Японская война 1904. Книга вторая (СИ) - Савинов Сергей Анатольевич - Страница 9

Значит, новости о нас все-таки дошли до Куроки, и тот не сдержался. Наша позиция из нервирующей для армии Оку начала быстро превращаться в ловушку, но как же хорошо, что мы догадались предусмотреть такую возможность.

Тем не менее, запас по времени был не таким уж большим, а уж учитывая, что японцы могли продолжить движение и ночью, его по факту и вовсе не было. Выбирая между «да не будут они спешить» и «если будут, то нам конец», я решил, что недооценивать врага совершенно не стоит. Промежуточный вариант — выждать и узнать с помощью дозоров, остановится Иноуэ или нет — был и того хуже. Пока ждешь, все перенервничают и, даже если японцы задержатся, потом никто не сможет уснуть. Только время зря потратим!

В общем, я еще раз прокрутил варианты, убедился, что ничего не упустил, и скомандовал ночной отход. Свою задачу мы выполнили, теперь нужно было вернуться — благо для этого у нас было все необходимое. Первое — это малые морские пушки. Вернее, малыми они были только для посаженных на мели канонерок, с которых их снял хозяйственный Афанасьев. Для армии же морские 120 миллиметров — это почти в полтора раза больше, чем стандартная полевая пушка.

Второе же — это паровоз, от которого отказался Кондратенко. В неспешной перевозке железнодорожных вагонов тысячами китайцев был, конечно, свой шарм, но нормальный паровоз — это гораздо лучше. Он и наши малые пушки утащит, и даже большие бы вывез, но… Уж слишком они тяжелые были, чтобы без техники и кораблей на ходу да за столь ограниченное время можно было что-то сообразить. Погрузка составов пушками, снарядами, едой и одеждой — мы вывозили каждую мелочь, до которой дотягивались руки — заняла всю ночь. К 5:30 утра мы загрузили дай бог половину того, что хотелось бы, но пришло время выступать.

Я отдал приказ, и вслед за вышедшими еще час назад казаками потянулись пехотные части. Последним с аналоговой пехотной ротой Хорунженкова в прикрытии тащился наш паровоз. Чем-то он напомнил мне бывший японский корабль, который нам пришлось месяц назад бросить в устье Ялу. Тот нам тоже очень помог, и его тоже никак нельзя было прибрать к своим рукам насовсем. И так же, как знак уважения, я приказал нарисовать на черном боку паровоза его новое имя. Пароход я назвал «Цы Си» в честь нынешней императрицы Китая, а вот поезду я, подумав, подарил имя главного японского бунтовщика.

«Сайго Такамори» стучал колесами, тяжело дымил, но сильно не разгонялся. Последний наш подарок, который мы оставляли для возможных преследователей. Примерно каждый километр на рельсы за паровозом спрыгивали один из артиллеристов Афанасьева и парочка солдат. Солдаты быстро копали яму под рельсом, артиллерист устанавливал туда японский фугас с шимозой и, когда паровоз удалялся, подрывал. Выходило неплохо: довольно мощные морские снаряды гнули рельсы, раскидывали шпалы, и я мысленно докидывал пару часов к тому, сколько нашим врагам потребуется времени, чтобы восстановить эту линию снабжения.

— Вам за такую вылазку точно генерала дадут, — поручик Зубцовский засверкал глазами, следя за оседающими облаками после очередного взрыва.

— Или выговор… — сухо заметил Хорунженков. Чем ближе мы были к Ляояну, тем более желчным становился старый капитан.

— За что выговор? — возмутился поручик.

— За порчу казенного имущества! Дорога денег стоит, а мы ее… крушим.

— Так там же японцы!

— А разве мы не собираемся эти земли вернуть? Россия признала потери территории? Нет, значит, и имущество наше.

— Крючкотворство!

— Реальность.

Я краем уха слушал это спор и тоже думал о том, что же будет меня ждать после возвращения. Очень бы хотелось действительно получить повышение, расширить мой и 11-й полки до нормальной бригады, а лучше дивизии… Но в чем-то Хорунженков прав, от начальства можно ждать какой угодно подставы. Даже тот же Алексеев, который вроде бы на моей стороне, но с учетом того, что блокада Порт-Артура не пробита, и он может отвернуться. Тупик… Или же есть варианты?

Я подумал, а можно ли посмотреть на будущее возвращение как на часть военной операции? И что тогда можно сделать, чтобы повысить свои шансы на успех?

— Какие новости от 2-го Сибирского? Он сможет удержать Вафангоу? — Куропаткин ждал доклада от Якова Григорьевича Жилинского.

Обладатель весьма скромной на вид должности — начальник полевого штаба на Дальнем Востоке — на самом деле этот человек отвечал за разведку на этой войне. Формально человек наместника Алексеева, в реальности Жилинский сразу сообразил, на чьей стороне сила, и начал усиленно служить бывшему военному министру.

— У Одишелидзе изначально было не так много шансов, — начал доклад Яков Григорьевич, говоря привычно тихо, так что длинные седые усы почти не шевелились. — Тридцать тысяч против почти сорока у Оку. Если бы 2-й Сибирский успел подготовить оборонительные позиции, что-то могло и измениться. Но по приказу Алексеева мы пошли в атаку, и это привело к тому, к чему и должно было привести. Потери, отход, а теперь с приближением 1-й армии Куроки, можно сказать, и бегство. Если бы не удачный маневр генерала Мищенко в самом начале, когда мы заставили японцев потерять время и выжгли все их тылы, пресса уже бы смаковала наше громкое поражение. А так…

— Говорите, так? — Куропаткин добавил к голос немного гнева. Ненастоящего, на посту министра он уже давно научился держать себя в руках, тем более из-за таких мелочей, но ведь другие-то этого не знают. — А что вы тогда скажете об этом?

Генерал подвинул в сторону Жилинского стопку газет. Копия китайской «Шэньбао», русские «Ведомости», английская «Таймс» и американская «Ворлд». В каждой из них жирным химическим карандашом были обведены такие похожие по заголовку и содержанию статьи. «Русский 22-й полк берет Цзиньчжоу», «Русские пробивают блокаду Порт-Артура и отходят», «Русская мышь в японском тылу», «Рейд по тылам и взорванные железные дороги»…

— Что это? — скулы Жилинского заиграли, до него еще не дошла ни одна из этих новостей. — Это правда? Откуда?..

— Я заранее попросил молодого князя Огинского проверить. Неизвестный китайский чиновник продал эту новость как японским, так и нашим, а заодно даже западным газетам. Местные журналисты уверяют, что получили сообщение телеграфом с самого юга Маньчжурии, что послужило для них определенным доказательством достоверности.

— Один полк против армии? Разве такое возможно? Вам не кажется, что журналисты просто ухватились за жареную историю, мечтая о грязных лаврах Пулитцера и ему подобных?

— Все возможно, точно мы узнаем только после возвращения полковника Макарова. Дальние дозоры доносят, что видели его поезд недалеко от Вафангоу.

— Но там же, между ним и нами, теперь японцы! — Жилинский задумался о том, что вся эта ситуация на самом деле могла быть вражеской провокацией. Создать героя, а потом прихлопнуть его — разве не красиво? — Может быть, послать подмогу 2-му Сибирскому?

Куропаткин лишь покачал головой.

Все его мысли были сейчас о другом: просьба, высказанная важными друзьями и союзниками в столице, не должна сорваться из-за такой глупости, как самодеятельность одного-единственного полковника. Вот только… Если тот вернется, если тот вернется с такой (!) прессой, то с ним ведь и не получится ничего сделать. А надо… Более-менее успешное начало войны воодушевило слишком многих, и теперь в любое время стоило ждать самых высоких гостей из Санкт-Петербурга и Москвы. Гостей, с которыми придется считаться.

[1] Большая 420-мм мортира, которую во время Первой Мировой использовали для взятия хорошо укрепленных крепостей. Всего их было сделано 9 штук, 2 привезли под Осовец, где наши как раз с помощью морских 152-мм пушек одну их них повредили, а вторую… Немцы после такого поспешили отвезти в тыл.

Ругаюсь.

Пока ехали назад, я начал для себя подбивать итоги операции, и в свете строгих цифр успех рейда уже не казался таким однозначным. В минус пошли… Декавилька, которую мы прокладывали от Вафангоу до Мяогоу — мортиры-то мы по ней отправили назад, а вот ее саму разобрать было уже некому. Ну, не мог я тогда оставить на это людей! Дальше холодильный вагон. Сколько он стоил, сколько я его выпрашивал — а пользы вышло чуть. И в атаку с собой не взяли, и даже, пока он был рядом, использовать заготовленную и перевезенную в нем кровь ну никак не получалось. Даже после всего лишь суток хранения она густела, и дальше можно было работать разве что ложкой, а не шприцом.