Вендетта по-русски - Гайдуков Сергей - Страница 7

• Предыдущая
• 7/100
• Следующая

— В вытрезвителе, что ли? — сострил белобрысый и сам же рассмеялся.

— Не в вытрезвителе, дурак, а в отделе кадров, — тихо сказал я, когда дверь за гостями закрылась. — И мне сообщили по секрету, что с завтрашнего дня всех белобрысых идиотов будут увольнять. Ты под номером один в этом списке, Серега.

Впрочем, я забыл про белобрысого уже через минуту. Меня занимало другое. Я встал под душ и стал медленно закручивать кран с горячей водой, пока не перекрыл ее совсем. После этого я выдержал секунд двадцать и с диким воплем выпрыгнул на кафель.

Затем последовали две чашки крепкого кофе. И тогда я попытался вспомнить все — от начала и до конца.

Черта с два. Последовательной цепочки слов и событий у меня не получилось. Так, отдельные эпизоды. Начало и конец каждого тонули в густом тумане. Все равно, что смотришь фильм не целиком, а десять минут из начала, десять минут из середины и десять минут финала. А потом твоей фантазии предоставляется широкий простор для придумывания связей между увиденными кусками. Моя фантазия куда-то отлучилась по делам, и между воскрешенными в памяти эпизодами оставались большие вопросительные знаки. И я ничего не мог с этим поделать.

Все начиналось с фразы:

— Чего уставился, рожа?

Вопрос адресовался мне — Под рожей, как нетрудно догадаться, также подразумевался я. Но в тот момент мне непросто было до такого додуматься. Я сидел за столиком в дальнем углу бара и чувствовал легкое покачивание, словно на прогулочном теплоходе. Топливом для этого теплохода послужили двести граммов водки (охлажденная «кристалловская») и несколько стаканов розового грузинского вина. Не так уж много. Но мне хватило. Я чуть навалился грудью на стол, глупо улыбался и смотрел прямо перед собой. Потому что сил повернуть шею в сторону не было. Да и смысла в поворотах не было. Я все равно не соображал, что именно вижу перед собой. Это и сыграло со мной шутку. Для кого-то смешную, для меня — нет.

В баре (я и вправду не помнил его названия, а также обстоятельств, которые занесли меня именно в это заведение) было людно, и я еще удивлялся, почему за мой столик никто не подсаживается.

Теперь-то мне понятно, что мало кто захочет иметь соседом пьяного типа со странной улыбкой во всю рожу, который к тому же раскачивается из стороны в сторону. Того гляди впечатается мордой в стол. Я бы с таким рядом не сел.

А уж после того, как меня спросили: «Чего уставился, рожа?», народ стал потихоньку линять из-за соседних со мной столиков. Чуть погодя я понял, почему.

Я понял это, когда сфокусировал свой утомленный взгляд на человеке, задавшем мне этот не слишком вежливый вопрос.

О, эта была та еще глыба. Это был тот еще матерый человечище. Он сидел, но был примерно одной высоты с людьми, которые стояли за его спиной у стойки бара. Его кулаки показались мне в тот момент идеально квадратными. А пальцы, толщиной в хорошую сардельку, из тех, что подают в столовой мэрии, а не в школьной столовой, пальцы были украшены массивными перстнями. Как бы пьян я ни был, но и то моментально догадался, что перстни имеют не только художественную ценность, но и вполне практическую. От них остаются следы на лице. Или на других частях тела, куда приложится кулак этого человека.

Так вот, этот тип положил локти на стол, подпер свою тяжелую голову могучими кулаками и спросил меня:

— Чего уставился, рожа?

Этот голос легко перекрыл грохот музыки из динамиков и чмокающие поцелуи влюбленной парочки за соседним столиком. Посетители бара испуганно завертели головами, пытаясь определить, кого из них назвали «рожей».

А я все еще витал в облаках — Поэтому специально для меня вопрос повторился. Может быть, даже не один раз. Полагаю, с каждым повтором ярость этого типа возрастала. Он не привык, чтобы его игнорировали.

В какой-то момент я встрепенулся. Протер глаза. И наконец услышал вопрос — «Кто куда уставился?» — не понял я. А потом постарался осмыслить то, что было у меня перед глазами. То, во что уперся мой взгляд (совершенно бессознательно) несколько минут назад.

На черном фоне была нарисована птица. Сначала я подумал, что у меня двоится в глазах. У птицы было две головы. Я несколько раз пересчитал — неизменно получалось две. Крыльев было тоже два. И ноги — две. "Э, нет, — сказал я сам себе. — Таких птиц не бывает. Мутант какой-то.

А если это нарисованы две птицы, то крыльев должно быть четыре — Вот художники от слова ху…"

Минутку. Я чуть пошире раскрыл глаза и увидел всю картину целиком.

Черный фон, на котором неизвестный художник изобразил странную птицу, оказался тканью майки, обтягивающей могучую грудь… Да, того самого амбала.

А чуть пониже птички виднелись буквы: Р. О. С…

Все, догадался. Я поднял глаза чуть повыше — на птичку. Потом еще выше.

И увидел бешеные глаза хозяина черной майки.

— Может, ты глухой?! — проорал он, не вставая из-за столика. Чтобы до смерти напугать кого-то, ему не нужно было даже вставать. Он прекрасно делал это из положения «сидя».

Так, оказывается, разговаривают со мной. Я воспитанный человек. У меня незаконченное высшее образование. Я должен поддержать беседу. Иначе меня убьют.

— Не глухой, — сообщаю я. Из-за соседнего со мной столика поднимается влюбленная парочка и спешно пересаживается в другой конец зала. До них отчетливо доносится запах керосина, которым пахнет мое дело.

— Сейчас будешь! — рявкает амбал. — Сейчас будешь и глухим, и слепым…

И лысым!

Черт, он задел за больное. Мне с некоторых пор кажется, что у меня редеют волосы. А лысым я быть не хочу.

— Ты чего на меня зенки вылупил, козел? — не успокаивается амбал. — Я тебе что, картина Репина «Приплыли»?! Я что, Выставка достижений народного хозяйства?!

— Н-нет, — отвечаю я не совсем уверенно. Орать, как амбал, я не могу, и, вероятно, мой собеседник не слышит, что я ему отвечаю. Он распаляется еще больше. Мне уже не так хорошо и безмятежно, как пять минут назад. Вдруг захотелось уйти домой, запереться на все замки, лечь на диван и накрыться одеялом с головой. Но до дома далеко.

— Гоша, что за шум? — слышу я. К амбалу со спины подходят двое. Один — мужчина в темно-зеленом пиджаке и белой водолазке. Он нормального роста, среднего телосложения и ужаса мне не внушает. Зато его спутница — высоченная жгучая брюнетка — накрашена так, что испугает даже сексуального маньяка, если встретится с ним в темном переулке. Она курит тонкую сигару, жеманно отставив мизинчик.

Парень в зеленом пиджаке склоняется к уху амбала и кричит:

— Гоша, я только на минуту отошел, а ты уже вопишь как раненый мамонт!

Какого хера?! Давай, пожалуйста, нормально отдыхать! Не бузи хотя бы в мой день рождения!

— А я что?! — разводит ручищами Гоша. — Это вон тот пидор, — палец-сарделька направляется в мою сторону. — Пялится на меня неизвестно зачем! Я что, должен терпеть?!

— Я не пидор! — обижаюсь я, но слишком тихо.

— Мне тут на ногу в сортире наступили, а ты говоришь терпи! — продолжает разоряться Гоша, и это похоже на сигнал воздушной тревоги. — Всякие пидоры пялятся — терпи! Ну есть же предел! — И тут он снова возмущенно разводит руками.

Слышен странный звук. Потом раздается спокойный, чуть хрипловатый голос:

— Насколько я понимаю, у тебя руки из задницы растут?

Гоша повторяет мою ошибку. Он не сразу понимает, что этот вопрос обращен к нему. Немолодой мужчина стоит в метре от Гошиного столика и держит в руках два полупустых бокала с пивом. Мужчина одет в светло-серое пальто, и на этом пальто видны мокрые пятна. Насколько я понимаю, совсем свежие.

— Ты же не дома у себя? — раздраженно вопрошает мужчина. — Ты же должен соображать, что можешь задеть других людей. И ты их задел.

— Кого еще я задел? — рявкает Гоша.

— Меня, идиот, — поясняет мужчина. Парень в зеленом плаще кладет руки Гоше на плечи, но уже поздно.

Гоша начинает подниматься из-за стола. На мужчину все уже смотрят как на смертника.

• Предыдущая
• 7/100
• Следующая