Бешеный Лис - Красницкий Евгений Сергеевич - Страница 40
- Предыдущая
- 40/76
- Следующая
Часть вторая
Глава 1
Первые числа апреля 1125 года. Село Ратное
Мишка, с непривычки неловко опираясь на костыли, стоял в углу двора старосты Аристарха Семеныча. Присесть было нельзя – по обычаю, сидеть сейчас могли только двое: сам староста за столом, на котором стояли широкогорлые кувшины с жребиями, и сотник – верхом, командирским оком оглядывающий собрание с высоты седла.
Находиться здесь Мишке вообще-то было не положено – на священнодействие распределения добычи допускались только строевые ратники да еще те из бывших строевых, кто в силу возраста или увечья уже не служил. Но и им сидеть не полагалось, способность выстоять на своих ногах затяжное мероприятие была неким свидетельством дееспособности и ценилась самими «нестроевиками» очень высоко.
Одновременно собрание ратников выполняло и функции сельского схода, решая попутно и другие вопросы жизни села, оттого-то так и было ценно право присутствия, а следовательно, и право голоса на этом мероприятии. Когда-то, в самом начале существования Ратного, на такой сход собирались практически все мужчины, поскольку все были строевыми ратниками. Но прошло уже больше ста лет, и жизнь брала свое: кроме изнывающих от любопытства баб, сидящих по домам, и детишек, несмотря на угрозу получить изрядную трепку, норовящих залезть на забор подворья старосты, за пределами «представительного органа власти» оставалось более полусотни вполне взрослых мужиков.
Стояли тоже непросто. Никакой аморфной толпы не было. Рядовые ратники кучковались вокруг своих десятников, обозники, из бывших строевых ратников, которых возраст или ранения заставили покинуть боевой строй, – вокруг Бурея, тоже имевшего права десятника, и только семеро человек – остатки невезучего десятка Акима – оказались неприкаянными и, видимо чисто инстинктивно, жались к десятку Луки Говоруна.
Староста что-то бубнил, отчитываясь о доходах и расходах сотенной казны, а народ позевывал и поеживался – поднялись ни свет ни заря, потому что день предстоял хлопотный. Наконец финансовый отчет, из которого подавляющее большинство собравшихся поняло только то, что какое-то количество средств в казне есть, закончился.
– Об чем еще поговорить надо? – Староста традиционно откладывал главное событие напоследок: после получения жребиев собравшихся на месте уже не удержишь никакими силами. – Кто чего сказать или спросить хочет?
– А что здесь малец делает?
Бурей, как и в прошлый раз, даже не повернулся в Мишкину сторону, впрочем, ни на кого другого он тоже не смотрел, прогудел свой вопрос себе в бороду, словно размышлял вслух.
– Отрока Михаила привел девятый десяток. – Аристарх повернулся к Говоруну. – Лука, отвечай!
– Отрок Михаил был послан в дозор вместе с моими людьми…
Говорун он и есть Говорун. Далее последовало: красочное описание оперативной обстановки на маршруте движения воинской колонны, не менее красочное описание коварства врага, замыслившего поголовно истребить славных ратнинских воинов, подробная характеристика соотношения сил в начале, кульминации и концовке боя…
Мишке так и представилось: лежит раненый мальчишка на высотке за пулеметом, а на него со всех сторон надвигаются несметные толпы врагов под барабанный бой и стройными рядами, как в кинофильме «Чапаев».
– …А потому тридцать шесть ратников посчитали, что отрок Михаил имеет право на долю в добыче. Ущерба же остальным от того не будет, потому что трое ратников за провинность лишены своих долей вообще, а семеро получат половинную долю.
– Что скажете, честные мужи?
Самым первым голос подал Пентюх – муж Доньки:
– Гнать! Не давать ничего!
Право голоса он имел, поскольку дважды, по молодости, участвовал в бою. Оба раза, правда, совершенно неудачно. В первые же минуты его вышибали из седла, но, проявляя удивительную юркость, Пентюх умудрялся не дать затоптать себя насмерть и отделывался только ушибами да переломами. После второго раза его списали в обоз, против чего он сам ни словом не возразил. Однако факт оставался фактом: какое-то время Пентюх был строевым ратником и право голоса, по обычаю, за ним сохранялось.
– Не было такого раньше, не по обычаю!
Это подал голос кто-то из десятка «лидера оппозиции» Пимена.
– Было! Два раза! – Опять голос из обоза – кто-то из бывалых ветеранов. – Один раз твоего отца, Аристарх, так наградили за то, что, раненый, коня насмерть загнав, донес важную весть и тем всю сотню выручил. Другой раз Луку Говоруна приветили. Это многие помнить должны. Ему еще и пятнадцати годов не было, а он тогда семерых половцев из лука положил, а один из тех половцев ханом оказался! Было, по обычаю!
– Как решать будем, Корней Агеич? По обычаю, можно и так, и эдак. Раз такое уже было, то можешь ты повелеть следовать примеру пращуров. Но если есть сомнение, подходит ли нынешний случай под обычай, можно и всех спросить.
– Ну да! – снова заорал Пентюх. – Он сейчас своему вну…
Бурей даже поленился рукой пошевелить, лягнул Пентюха пяткой.
– Кхе! Случай сомнительный. Пусть все решают, а ты, Аристарх, в сотенную летопись все три случая впиши, чтобы при нужде свериться можно было.
«Так я до этой летописи и не добрался, а жаль, много там интересного, наверно, есть».
– Так, слушайте все! Если посчитаете, что отрок Михаил награды достоин, говорите «да», если думаете, что недостоин, говорите «нет». Всем понятно?
– Понятно!
– Давай, время не тяни.
– Не дураки, чего каждый раз… – загомонили собравшиеся.
– Тихо! Первый десяток! Данила? – Аристарх начал перекличку.
– Три голоса. Да!
– Второй десяток. Егор?
– Шесть голосов. Нет!
– Третий десяток. Фома?
– Шесть голосов – «да», один голос – «нет».
– Четвертый десяток. Пимен?
– Пятнадцать голосов. Да!
«Странно, вроде бы Пимен должен был своих против настроить? Или он что-то крутит?»
– Пятый… эх! Нет пятого. Шестой, гм, десяток. Анисим?
– Да какой я теперь десяток? Один голос. Да!
«От него люди к нам ушли и другого десятника себе выбрали – Игната».
– Седьмой десяток. Глеб?
– То же самое!
– Да или нет?
– Да! Один голос, чтоб вас всех!
«От него тоже ушли, но Аким не справился».
– Восьмой… тоже нет… Девятый. Лука?
– Десять голосов. Да!
– Десятый. Алексей?
– Десять голосов. Да!
– Одиннадцатый… Корней Агеич, ты Игната десятником утверждаешь?
– Утверждаю!
– Одиннадцатый десяток. Игнат?
– Девять голосов. Да!
– Так, а с этими что делать? Из десятка ушли, десятника нет – Лука, ты их к себе берешь, что ли?
«Сироты» нестройно загалдели:
– Хотим обратно Глеба десятником!
– Это как? Вы же от него ушли, а сотник вам разрешил себе десятника избрать.
– Да не уходили мы… его дома не было…
– Нет, вы слыхали? – Аристарх оглядел собравшихся, словно сомневался, что его слышно всем. – Десяток своего десятника найти не может! Вы что, все пьяные были?
– Искали мы… времени мало было, Лука торопил… ну вот… временно, в общем… думали: догонит.
– Глеб, ты где был-то?
В толпе послышались смешки:
– Ну мало ли… по делам… отлучился.
– Ага! У холостого дел много!
– А как дело-то зовут?
– Так у него чуть не каждую неделю… новое дело. Не упомнишь!
– Хоть бы упреждал: сегодня, мол, такое дело, а завтра…
Аристарх немного послушал галдеж, потом хлопнул по столу ладонью:
– Тихо! Развеселились… Корней Агеич, десятник без десятка, десяток без десятника, да еще и обгадились. Позорище! До казни дело довели! И этот… кобелина, дела у него! Решай, сотник, время идет!
Дед с сомнением поглядел на оставшегося без подчиненных десятника:
– Глеб, порядок в десятке навести берешься?
Глеб угрюмо молчал, вместо него отозвались любители позубоскалить:
– А он с ними делами займется!
- Предыдущая
- 40/76
- Следующая
