Бешеный Лис - Красницкий Евгений Сергеевич - Страница 31
- Предыдущая
- 31/76
- Следующая
– Ну чего? Это… работать заставлю.
– Это понятно, на то и холоп, чтобы работать. А как? Ну вот представь себе: вытянул ты жребий, указали тебе холопскую семью, которая тебе по жребию выпала. Подходишь ты к ним: глава семьи, баба, детишки. С чего начнешь? Какие слова самые первые скажешь?
– Э… На подворье поведу.
– Есть где поселить?
– На сеновале можно, еще пристройка есть, но холодная… в сенях… там тоже холодно. Летом-то построимся, а сейчас. Да-а-а, в избе всем тесно будет…
– А если детишки малые совсем?
– А как же тогда? Едрит твою… – Илья полез всей пятерней скрести в затылке. – Я и не думал.
– На первом же шагу и споткнулся. Ты как, тоже думаешь, что Лавр с Тихоном сено скупать поскакали?
– Народищу-то разместить… – обалдело протянул Афоня. – Да куда же мы их всех денем?
– Корней с Лукой уже придумали, для того людей и послали, чтобы все приготовить, а у тебя еще дня два на раздумья есть, быстрее-то не доберемся.
Илья тут же встрепенулся:
– Э! Так я что, на сене-то не подзаработаю?
– Заработаешь, – успокоил Мишка, – но сено – не главное.
– Это хорошо. – Илья довольно улыбнулся. – Слышь, Афоня, у тебя в пристройке пол земляной?
– Земляной, а что?
– Так они же по-старинному жить привыкли: пол – земляной, вместо печки – очаг. Натаскаешь камней для очага, полати можно там сделать?
«Даже и не подумал извиниться за то, что на деда наклепал… Все как ТАМ – в каждой курилке Совет министров и Генеральный штаб одновременно, и обязательно все начальство – либо идиоты, либо сволочи… Правда, бывает, и обожествляют, но зато как потом матерят! Того же Сталина вспомнить…»
Афоня между тем продолжал строить планы:
– Я им еще пару лавок поставлю, стол есть, поломанный, правда, но починим! Полки там есть, дверь плохо закрывается, ну это сделаем… для скотины место есть, дрова… пока хватит… постели у них свои…
– С жильем, значит, решилось, – утвердил Мишка.
– А? – Афоня даже не сразу понял вопрос. – Ага, решилось!
– Тогда думай, с чего разговор начнешь.
– Э… Спрошу, как зовут.
– А поздороваться?
– С холопами?
– А они не люди? Вот тебе первая заповедь: если с человеком вести себя как со скотиной, то и он себя вести будет по-скотски. Тебе это надо?
Илья опять не удержался, чтобы не съязвить:
– Хе-хе, гляди, Афоня, заповеди! Как в Писании!
– А ты как думал, Илья? – тут же подхватил идею Мишка. – Десять заповедей указывают, как люди жить должны, что можно, что нельзя, что хорошо, что плохо. Это и есть управление. Какая, к примеру, первая заповедь?
– Это самое… – Илья задрал бороду к небу и задумался. – Кажется, «Не убивай!».
– Неверно. А ты, Афанасий, как думаешь?
– Чего ты, как поп? Не помню я.
– А подумать? – не отступался Мишка. – Тебе теперь много думать придется: и за себя, и за холопов, а в заповедях Господних все, что нужно для управления, есть!
– Ну, кажется, не молись другим богам… вспомнил! Не сотвори себе кумира, не делай изображений… и не поклоняйся им. Вот!
– Почти правильно! Начинаются заповеди со слов: «Я Господь, Бог твой». А дальше уже говорится о том, как людям с Богом жить. Не сотвори себе кумира, не поминай имя Божье всуе. И наказание за неповиновение: «Я Господь, Бог твой, Бог-ревнитель, за вину отцов наказывающий детей до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня».
А потом сразу же про поощрение послушных: шесть дней работаешь, а седьмой день отдыхаешь. Так и ты сразу же должен дать понять, что хозяин ты и все зло и добро будет от тебя. Про добро – обязательно, человек должен какой-то свет впереди видеть и хоть на какую-то выгоду рассчитывать.
– Что, так и говорить? Я твой хозяин, если что – накажу, а если… – Афоня озадаченно захлопал глазами. – А про добро-то чего сказать?
– Про одно и то же можно разными словами говорить! Сначала поздоровайся, покажи, что ты к ним не как к скотине относишься. Потом назови себя, чтобы сразу было понятно, кто ты такой. Как в заповедях: «Я Господь, Бог твой». Так и ты, например: «Я Афанасий…» Как тебя по батюшке?
– Романыч.
– Я Афанасий Романыч, ратник девятого десятка ратнинской сотни. Красиво звучит?
– Я Афанасий Романыч, ратник девятого десятка ратнинской сотни… – повторил Афоня. – Красиво. А дальше?
– А дальше: «Жить будете у меня!» Понимаешь? Жить! Вам теперь вместе жить, может быть, до конца жизни. Работа, наказание, одобрение, все остальное – это жизнь. Ваша жизнь связана воедино навсегда или очень надолго.
– Жить будете… верно! Они же сейчас бездомные, а я их в свой дом ввожу.
– Вот-вот: кем введешь, тем они и будут. Сразу же надо объяснить: что – хорошо, что – плохо. Как в заповедях Господних: почитай родителей, не убивай, не прелюбодействуй, не кради, не приноси ложного свидетельства, не пожелай жены или имущества ближнего твоего. Так и ты: обижать не стану, будете хорошо трудиться – будете в тепле, сытости и под моей защитой, но если что, то я человек воинский, к порядку и строгости приучен, так что не взыщите! Сразу все и понятно: кто ты, кто они, бояться не надо, но лениться не дашь.
– Ага! И в пристройку!
– Нет! – Мишка с трудом сдержал улыбку. – Сначала расспроси. Кто они, как кого зовут, как раньше жили, что умеют… и прочее. Вот тебе заповедь вторая: интересуйся людьми, чем больше ты про них знаешь, тем легче ими управлять. Не жалей на это времени – окупится!
– Так наврать же может! – усомнился Афоня.
– Смотря как спрашивать. Был такой ученый мудрец… э-э иудей, Карнеги звали. Так он говорил, что для человека нет более интересной темы разговора, чем о нем самом. Вот и веди разговор о нем. А чтобы не врал или не умалчивал – сомнение покажи. Не говори прямо, что врет, а так, усомнись слегка. Он горячиться начнет, доказывать, весь раскроется, а ты на ус мотай.
– Это как же? Ну усомниться, да еще слегка?
– Да очень просто. Скажет он, к примеру, что у него в хозяйстве три лошади было. А ты спроси: «Всегда три?» Он тут и начнет, что сначала одна была, потом он вторую на Княжьем погосте выменял на шкурки, потом еще что-нибудь про третью. Как звали лошадей, расскажет, какой масти были. А ты удивись: как это он на лесных полянах столько корма на зиму заготавливал, спроси о цене, какую за лошадь запрашивали и за сколько сторговал. Удивись, если сторговал хорошо. С женой его поговори: сколько лет детишкам, чем болели. Удивись, если все выжили, посочувствуй, если не все, вспомни, что и у тебя или у соседей тоже не все дети живы. Пообещай, что если сживетесь, то детей поднять поможешь, расскажи, что лекарка у нас хорошая.
– Да, Афоня, – подтвердил Илья, – дети – разговор беспроигрышный. Михайла верно говорит.
– Угу, у меня в моровое поветрия дочка двухмесячная…
– Прости, Афанасий, – смутился Мишка, – не знал я.
– Ничего, ты рассказывай. Интересно у тебя выходит. Умным был, видать, тот иудей… как его…
– Карнеги. В общем, к концу разговора ты все должен знать. Какой работой их до пахоты занять, кого из детишек в теплую избу на ночь забирать надо, чему их учить придется, а что умеют. Сравнивай все время с собой и со своей жизнью, тогда легче понять будет. Не бойся, если и час с ними проговоришь или больше, – все на пользу. И всегда помни: если притвориться, что не очень веришь, человек начинает доказывать, объяснять – раскрывается весь.
– Понятно. Просто же все! – преисполнился энтузиазма Афоня. – Я и не думал!
– Не управлял людьми, вот и не приходилось о таких вещах думать.
– Хе-хе. Можно подумать, ты управлял! – подкусил Илья.
– У меня дед перед глазами, есть у кого учиться. Ну и книги еще.
– Да, Корней Агеич… вот у кого научиться многому можно. Ну ладно. Поговорили, привел я их в дом…
– Погоди, рано еще, – остановил Афоню Мишка.
– Хе-хе, – снова встрял Илья. – Афоня, ты так до лета домой не доберешься!
Мишка сделал вид, что не слышит, и продолжил:
- Предыдущая
- 31/76
- Следующая
