Куница Том 5 (СИ) - Оришин Вадим Александрович "Postulans" - Страница 18

Кудрявцева отвернулась, пробегая взглядом по картинам. Портреты Волконских, уже умерших.

— Как скажешь. Ты пригласил меня по делу, или морально отдохнуть?

Владимир на секунду сбился с мысли.

— А если бы отдохнуть?

Слава улыбнулась.

— По-дружески? — уточнила она.

— Конечно! — ответил улыбкой Волконский.

— Ну, — Слава задумчиво оглядела зал. — Я предпочитаю снимать стресс активно. Поединок — лучшее средство от депрессии. Но готова рассмотреть предложения, особенно если в них будет опасность и адреналин.

— Принял к сведению. Буду держать в уме такую возможность, — князь отставил бокал. — Но ты права, я хотел поговорить о деле. Есть кое-что, что тебе стоит знать.

Уловив некоторые нотки в голосе Владимира, Кудрявцева чуть напряглась.

— Что-то, что мне не понравится?

— Боюсь, что да, — подтвердил маг. — Ты, я думаю, понимаешь, что есть некоторые скользкие темы. Доверие доверием, но… Даже сейчас Дмитрию приходится принимать сложные решения. Совсем не те, какими будешь гордиться. И пусть его обязывают обстоятельства, и мы, никто из нас, вероятно, ничего ему в укор даже не подумаем. Однако ситуации бывают разные. Я — князь Волконский. И за то время, пока мы все работаем вместе, я уже успел сделать несколько вещей, о которых не хотел бы никому рассказывать. Ради общего дела я взял на себя эту ответственность.

Слава медленно кивнула.

— Допустим. Я даже поверю, что ты не сразу идёшь по самому простому пути, а сначала проверяешь сложные и менее грязные с моральной точки зрения.

— Спасибо, — улыбнулся Волконский.

Улыбнулся совсем не так, как улыбался раньше. Сейчас в его грустной улыбке сквозила тоска и печаль.

— Статус наследника обязывает меня быть изворотливой расчётливой сволочью. Но никакого удовольствия я от этого не получаю. Наоборот. Впрочем…

Князь встряхнулся.

— Мы сейчас не об этом. После случая с Искушением я счёл необходимым предпринять некоторые меры предосторожности. Я заказал своим доверенным людям составить ваши психопортреты.

Слава сжала кулаки, но быстро расслабилась.

— Чтобы уловить изменения в поведении?

Владимир кивнул.

— Да. Очевидно, эту информацию можно использовать для манипулирования. И я надеюсь, что мне никогда не придётся этого делать.

Слава сложила руки в замок.

— Но есть какое-то «но»? Ты что-то увидел в выводах этих умников?

— Да, увидел.

На лице Кудрявцевой проявилось беспокойство.

— Если ты говоришь со мной, то это что-то касается Димы. Верно?

— Он здоров, — сразу успокоил девушку князь. — Насколько может быть здоров человек, находящийся в стрессовой ситуации. В целом с его психикой всё в порядке, он контролирует эмоции и принимает решения рационально. Психологи не обнаружили ничего, что можно принять за первые симптомы психологических болезней.

— И всё же что-то тебя обеспокоило, — настояла Слава.

Владимир вернулся к столу с напитками, снова наливая себе вина.

— Среди твоих знакомых есть люди, имеющие большой боевой опыт? Может быть, кто-то из твоих предков среди тех, кто жил последние лет двести, есть ветераны?

Лицо Славы выразило раздражение.

— Если ты собрал наши психологические портреты, то и общее досье у тебя должно быть. Нет, в нашем роду не было военных, и тебе это известно.

— Прости, да, я это знал.

Владимир обвёл рукой стены зала.

— Среди моих предков полно офицеров и людей, что воевали. Не единичные акции, а длительные военные конфликты, длящиеся порой годами. Множество, десятки человек. И их психологию в нашем роде тоже изучали. Каждого в отдельности, и всех в целом, чтобы найти закономерности, общие моменты. У них, у большинства, и у Дмитрия есть одно важное сходство. Да и не только у них, вообще у людей, хлебнувших войны большой ложкой, оно встречается сплошь и рядом. Они боятся войны.

Слава хмыкнула.

— Да ну?

— Ты не поняла, — Волконский поднял указательный палец. — Не иррациональный страх, нет! Они не боятся конкретных проявлений войны, потерь, ранений, возможной смерти, ужасов, что творятся на поле боя, и происходившего с гражданским населением, попавшим в зону конфликта. Всего этого они, пробыв там достаточно долго, перестают бояться. Страх затирается, становится повседневной реальностью. Такова человеческая психика, механизм адаптации. Более того, многие, вернувшись оттуда, желают вновь туда попасть. В стрессовую ситуацию, к которой уже успели адаптироваться, потому что мирная жизнь им непонятна, порой и вовсе чужда.

Владимир опустошил бокал и оставил его.

— Они боятся, что война охватит весь их мир. Их дом. Понимаешь? Дима не боится смерти. О нет! В критической ситуации страх он испытывать точно не будет. Адреналин и готовность к агрессивному ответу — да, но не страх! И это у него ещё посттравматический синдром в самой мягкой форме из возможных. Дело в этом.

Волконский указал на одну из картин.

— Вот здесь! Раньше здесь висел мой дядя. Василий Волконский. Настоящий ветеран! Участник войны за Калимантан. Пока императоры двух великих империй договаривались о претензиях на остров, тысячи солдат рвали друг друга в этих чёртовых джунглях. Самый крупный конфликт между империями за последние три сотни лет. Он выжил там. Был награждён. Дослуживал командиром гарнизона в Сингапуре.

Волконский замолчал, отвернувшись от Славы. Девушка ждала.

— Позорная страница истории нашего рода. Группа военных Священной Римской Империи численностью в полк высадилась у Сингапура и потребовала сдать город. Василий должен был поднять гарнизон и дать отпор, сил для этого у него хватало.

Князь повернулся к Славе.

— Он приказал гарнизону сложить оружие. Испугался. Испугался пролить кровь противника. Побоялся стать причиной начала новой войны. Трибунала, позора, презрения, всего этого он не боялся. Он испугался сделать решительный шаг тогда, когда это было нужно.

Слава молчала некоторое время, обдумывая услышанное.

— Ты думаешь…

— Я не знаю, Слава, — признался Владимир. — Но не исключаю, что в решительный момент Дима испугается. Видения показали ему ужасы самой страшной войны. Для него это было не видения. И в решительный момент он может испугаться. Испугаться, что его решения станут началом этой войны. Он уже боится. Когда мы прорабатывали стратегию действий на Кюсю, ты могла это видеть.

Кудрявцева обняла себя и отвернулась.

— Я не хочу тобой или Димой манипулировать. Я только ставлю тебя в известность. В критической ситуации он может поступить неправильно. Ошибиться. Не из злого умысла, не по глупости, а потому что у людей с его опытом есть склонность к таким ошибкам. Я всего лишь хочу, чтобы кто-то из нас, кто окажется рядом, предостерёг его от ошибки.

— А твой дядя? — спросила Слава.

— Что?

— Твой дядя. Ты уверен, что он ошибся?

Волконский закрыл глаза и кивнул.

— Да, к сожалению, уверен, — вновь открыв глаза, он оглянулся на картину. — В день высадки командование Священной Римской Империи назвали их предателями и дезертирами, предоставляя нашим войскам полное право уничтожить их. Генералу, что командовал нашими войсками и разбил дезертиров, даже медаль вручили. Так что да, — Владимир заглянул Славе в глаза. — Я уверен, что дядя ошибся.

Слава подошла к столу и налила себе вина.

— Мне нужно подумать.

— Конечно, — согласился Волконский. — Если хочешь, я предоставлю заключение психологов…

— Нет! Я хочу узнавать его сама, а не пользоваться такими… Методами.

Волконский улыбнулся.

— Завидую я Дмитрию. И надеюсь, что нам никогда не потребуется предостерегать его от неправильного решения.

— Главное, чтобы мы сами не ошиблись, — ответила Слава. — Это всё, что ты хотел рассказать?

— Да, — кивнул князь. — Если ты хочешь поделиться с кем-то информацией — пожалуйста.

— Ты хочешь, чтобы я это решала? — удивилась девушка.

Волконский кивнул.

— Да, учитывая ваши взаимоотношения, только ты имеешь на это право. Я буду молчать.