Душа из света и дождя - Пашнина Ольга Олеговна - Страница 6

– Я знаю… помню. Видела во сне, только думала, это – мое будущее.

Ее застывший остекленевший взгляд преследовал меня снова и снова, едва я закрывала глаза, забыв принять зелье.

– Не будущее. Прошлое. Ее и твое. Гидеон был отцом-одиночкой, мать Коралины умерла при родах. Он тяжело переживал смерть дочери, ушел с головой в работу. Когда в начале осени он вдруг взял отпуск, все подумали, что снова накатила тоска. Ровесники его дочери пошли в школы магии, перед ними открывались многие двери. Ему больно было видеть несбывшиеся мечты наяву. Так думали в его окружении. Но, оказывается, Гидеон продумывал план, как использовать силы Даркхолда, чтобы вернуть дочь.

– Не только силы. И меня.

– И тебя.

Мы замолчали. Кейман воспользовался перерывом, чтобы закончить есть, а в меня больше не лезло.

– И что я такое? – Вопрос сам сорвался с губ, когда молчание стало невыносимым.

– Ну не что. А кто. И на данный момент ты – восемнадцатилетняя девушка с даром светлой магии. Слегка взъерошенная и, кажется, сытая, что меня очень радует.

– Вы поняли, о чем я. Почему я на нее похожа?

– Так бывает. Не все в нашем мире рождаются привычным способом. Но это не значит, что ты – нечто неодушевленное или несознательное. То есть, несознательное, конечно, но исключительно в силу возраста.

– Все, хватит. – Я выбросила в урну остатки лепешки со стаканом и поднялась. – Я сыта по горло вашими туманными витиеватыми формулировками. Воспитывайте Даркхолда, он вам явно дорог. Я возвращаюсь в лекарский дом.

– Коралина, сядь! – неожиданно грозно рыкнул Кейман, и от неожиданности я едва не присела прямо на землю. – Я пытаюсь тебе объяснить так, чтобы ты, во-первых, поняла, а во-вторых, не наломала дров.

– То есть я глупая?

– Ты? Не закончившая ни одного курса даже самого захудалого факультета Школы Светлых? Девочка, выросшая в крошечном городке на севере? Да!

После этого я окончательно сдулась и растеряла решимость. Снова стало грустно.

– Я же не Даркхолд, – мягко произнес Кейман. – Меня на подростковый бунт брал только один адепт. И то исключительно в виду… неважно. Ты не поможешь себе паникой, истерикой. И точно не разберешься, переругавшись со всеми. Итак, вся магия в мире, в том числе и наши души, есть порождение Хаоса. В основном люди рождаются традиционным путем, ты с ним наверняка знакома.

Я открыла было рот, чтобы добавить уточнение, но в последний момент решила, что это будет выглядеть максимально глупо.

– Но иногда, в случае, если сходится сразу несколько фантастических условий, магическая энергия преобразуется в живое существо самостоятельно. Это настолько мощная и сильная энергия, что ей не нужна душа, не нужен природный процесс зачатия и рождения. Она просто появляется из чистой магии – и становится… кем-то.

– Кем-то? Это кем?

– Кростом. Таарой. Акорионом. Все они появились из чистой магии.

– Они ведь боги.

– Они – сильные бессмертные маги. Да, люди называют их богами, но мир существовал и до них. Каким он был? Сложно сказать. Они меняли его под себя, играли с ним, иногда защищали, а иногда ввергали в хаос. Акорион погиб, оставив после себя лишь трагические воспоминания и сына-полукровку. Таара и Крост остались хранить Штормхолд. Магия развивается, мир тоже. Крост рожден из магии стихий, Таара – из темной. Почему бы не появиться девушке из светлой магии?

– Я ведь не могу быть богиней.

– Ненавижу это слово. – Кейман задумчиво посмотрел на воду. – Но почему нет?

– Потому что я не сильная! На инициации во мне еле заметили магию! Я только пару раз кого-то вылечила – и все!

– Любая сила развивается постепенно. Таара тоже не сразу стала… Таарой.

– А почему я выгляжу, как Коралина?

– Думаю, в момент твоего рождения магия еще не осознала себя, не выбрала облик. Это лишь стечение обстоятельств. Коралина была первым человеком, которого ты увидела после рождения. Ты взяла ее облик, потому что не знала иных.

– Она была к тому времени мертва.

– Да, к сожалению. Но не ты ее убила. Ты не осознавала процессов, происходящих с тобой. Это тяжело для Гидеона, но совершенно неважно в масштабах мира. Коралине не помочь, а ты – живая, имеешь право быть такой, какой родилась. В конце концов, в разных уголках мира порой живут очень похожие люди. Мы не знаем всех секретов душ, рождения и роли магии в этих процессах. Но иногда… очень редко, но порой одна и та же душа перерождается в теле, очень похожем на предыдущее. Это тоже своего рода дар. В нем нет ничего плохого.

– Гидеон…

– Гидеон готов обвинить в своей боли весь мир. Ему можно сочувствовать, его можно понимать, но поддерживать будет только идиот, Коралина. Он не единственный человек, который потерял ребенка. Но другие почему-то не нападают на чужих детей, не сжигают их заживо и не требуют отправиться в мир мертвых, чтобы ему стало легче жить.

– А имя? Как у меня появилось ее имя?

– Мы мало что знаем о светлой магии. Ты увидела девушку – и приняла ее облик, ты услышала ее имя – и оно для тебя стало неотделимо от внешности. Каким-то образом тот, кто давал имя ребенку, это понял. Думаю, что не ошибусь, если скажу, что это был светлый маг.

Я вздрогнула, снова вспомнив застывший взгляд собственных глаз. От знания, что это была не я, а девушка, жившая много лет назад, что это не мрачное будущее, а лишь чужое прошлое, почему-то не становилось легче. Кейман, заметив, что я ежусь, снял куртку и накинул мне на плечи.

– Вы замерзнете.

– Я не мерзну.

Да, когда мы встретились во Фригхейме, его тоже ничуть не смущал мороз.

– Значит, у меня нет родителей. Нет родины. Нет души. Я взяла чужую внешность и имя. Просто… появилась. И зачем?

– Если появилась – значит нужна, – усмехнулся Кейман. – Богиня тьмы появилась не раньше и не позже, а именно тогда, когда темных было мало. Катастрофически мало. В Школе Темных курс – целый курс! – хорошо, если насчитывал десяток адептов. А общее число темных магов в школе редко переваливало за сорок. А теперь они учатся в три смены. Для магии важен баланс. Мир не может существовать без огня, без воды или без воздуха. И точно так же он не может существовать без света и тьмы. Мы храним баланс. Не властвуем, а поддерживаем. Хочется верить.

– Я ничего не могу хранить.

– Научишься. Изучишь силу, поймешь, для чего существуешь. Если повезет, обойдешься без драм, потерь и смерти. Хочется верить, не повторишь наших ошибок. Найдешь друзей, семью. Может, выучишь пару десятков светлых магов. Может, однажды спасешь мир.

– А сколько… – Я облизнула пересохшие губы. – Сколько живут такие, как я?

– Пока никто не умер, – фыркнул Кейман. – Не знаю. Вероятно, долго. Очень долго.

– Очень – это…

– Тысячи лет. Может, вечно. Но это не значит, что мы неуязвимы. Старость с нами не дружит, это так, но вот некоторое оружие и виды магии – еще как.

Кажется, от холода (а может, от обилия панически мечущихся мыслей) я стала плохо соображать.

– Погодите… мы? Вы что, не шутили, когда говорили, что вам пара тысяч лет?!

– Не шутил.

– Боги… нет, стоп! Вы же не…

– Крост.

– Бог стихий?!

– И грозы.

– Что?!

Я снова вскочила. Куртка соскользнула с плеч и упала на землю, а порыв ледяного ветра растрепал волосы.

– То есть все, что я сказал до этого: про твое рождение, светлую магию, вечную жизнь и все такое, тебя не смущало и не пугало, но как только выяснилось, что я – бог стихий…

– И грозы, – зачем-то добавила я.

– Это безусловно. Тебя только эта информация так испугала?

– Да! Это безумие какое-то! Какие боги?! Это сказки!

– Сказка только что купила тебе ужин.

– Докажите!

– Что доказать?

– Что вы – бог стихий! Что вы бессмертный, что вам тысячи лет!

– Как я тебе это докажу? Я не умер. И сейчас не умер.

– Не знаю… есть же книги, есть изображения Кроста, есть…

– Оп – снова не умер.

– Вы не можете богом.