Ты - наша. Хэллоуинская ловушка (СИ) - Зайцева Мария - Страница 2

Она растрепана, пушистая куртка осталась в коридоре, прическа стала еще более небрежной, губы распухли, шея и плечи в красных пятнах, в испуганных глазах слезы.

Василиса переводит взгляд с одного своего преследователя на другого, потом смотрит на запертую дверь, к которой все равно не проберешься. Они стоят на пути. Не пустят.

Вася машинально прикрывает грудь, пытясь натянуть платье повыше, скрыться от жадных и наглых взглядов, но ничего не выходит. Конструкция платья такова, что вниз, обнажая грудь, можно, а вот вверх — нет.

— Отпустите… — шепчет она, уже понимая, что никто ее не услышит. За окном шумит еле слышно двор университета, многие разъехадлись, добираясь своим ходом до места проведения праздника, и ее явно никто не потеряет, никто не будет ждать.

В самом здании никого не осталось, даже учителя воспользовались возможностью, и ушли по домам. Только вахта на первом этаже.

Ей никто не поможет.

Парни опять переглядываются, явно не желая даже объяснять своей жертве свои намерения. А зачем? Они очевидны.

— Не надо… — опять шепчет Василиса, ни на что не надеясь.

Парни шагают к ней одновременно.

Василиса вскрикивает и рвется к окну, не рассчитывая ни на что, просто повинуясь инстинктам жертвы, загнанного зверя, готового как угодно, хоть в пропасть, на верную смерть, но не в ловушку.

Но ее ловят за платье, жалобно треснувшее в грубых руках, и сграбастывают обратно.

Василиса отталкивает, что-то бессвязно лепечет, даже умоляет, но ее охотники не слышат. В их расширенных зрачках азарт погони и предвкушение удовольствия. Да для них уже само происходящее — удовольствие. Молодые звери, уже знающие силу, что играет и пузырится в их жилах, но еще не умеющие ее толком контролировать. И не считающие нужным это делать.

Зачем? Эта девочка, эта яркая бабочка, которую они приметили уже давно, попалась в ловушку и не убежит теперь.

Они за то время, пока решали, кому она достанется, успели подраться, помириться, опять разругаться в пух и прах. Потому что каждый собственник, каждому хотелось быть первым. Единолично владеть. Пока не надоест.

И никак не один не хотел уступить другому.

В итоге, решили не уступать.

А разделить. Чтоб никому не обидно было.

Василиса была обречена сразу, с того их первого волчьего взгляда на нее. Но все это время жила в счастливом неведении. Что судьба ее уже предрешена. И вопрос расставления силков и приманивания в ловушку — дело времени.

Сегодняшний праздник, чужой, не особенно добрый, для них — словно шаг вперед, за грань.

Лис, жарко укусив беспомощно барахтающуюся в его лапах жертву, рывком разворачивает ее спиной к себе, оставляя за своим компаньоном очередь целовать, тискать, наслаждаться вкусом ее губ, одуряющим настолько, что, если до этого были еще какие-то сомнения в исходе ситуации, то теперь их точно нет.

Пути назад нет для них троих. Только вперед.

Камень не тормозит, его огромные грубые лапы неожиданно бережно сжимают тонкую талию их общей добычи. Он с рычанием впивается в мягкие дрожащие губы, не позволяя Василисе крикнуть. Глубоко проникает напористым языком ей в рот, сходя с ума от вкуса, долгожданного, постоянно представляемого, но оказавшегося куда круче, чем в его фантазиях! В сто раз круче!

Лис, сдавленно матерясь, разбирается с пышным алым платьем, мнет его бесцеремонными лапами, тоже добираясь до гладкой, как шелк, кожи. Нащупывает простенькие трусики, выдыхает довольно и одним движением сдергивает их.

Вася взвизгивает прямо в губы Камню, выгибается, стремясь уберечься от наглых пальцев, легко, неожиданно мягко и опытно проникших в нее!

Страх, непонимание, борьба не оставляют ее тело равнодушным, внутри горячо, все неистово сжимается, пульсирует от ужаса и неизвестности.

И пальцы Лиса добавляют происходящему безумия.

— Горячая какая, — шипит он, практически насаживая беспомощную девушку на свои пальцы, — давай, расслабься… Камень, она — целка.

— Ебать, — высказывает свое отношение к происходящему Камень, отрываясь от губ Васи и принимаясь покрывать безумными, обжигающе грубыми поцелуями голые плечи и грудь. — Я первый.

Лис ничего не говорит, только ругается и усиливает напор, потирая какую-то невероятно чувствительную точку внизу у Василисы, отчего она, и без того дрожащая от страха и непонимания, начинает еще и выдавать такую стыдную, неправильную физиологическую реакцию на насилие.

Горячо ей становится! Больно! И томительно!

И парни, своими слаженными действиями, только усиливают эти ощущения.

Вася уже не сопротивляется, полностью порабощенная происходящим, просто держится за каменные плечи Лешки, запрокидывает голову и умоляюще стонет, пытаясь все же хоть как-то себя защитить.

Но бесполезно.

Последний теплый день осени становится безумным адским пеклом для нее.

Мир переворачивается снова, и под ее уже голыми плечами и спиной — твердая поверхность стола.

Волосы, окончательно выбившись из прически, волной текут по столешнице, свешиваются водопадом вниз, и Лис, прихватывая их, наматывая на кулак, шепчет восхищенно:

— Охуеть, девочка…

Вася толком не слышит его, ее взгляд направлен на Камня, легко двигающего ее к себе, подхватывающего под ягодицы…

Его глаза, сумасшедшие, черные-пречерные, внимательны и безумны.

Его руки на ее бедрах — жесткие и властные.

И смотрит он вниз, туда, где самое бесстыдное, куда, сама Вася не смотрела никогда в жизни!

А он смотрит!

И задумчиво, не торопясь, ведет пальцами… Прямо там!

Он чувствуется совсем иначе, не так, как Лис. Более жестко, более грубо. Лис, стоящий у лица Васи, перехватывает ее панический взгляд, запечатывает губами умоляющее “нет, нет, не надо”. Долго, с удовольствием целует, ловя малейшие движения уже не протеста. Распаленной, удивленной мольбы.

Вася уже мало что понимает, она горит от стыда и страха. От того, что происходит сейчас и еще произойдет!

Лис своим поцелуем погружает ее в этот безумный жесткий водоворот эмоций, а Камень…

Его внезапно становится много.

Так много!

Так остро!

Горячо!

Тяжело!

Лис отрывается от влажных беспомощных губ, ловит непонимающий напуганный потерянный взгляд и не отпускает. Ему нравится то, что он видит.

Конечно, ему хотелось бы первым взять девчонку, не зря же столько времени смотрел на нее. И не только смотрел…

Но тут уж кто успел, того и тапки.

Камень сказал первым. Ему и рулить. Жаль… Но ничего, так тоже круто. И эти эмоции в ее огромных глазах, этот страх, перемашнный с болью, непониманием, отчаянием и зарождающимся желанием, непроизвольным пока, чисто физическим, вызванным правильными действиями, а действия правильные, Лис знает, как разогреть девочку… Эти эмоции тоже нереально вкусные.

От них одних кончить можно.

Вася непроизвольно выгибается, стремясь облегчить себе участь, но тяжелая ладонь Камня прижимает ее к столешнице.

— Охуенно смотришься, — шепчет Лис, глядя на жесткие пальцы Лешки, властно и разбойно смотрящиеся на бледном, волнующемся животе девушки.

Вася тоже смотрит.

И вздрагивает, понимая, что видит то самое, жутко порочное, безумное…

Застонав от бессилия, откидывается опять назад, и ее тут же ловит Лис. Взглядом, губами, шепотом своим горячим и пошлым.

Камень, мягко и плавно погрузившись в беспомощно подрагивающее тело, так же медленно выходит.

Его едва хватает, чтоб сделать пару аккуратных движений, помня, что Вася — совсем нежная и слабая.

То, что происходит, не укладывается в голове. Он никогда так с ума не сходил. Он сошел с ума в тот момент, когда договорился с Лисом.

Явно сошел с ума.

И нет, ему не жаль.

Не может быть жаль, когда такое.

Она узкая, такая аккуратная и розовая. Слюни текут, не тормознешь. Не забудешь никогда в жизни.

— Потерпи, — шепчет Лис, не отрывая взгляда от Васи, беспомощно цепляющейся за его руки, — сейчас хорошо будет. Уже хорошо, правда, ведь?