ближайшему посту. Документов у нас никаких, но, я думаю, оттуда удастся связаться с Комитетом. У них договоренность о содействии практически со всеми официальными властями.

– А потом?

– Отправят нас домой. Надеюсь, обойдемся без приключений. Хватит с меня.

– Что-то устала я очень.

– Ничего, – сказал он, – мы пойдем медленно.

– Ты говорил, у тебя могут быть неприятности.

– Может, и нет. Сейчас все очень быстро меняется. Может, за это время случилось что-то, из-за чего им придется поменять стратегию. И тебя, думаю, они беспокоить не станут. В конце концов... нам нужен кто-то отсюда. Кто-то, кто согласился бы нам помогать. Знать все и помогать. Сами мы, похоже, не справляемся.

Идти было темно, но спокойно. Ровная дорога шла под уклон, и торопиться было незачем. Мы шли так уже с час, когда вдали, откуда-то снизу раздался шум мотора. Он все приближался, надсадно гудя на поворотах, и, наконец, в лицо ударил свет фар.

– Черт с вами, – сказал Игорь. – Садитесь.

На побережье было тепло и сыро – туман сполз с вершин и уютно устроился меж залитых бетоном пустых эспланад набережной, меж покореженных павильонов, перетекал, проскальзывая сквозь пальцы молов. Море равномерно шуршало галечником – наступая, отступая... Оттуда, из тумана, резкими металлическими голосами вопили чайки.

Вчера на рассвете мы натолкнулись на пост и тут же сдались, поручив все переговоры Томасу. Не знаю, о чем они там разговаривали, но, видимо, все уладилось, потому что нас отвели в вагончик-времянку, который служил тут чем-то вроде караулки, накормили горячим и даже дали выспаться. Я спала почти сутки. Не осталось ни сил, ни любопытства, чтобы попытаться разузнать, что с нами собираются делать; отправят ли дальше своим ходом на украденной машине, или же мы формально уже находимся под арестом и ждем, пока нас не передадут из рук в руки каким-то другим властям... Не знаю. Постель внутри вагончика была отгорожена занавеской, на оконной раме натянулась свежая паутина. За окном, затянутым ржавой мелкой сеткой, стучал дождь. Я слышала его шум, когда просыпалась и когда засыпала – он был мягким, монотонным, успокаивающим. Уже к вечеру, когда наступили сумерки и дождь немного утих, я вышла посидеть на крыльце. Над ним нависал козырек, но оно все равно было мокрым. Рядом с вагончиком качались высохшие стебли полыни, асфальт пересекали слизистые дорожки, оставленные странствующими улитками. Тут было очень спокойно. И ни о чем не хотелось думать.

– Ты как? – спросил Томас. Он неслышно подошел и устроился на ступеньке повыше.

– Ничего, – не поворачивая головы, ответила я.

– Мне кажется, целых суток отдыха вполне достаточно. Завтра на рассвете выезжаем.

– Куда?

– Домой.

– Сами? Я имею в виду – нас просто отпустят и все?

– Зачем же им нас держать? Они за это время успели запросить на нас данные. Все подтвердилось.

– А... что с остальными заложниками, неизвестно?

– Их больше нет, – ответил он неохотно.

– Что же они... собираются вот так все и оставить?

– Нет. Теперь, когда им известно, где расположена база, думаю, они выбьют террористов оттуда. Если те не оставили ее и не перебрались куда-то еще. Но это уже нас не касается. Они сами разберутся.

– За наш счет, – сказала я горько. – Они всегда разбираются за наш счет.

Он не ответил. А мне стало неловко за свое нытье. Какого черта я жалуюсь? И тут мне плохо, и туда с ним я идти отказалась. Почему? Испугалась чего-то неведомого, к чему придется, ломая себя, приспосабливаться? Или того, что мне пытаются навязать какую-то стратегию поведения помимо моей воли? Так ведь тут меня тоже никто не о чем не спрашивает! Просто потому, что уже так заезжена, что не могу себе представить, что может быть иная жизнь, иной выход? Мне тут никогда не нравилось, это верно – всегда было не по себе, как это бывает с людьми моего склада, которые ждут от жизни чего-то чудесного, захватывающего и очень удивляются, когда она подсовывает им горечь, усталость и тоску, которые, собственно, и есть жизнь... и еще немножко надежды.

– Не жалеешь? – спрашиваю.

– О чем? – удивился Томас.

– Что не попадешь из-за нас, куда хотел?

Он лениво усмехнулся.

– Чего ради? Мне-то все равно пришлось бы вернуться. Там мне делать пока нечего. Хотя... знаешь, теперь я думаю, с самого начала задумано все было неправильно.

– А как правильно?

– Понятия не имею, – ответил он сердито.

Потом, не поднимая головы, сказал:

– Эй, ты чего там ходишь?

Я поглядела наверх. Это он Игоря окликнул. Тот, оказывается, все это время бродил где-то неподалеку вдоль низенького обрыва над времянкой. На голос он обернулся и довольно ловко съехал вниз по склону.

• Предыдущая
• 26/27
• Следующая