Дело вдовы Леруж - Габорио Эмиль - Страница 60
- Предыдущая
- 60/84
- Следующая
Папаше Табаре пришлось удовольствоваться этим ответом и обещанием.
Понимая, что нынче вечером он ничего не узнает, старик признался, что выбился из сил, бегая по делам, и что ему пора спать. Ноэль его не удерживал. Он сказал, что ждет брата г-жи Жерди, за которым уже несколько раз посылали, но безуспешно. И еще добавил, что встреча с ним изрядно его смущает, поскольку он не знает, как себя вести. Следует ли все ему рассказать? Но это лишь усугубит его горе. С другой стороны, не сказать значит принудить себя к тягостному притворству. Сыщик нашел, что лучше пока ничего не говорить, а позже объясниться.
— Какой прекрасный молодой человек мой Ноэль! — бормотал папаша Табаре, как можно тише пробираясь к себе в квартиру.
Вот уже сутки он не был дома и теперь ждал жестокого выговора от домоправительницы.
Манетта и впрямь рвала и метала и тут же объявила хозяину, что твердо решила подыскать себе другое место, если он не образумится.
Всю ночь она не сомкнула глаз, в чудовищной тревоге прислушиваясь к малейшему шороху на лестнице, с минуты на минуту ожидая, что на носилках внесут зарезанного хозяина. И в доме, как назло, не спали. Она видела, как, вскоре после хозяина, вышел г-н Жерди и через два часа вернулся. Потом приходили какие-то люди, посылали за врачом. Такие переживания убивают ее, не говоря уж о том, что для нее непереносимо ожидание — такая у нее натура. При этом Манетта забывала, что ожидала она не хозяина и не Ноэля, а видного муниципального гвардейца, своего земляка, который обещал жениться на ней, а вчера, этакий изменник, взял и не пришел.
Готовя папаше Табаре постель, она сыпала упреками и причитала, что она, мол, женщина откровенная — что у нее на уме, то и на языке, и она не станет молчать, когда речь идет об интересах хозяина, о его здоровье и добром имени. Хозяин помалкивал, не пытаясь возражать; он склонил голову перед бурей, согнулся под градом. Но стоило Манетте управиться с постелью, он без лишних слов выставил ее и запер дверь на два оборота.
Прежде всего, Табаре хотел составить новый план кампании и наметить быстрые и решительные меры. Он наскоро проанализировал положение. Ошибся ли он в ходе расследования? Нет. Допустил ли погрешности, выстраивая гипотезу? Тоже нет. Он исходил из установленного факта убийства, учитывал все обстоятельства и неизбежно должен был выйти на того самого убийцу, какого предсказал. Но подследственный г-на Дабюрона ни в коем случае не может быть убийцей. Вера в непреложность собственных выводов подвела папашу Табаре, когда он указал на Альбера.
«Вот куда заводят предвзятые мнения и бессмысленные общие слова, которые для глупцов — словно путевые столбы. Будь я послушен своему вдохновению, я исследовал бы это дело глубже, не положился бы на волю случая. Формула „Ищи, кому выгодно преступление“ может оказаться столь же справедливой, сколь и бессмысленной. В самом деле, наследники убитого получают все выгоды от его смерти, а убийце достается всего-навсего кошелек и часы жертвы. В смерти вдовы Леруж были заинтересованы трое: Альбер, г-жа Жерди и граф де Коммарен. Мне ясно, что Альбер не может быть убийцей; не может быть ею и г-жа Жерди, которую неожиданное известие об убийстве в Ла-Жоншер вот-вот сведет в могилу; остается граф. Значит, это он? Но он не мог действовать собственноручно. Он нанял какого-то негодяя, причем, так сказать, негодяя из хорошего общества: убийца был обут в изящные лаковые сапоги от лучшего мастера и курил первосортные сигары с янтарным мундштуком. Обычно таким элегантным мерзавцам не хватает духу на тяжкие преступления. Они жульничают, совершают подлоги, но не убивают. Но допустим даже, что граф нашел молодца, готового на все. В таком случае он просто-напросто сменит сообщницу на сообщника, еще более опасного. Это было бы глупо, а граф умен. Значит, он здесь ни при чем. Впрочем, для очистки совести проверю и эту возможность.
Вот еще что: вдова Леруж, так ловко подменившая младенцев, могла с тем же успехом браться и за другие не менее рискованные поручения. Кто докажет, что она не оказала какой-то услуги другим людям, которым теперь понадобилось от нее избавиться? Здесь какая-то тайна, которую я пока при всем желании не в силах разгадать. В одном я уверен: вдову Леруж убили не для того, чтобы помешать Ноэлю вступить в его права. Ее устранили по какой-то схожей причине, и устранил ее некий энергичный и ловкий негодяй, имевший побуждения, которые я предполагал у Альбера. В этом направлении и нужно искать. Прежде всего, следует изучить биографию этой услужливой вдовы, и я ее раздобуду: завтра, видимо, в прокуратуру доставят сведения, собранные в ее родных местах».
Вернувшись к Альберу, папаша Табаре принялся взвешивать улики против молодого человека и оценивать шансы, которые у него еще остаются.
— Что до шансов, — бурчал сыщик, — то на его стороне только случай да я, то есть пока шансы ничтожны. Что до улик, то им нет числа. Однако не будем отчаиваться. Эти улики собрал я сам, и мне известно, чего они стоят. Казалось бы, многого, а выходит — ничего. Что в этом деле, в котором даже собственным глазам и ушам не следует доверять, доказывают самые, на первый взгляд, очевидные следы? Альбер — жертва необъяснимых совпадений, но все они могут разъясниться в один миг. Да что я, впервые с таким сталкиваюсь? В деле того бедняги портного было еще хуже. В пять часов он покупает нож, показывает его десятку друзей, говоря: «Это для моей жены, она, мерзавка, обманывает меня с подмастерьями». Вечером соседи слышат шумную ссору между супругами, крики, угрозы, топот, удары, потом внезапно все смолкает. Наутро портного и след простыл, а жену находят мертвой, и между лопаток у нее торчит тот самый нож, вонзенный по самую рукоятку. И что же? Убил ее не муж, а ревнивый любовник. Чему верить после этого? Правда, Альбер не желает рассказать, как он провел вечер. Но это меня не касается. Моя задача не выяснять, где он был, а доказать, что в Ла-Жоншер его не было. Может быть, Жевроль напал на след? Желаю ему этого от всего сердца. Дай-то бог, чтобы Жевроль преуспел! Правда, потом он замучает меня язвительными шуточками, однако за тщеславие и дурацкое упрямство я вполне заслуживаю этого не слишком страшного наказания. Чего бы я не дал, чтобы Альбер поскорей вышел на свободу! Да за это и половину состояния не жалко отдать. А вдруг меня постигнет неудача? Вдруг, причинив ему столько зла, я не сумею принести ему избавление?
Содрогнувшись от такой мысли, папаша Табаре лег в постель. Он уснул, и ему приснился кошмарный сон.
Ему снилось, что он затерялся среди сброда, заполняющего площадь Рокетт в те дни, когда вершится месть общества, и глазеющего на последние конвульсии осужденного, и присутствует при казни Альбера. Он видит, как несчастный, со связанными за спиной руками, в сорочке с оторванным воротом, поддерживаемый священником, всходит по крутым ступеням на эшафот. Видит, как тот стоит на роковом помосте, гордым взором обводя ужаснувшуюся толпу. Вскоре осужденный встречается взглядом с папашей Табаре и, разорвав веревки, указывает на него, громогласно восклицая: «Вот мой погубитель!» Поднимается громкий ропот: все проклинают папашу Табаре. Он хочет убежать, но ноги словно налиты свинцом; он пытается хотя бы закрыть глаза, но не может: неведомая, неодолимая сила заставляет его смотреть, и тут Альбер кричит: «Я невиновен, а истинный убийца…» — и называет имя убийцы; толпа подхватывает это имя, но папаша Табаре его не расслышал, не может запомнить. Наконец, голова казненного скатывается с плеч…
Старик вскрикнул и проснулся в холодном поту. Ему не сразу удалось убедить себя, что все, виденное и слышанное им, было сном, что на самом деле он дома, у себя в постели. Да, все это ему приснилось. Но говорят, сны подчас оказываются предупреждением свыше. Воображение папаши Табаре было до такой степени поражено, что он тщетно изо всех сил пытался вспомнить имя преступника, произнесенное Альбером. Так и не преуспев в этом, он встал и зажег свечу: темнота нагоняла на него страх, ночь кишела призраками. Нечего было и думать о том, чтобы уснуть. Снедаемый тревогой, он осыпал себя самыми немыслимыми проклятиями и горько упрекал за то удовольствие, которое до сих пор дарило ему его увлечение. Слаб человек!
- Предыдущая
- 60/84
- Следующая
