Дело вдовы Леруж - Габорио Эмиль - Страница 43
- Предыдущая
- 43/84
- Следующая
— И напрасно, дорогой метр Жерди, — возразил следователь. — Теперь уже я вам скажу: надейтесь. Быть может, еще сегодня вы вступите в свои законные права. Не стану скрывать от вас: правосудие полагает, что ему известно, кто убил вдову Леруж. К этому времени виконт Альбер должен уже быть арестован.
— Как! — вскричал Ноэль вне себя от изумления. — Неужели? Не ослышался ли я, господин следователь? Боюсь, что я неправильно вас понял.
— Нет, вы поняли правильно, метр Жерди, — перебил г-н Дабюрон. Благодарю вас за ваши правдивые, чистосердечные ответы, они значительно упрощают мою задачу. Завтра, поскольку нынче у меня до минуты занят весь день, мы оформим ваши показания. Займемся этим вместе, если не возражаете. А теперь мне остается лишь попросить у вас письма, которые находятся в вашем распоряжении; они мне необходимы.
— Часу не пройдет, как они будут у вас, сударь, — отвечал Ноэль.
И он вышел, высказав господину судебному следователю самую живейшую признательность.
Не будь он так поглощен своими мыслями, он заметил бы в конце галереи папашу Табаре, который радостно несся во весь опор, спеша поскорей выложить новости.
Не успел фиакр остановиться перед решеткой Дворца правосудия, как папаша Табаре выскочил, миновал двор и ринулся в здание. Видя, как он проворнее любого юного помощника письмоводителя взлетает по крутой лестнице, ведущей на галерею судебных следователей, невозможно было поверить, что ему уже давно перевалило за пятый десяток. Он и сам сейчас усомнился бы в этом. Он не помнил, как провел ночь; никогда еще он не чувствовал себя столь бодрым, крепким, веселым. Казалось, ноги сами несли его.
В два прыжка он пронесся по галерее и, как пушечное ядро, влетел в кабинет судебного следователя, толкнув по дороге степенного протоколиста, который проделывал уже сотый круг в зале ожидания. Вопреки своей обычной вежливости папаша Табаре даже не извинился.
— Доставлен! — закричал он с порога. — Взят, схвачен, изловлен, сцапан, заточен, заперт, упрятан! Он у нас в руках!
Сейчас папаша Табаре как никогда соответствовал своему прозвищу Загоню-в-угол: его пылкая жестикуляция, его необычные ужимки были так забавны, что длинный протоколист ухмыльнулся, за что, впрочем, выбранил себя вечером, укладываясь спать.
Но г-на Дабюрона, который был еще под впечатлением от признаний Ноэля, покоробило от этого неуместного ликования, которое, правда, добавляло ему уверенности. Он сурово глянул на папашу Табаре и произнес:
— Тише, сударь, тише, ведите себя благопристойнее, умерьте свои восторги.
В другое время сыщик пришел бы в отчаяние от того, что навлек на себя выговор, но радость делала его неуязвимым для огорчений.
— Хвала богу, — отвечал он, — я не в состоянии сдерживаться и не стыжусь этого. В жизни не видывал ничего подобного! Мы нашли все, о чем я вам говорил. И сломанная рапира, и жемчужно-серые перчатки, и мундштук все отыскалось. Все это будет вам доставлено, сударь, и еще многое сверх того. Что ни говори, у моей скромной системы есть свои достоинства. Это победа моего индуктивного метода, над которым зубоскалит Жевроль. Я дал бы сто франков, чтобы он сейчас был здесь. Но увы, наш Жевроль охотится за человеком с серьгами. Право слово, с него станется изловить этого незнакомца. Бравый парень наш Жевроль, великий ловкач и молодец! Интересно, сколько ему платят в год за его ловкость?
— Будет вам, дорогой господин Табаре, — вмешался г-н Дабюрон, как только ему удалось вставить слово, — давайте, по возможности, оставаться серьезными и действовать по заведенному порядку.
— Чего уж там, — возразил сыщик, — теперь-то с этим делом все ясно. Когда к вам приведут арестованного, покажите ему только кусочки кожи, изъятые из-под ногтей убитой, и его собственные перчатки, и с ним покончено. Бьюсь об заклад, что он немедля признается. Ставлю свою голову против его, хотя над его головой и нависла изрядная опасность. Впрочем, жизни его ничто не грозит. Эти мокрые курицы, присяжные, способны признать, что у него были смягчающие обстоятельства. У меня бы он не отделался так дешево! Ах, все эти проволочки пагубны для правосудия! Если бы все думали, как я, наказание мерзавцев не затягивалось бы так надолго. Схватили, повесили, и все тут.
Г-н Дабюрон смирился и ждал конца словоизвержения. Он приступил к расспросам не раньше, чем возбуждение сыщика немного улеглось. И все-таки ему не без труда удалось добиться точных подробностей ареста, которые должен был подтвердить протокол комиссара полиции.
Следователя поразило, что, увидев постановление на арест, Альбер произнес: «Я погиб!»
— Это страшная улика, — заметил он.
— Разумеется! — подхватил папаша Табаре. — Будь он в спокойном расположении духа, у него ни за что не вырвались бы эти слова, которые в самом деле выдают его с головой. Хорошо, что мы застигли его, когда он еще по-настоящему не проснулся. Он был не в постели. Когда мы приехали, он спал неспокойным сном на канапе. Я постарался проскользнуть вперед и вошел к нему сразу за лакеем, который был в таком ужасе, что, глядя на него, и хозяин перепугался. Я все рассчитал. Но не беспокойтесь, он подыщет благовидное объяснение своему злополучному восклицанию. Должен добавить, что возле него, на полу, мы обнаружили скомканную вчерашнюю «Газетт де Франс», там было напечатано сообщение об убийстве. Впервые газетная заметка помогла схватить виновного.
— Да, — задумчиво пробормотал следователь, — да, господин Табаре, вы сущий клад. — И добавил уже громче: — Я имел случай в этом убедиться: только что от меня ушел господин Жерди.
— Вы виделись с Ноэлем! — воскликнул сыщик.
Всю его тщеславную радость как рукой сняло. По его румяной веселой физиономии скользнула тень беспокойства.
— Ноэль был здесь! — повторил он. И робко спросил: — Он не знает?
— Ничего не знает, — отвечал г-н Дабюрон. — У меня не было никакой надобности вас упоминать. И потом, разве я не обещал вам, что ничем вас не скомпрометирую?
— Тогда все хорошо! — воскликнул папаша Табаре. — А что вы, господин следователь, думаете о Ноэле?
— Убежден в его благородстве и порядочности, — сказал следователь. Человек он сильный и в то же время добрый. Он обнаружил, и вне всякого сомнения искренне, такой образ мыслей, который изобличает в нем возвышенную душу, какие в наше время являются, к прискорбию, редчайшим исключением. В жизни я нечасто встречал людей со столь располагающими манерами. Понимаю, что его дружбой можно гордиться.
— Я же говорил вам, господин следователь! И такое впечатление он производит на всех. Я люблю его как сына, и, как бы там ни было, он унаследует мое состояние. Да, я оставлю ему все, так и записано у меня в завещании, которое хранится у моего нотариуса, метра Барона. Есть там запись насчет госпожи Жерди, но я ее вычеркну, и не откладывая.
— Сударь, госпоже Жерди скоро ничего не будет нужно.
— Почему? Что такое? Неужели граф…
— Она умирает и едва ли переживет нынешний день. Так сказал господин Жерди.
— О боже! — воскликнул старик. — Да что вы говорите! Умирает… Ноэль будет в отчаянии. Да нет, она ему не мать, так не все ли ему равно. Умирает! Раньше я глубоко уважал ее, но потом это чувство уступило место презрению. Слаб человек! Нынче роковой день для всех виновных в этом преступлении; я забыл сообщить вам, что, уходя из особняка Коммаренов, слышал, как один слуга рассказывал другому, что у графа, когда он узнал об аресте сына, случился удар.
— Для господина Жерди это будет ужасным несчастьем.
— Для Ноэля?
— Я рассчитывал на свидетельство господина де Коммарена, чтобы возвратить господину Жерди все причитающееся ему по праву. Но если ни графа, ни вдовы Леруж нет в живых, а госпожа Жерди лишилась рассудка и умирает, кто же подтвердит, что в письмах содержится правда?
— В самом деле! — пролепетал папаша Табаре. — В самом деле! А я-то и не подумал об этом. Какая неудача! Нет, я не ошибся, я ясно слышал…
Он не договорил. Дверь в кабинет г-на Дабюрона отворилась, и на пороге возник граф де Коммарен собственной персоной, чопорный, словно фигура на старинных портретах, застывшая в ледяной неподвижности в своей золоченой раме.
- Предыдущая
- 43/84
- Следующая
