Аквариум как способ ухода за теннисным кортом - Гаккель Всеволод - Страница 11
- Предыдущая
- 11/77
- Следующая
В конце лета прошел слух о рок-фестивале в Лиепае. Я уже слышал о том, что в Эстонии, где-то в Лиепае, были настоящие рок-фестивали на открытом воздухе, где собиралось по несколько тысяч человек. Мы все по-прежнему бредили Вудстоком и собирались поехать туда автостопом. Мне ещё не был знаком такой способ передвижения, но Боб и Михаил уже неоднократно ездили в Прибалтику. Прибалтика считалась Землей обетованной, и там всё было очень прогрессивное. Я уволился из Университета и собрался в путешествие. Единственными вещами, которые я взял с собой, были зубная щетка, смена белья и свитер, которые умещались в противогазную сумку, и ещё было десять рублей. Я не стал дожидаться, когда все соберутся, и решил ехать самостоятельно. Я отправился к знакомым в Красное Село. Там я встретил попутчицу, некую Джейн из Москвы. С рассветом мы вышли на дорогу и ранним вечером без особых приключений добрались до Таллинна. Я слышал про хипповую горку и мечтал на ней оказаться. Но, когда я туда пришёл, то. я не знал, что там делать, пока не встретил нескольких знакомых из Ленинграда. Я примкнул к ним в поисках ночлега, и мы переночевали в каком-то разваленном доме. На следующий день мы скооперировались с Сашей Теребёниным и поехали дальше. Вдвоем путешествовать легче, но было воскресенье, и мы застряли на полпути в Ригу. У нас оставалось три рубля на двоих. Я настраивался на две недели путешествия, но этого явно было мало, и мы решили вернуться в Таллинн. Там мы переночевали в мастерской какого-то художника, и я собрался ехать в Ленинград. Но выяснилось, что все только ещё раскачиваются, и мне надо было быстро собираться с силами и снова ехать. Мы скооперировались с Файнштейном и поехали прямо в Ригу, договорившись встретиться с Бобом, его новой подругой Татьяной и Родионом во Пскове, а с остальными – прямо в Лиепае. Мы подготовились немного лучше, а Файнштейн взял несколько банок «Сополса». В середине первого дня нашего путешествия, где-то между Лугой и Псковом, у нас случился казус. Мы ехали на бензовозе с присущим ему соответствующим запахом. Вдруг мы почувствовали, что к запаху бензина стал примешиваться знакомый запах «Сополса». Михаил полез в рюкзак и обнаружил, что одна банка открылась и пропитала весь свитер. Мы сделали вид, что как будто ничего не произошло, но, когда водитель, доселе хранивший молчание, вдруг раздухорился и стал гнать какую-то ерунду, мы решили, что нам пора выходить. На прощание водитель принес извинения за то, что сегодня особенно сильный запах бензина. Еле сдерживая смех, мы с Михаилом вышли и расположились сушить свитер: с таким запахом нас больше никто бы не взял.
Вечером мы все встретились во Пскове и в поисках ночлега пошли в местный Кремль. Двор Кремля, густо заросший травой, представлялся подходящим местом, мы разбили лагерь и расположились на ночлег. Михаил открыл «Сополс», и вся ситуация теперь располагала к тому, что пришёл и мой черед попробовать, что это такое. Но первый опыт чуть было не оказался последним. Боб расслабленно перебирал струны гитары и что-то напевал. Мы вполголоса переговаривались, пытаясь проникнуться моментом, но через некоторое время опустился туман, и стало холодно. Кремлевская стена по всему периметру венчалась узеньким козырьком, и мы решили подняться по внутреннему балкону на эту стену и впотьмах легли спать гуськом прямо под этим козырьком, который создавал иллюзию крыши над головой. Какое-то время как будто бы стало теплее, но часа в четыре утра мы все синхронно проснулись. Уже светало, и то, что мы увидели заставило нас содрогнуться: мы лежали на стене, которая обрывалась метров на двадцать вниз. Мы спали на краю пропасти. Мы не смогли унять дрожь и спустились в город, зашли на какой-то чердак и улеглись прямо на куче шлака. Когда утром мы выползли на свет Божий к реке помыться, то являли собой очень странную картину.
Мы двинулись дальше и потом встретили Боба с Татьяной уже под Ригой в Елгаве. Мы вместе устроились на ночлег в стогу сена, но потом разъехались и совсем потерялись. Дня через три, когда мы с Михаилом добрались до вожделенного Лиепае, то выяснилось, что никакого фестиваля не будет. На месте стрелки, на лужайке у Почтамта, мы встретились с Майком, Родионом и Сэнди. Мы немного потусовались, Майк собирался ехать дальше в Калининград, а мы отправились домой. Назад я поехал с Сэнди, а Михаил с Родионом. Мы вернулись домой, и я был рад, что приобрел такой опыт. Мне очень импонировала идея хиппи, у нас были длинные волосы и юношеские бороды. Но, наверное, всё-таки мы таковыми не были. Мы вели оседлый образ жизни и что-то делали. Мы были музыкантами.
Но просто расслаблено жить было невозможно. За неимением других альтернатив, я снова устроился экспедитором на «Мелодию». Михаил закончил Инженерно-экономический институт, и его должны были забрать в Армию. Пока у меня оставалась казенная виолончель, которую мне нужно было вернуть в музыкальную школу, но надо было что-то изобрести и как-нибудь изловчиться купить свою. Когда я ещё работал в Университете, то слышал, что там есть свой камерный оркестр, и я хотел туда устроиться, рассчитывая, что смогу получить казенный инструмент. Но весной оркестр не репетировал. Я пришёл к дирижеру, и он сказал мне, что не имеет значения, работаю я или учусь в университете, оркестр любительский, и, если я хочу, могу приходить. Приходить надо было с осени. И, хотя я к этому времени из Университета уволился, с осени я стал играть в оркестре. Инструмента у них не оказалось, и я договорился с Наташей Галебской, которая тоже занималась у Филатова, что время от времени могу брать инструмент её матери, тоже бывшей виолончелистки. Мы стали репетировать, мне очень нравилось, и я очень привязался к дирижеру Григорьеву. Он сказал, что если я надумаю поступать в Училище им. Мусоргского, то он мне составит протекцию. Но было уже поздно, систематические занятия я прекратил раз и навсегда. Хотя можно было пожалеть, что я сразу не стал поступать именно в это училище, а пошел в Училище им. Римского-Корсакова.
В это время мы репетировали втроем с Бобом и Михаилом. После очередного концерта с «Мифами» в школе на улице Плеханова мы препроводили Михаила в Армию. Чуть позже, на сейшене с «Россиянами» в спортивном зале школы на 16-й линии, мы с Бобом играли вдвоём. Как ни странно, это было вполне уместно, и, более того, нас очень хорошо принимали.
Боб искал возможность записать новый альбом, и я позвонил Якову (его фамилию мне не удалось вспомнить), с которым познакомился ещё в период сотрудничества с «Акварелями». У него была домашняя студия, которую он построил на основе переделанного магнитофона «Юпитер». Я познакомил их с Бобом, и мы сразу попробовали записать несколько песен. К сожалению, микрофон был один, и возможности студии не позволяли делать наложения. К моменту записи мы уже имели сделанными несколько песен и предполагали играть вместе, но по чисто техническим причинам этот альбом получился сольным альбомом Боба, который получил название «С той стороны зеркального стекла».
Перед этим мы сходили на премьеру спектакля театра Горошевского «Сид», как обычно с Дюшей в главной роли. Премьеру давали в жилконторе на 9-й линии Васильевского острова. Мне опять очень понравилось, и я неожиданно обнаружил, что Дюша играет на флейте. Лейтмотивом всего спектакля была песня «Под небом голубым», которую блистательно пел Леня Тихомиров. На Боба же это произвело настолько сильное впечатление, что он потерял самообладание и после спектакля, пообщавшись с Эриком, решил вернуться в театр. Я не совсем понимал этот ход, но у меня не было выбора, и я последовал за ним. Мне очень нравились все эти люди, но я был немного другой, и потребовалось время, пока меня приняли как своего. Дюша, который всё это время находился под сильнейшим влиянием Горошевского, очень обрадовался такому воссоединению, поскольку длительное время Эрик внушал Дюше, что у него незаурядный актёрский талант и что «Аквариум» – это не серьезно, и что алфавит начинается с буквы Б (уже тогда буква А с кружочком была символом «Аквариума»). Мы стали ходить на репетиции театра. Эрик настаивал на том, что мы все должны регулярно заниматься и всецело подчинить себя театру, а музицировать можем, только имея в виду музыку к спектаклям. Вскоре, после окончания театрального института, Эрик по распределению уехал в Пермь и оставил театр на попечение Юры Васильева. Труппа не приняла нового режиссера, но я ещё толком не успел узнать Эрика, и Юра мне очень понравился. Хотя я так и не понимал, зачем мне всё это надо. Через некоторое время, начались какие-то проблемы с помещением в жилконторе, и театр вылетел на улицу. Я не помню, по какому поводу всем нужно было где-то встретиться и что-то обсудить, и я предложил пойти ко мне. В мою двенадцатиметровую комнату пришло человек двадцать. Дюша постоянно мотался в Пермь к Эрику, привозил оттуда тезисы, что и как нужно правильно делать, и пытался претворять их в жизнь.
- Предыдущая
- 11/77
- Следующая
