Конец Желтого Дива - Тухтабаев Худайберды Тухтабаевич - Страница 47

• Предыдущая
• 47/59
• Следующая

Перечитав письмо, я решил поделиться с полковником радостью по поводу исправления нашего старого знакомца, взял письмо и отправился к Салимджану-ака. В кабинете его не было. Я оставил конверт на столе и вышел в коридор. Время уже перевалило за шесть и я решил последовать совету нашего брандмейстера Самада-ака, из которого вытекало, что излишняя озабоченность делами не на пользу ни делу, ни человеку, — быстренько собрался и помчался встречать Фариду. Авось сегодня повезет, перехвачу ее по дороге и мы наконец объяснимся…

Жажда встретить Фариду (заявиться в больницу я все-таки не осмеливался) и на сей раз привела меня к ее дому. Я стал прятаться за толстые стволы чинар, росших перед калиткой. Фариду опять не встретил, зато увидел отца девушки. Видно, и он давно заприметил меня, поэтому, выходя из калитки, стал методически проверять, нахожусь я на своем посту или нет… Пришлось на всякий случай ретироваться.

Я уже отчаялся увидеть Фариду, когда вдруг однажды она сама позвонила мне на работу. Можете себе представить, как я обрадовался.

— Фарида, это вы? — заорал я что есть мочи.

— Да, я.

— Значит, вы меня не забыли!

— Хашим-ака, я хотела спросить у вас…

— Спрашивайте. Спрашивайте, сколько хотите, Фарида!

— Только не по телефону.

— Тогда я приеду к вам.

— Встретимся у кинотеатра «Марс».

— Сейчас прилечу.

— Прилетайте, только не в форме.

— Почему?

— Придете, объясню.

— Ладно.

Я опустил трубку и задумался. Это хорошо, что Фарида захотела повидаться со мной и поговорить. Но почему она потребовала приехать в штатском? Та ли это Фарида, которая восторженно признавалась, что форма мне очень к лицу? Нет, тут что-то не то… С Фаридой я не так уж много говорил по телефону, чтобы сразу признать ее голос. А что если опять ловушка? Ведь когда устроили побег Аббасову, то и тогда были какие-то телефонные звонки… Да, возможно, здесь есть какая-то тайна. Во всяком случае, дело нечисто… Идти без формы — это то же самое, что идти без оружия. Достойно ли пасть бесполезной жертвой, когда во всем городе идет настоящая битва между правдой и кривдой, честностью и воровством? Нет, не выйдет! Хашимджан не раззява какой-нибудь, водить себя за нос никому не позволит, ведь не зря же назначили его районным главой ОБХСС! На встречу я, конечно, поеду, только в форме и при оружии!

Я вызвал дежурную машину и помчался к кинотеатру «Марс». Фарида стояла в очереди у билетных касс. Она была бледна, чем-то озабочена, а может, и напугана: часто оглядывалась, нервно открывала и закрывала сумочку.

— Почему вы приехали в форме? — был первый ее, вопрос.

— Я… просто… я не успел… переодеться, — нашелся я.

— Не приближайтесь ко мне, — прошептала девушка чуть не плача. — Нас заметят…

— Заметят… Кто заметит?

— Заметят — всему конец!..

За кинотеатром густо росли деревья. Прошли туда, держась друг от друга подальше.

— Вы не приходили к нам? — продолжала Фарида свой допрос на ходу.

— Как не приходил?! Еще как приходил. Такую площадку вытоптал за чинарами перед вашей калиткой, что вертолет может садиться. Подумывал с раскладушкой заявиться…

— Ах, так это были вы… вы!

— Ну конечно, я!

Несчастный я влюбленный! Опять испортил все дело. Отец Фариды, оказывается, засек меня в первый же мой визит вечером, а мать — с утра, так что старики переполошились не на шутку. Вот какой произошел между ними разговор.

О т е ц. Мать, что-то, видно, случилось: этот милиционер следит за нашим домом.

М а т ь. Я его заметила еще утром.

О т е ц. На нас, наверное, возвели какой-нибудь поклеп, вот он и старается, ищет улики.

М а т ь. Уверена, это дело рук Хакима-пекаря…

О т е ц. Точно. У самого рыльце в муке…

М а т ь. Помните, в прошлом году за домом Хакима-завмага тоже так же следила милиция, а потом в один прекрасный день нагрянули с обыском и добра увезли на трех грузовиках. (Рыдания.)

О т е ц. Ну, ну, не плачь. Ворованного у нас дома нет. Все нажито честным трудом. Но сидеть, ждать, когда они нагрянут, тоже не имеет смысла…

Короче говоря, в течение дня они вынесли к соседям все мало-мальски стоящее барахло, оставили дома разве лишь зубные щетки и мыльницу. Отец сейчас носится по городу, пытаясь перевести свою машину на чужое имя. Все это порядком развеселилo меня.

— Пусть мой -будущий тесть переводит машину на мое имя, ведь так и так мне на ней ездить! — засмеялся я.

Фарида, однако, не разделяла моего оптимизма.

— Не дай бог, отец узнает… — заплакала она, затем сорвалась с места, побежала и крикнула мне, даже не обернувшись: — Забудьте мое имя и шагу не делайте в нашу махаллю!

В паршивейшем настроении я вернулся в отделение. Сел за стол, обхватил голову руками и погрузился в мрачные размышления о капризах судьбы. Тут же вспомнился бедняга Закир, перенесший столько мук и страданий ради своей любви.

— Хватит вздыхать, она ведь осталась жива, — раздался вдруг спокойный голос Сурата-ака. Занятый своими мыслями, я и не заметил, как он вошел в комнату.

— А? Кто осталась жива? — вздрогнул я. — О ком вы говорите?

— Да о Шарифе той самой!

— О какой Шарифе?

— Вы разве ничего не слышали?

— Нет.

— Шарифа, которую вы тогда спасли от смерти, сегодня тяжело ранена ножом!

— Что вы говорите?! — вскочил я с места.

— За ней, видно, давно охотились. Удар нанесен сзади, в область сердца, острым колющим предметом. Скорее всего, финкой…

Сурат-ака еще о чем-то говорил, но я ничего не слышал.

Немало неприятностей принесло нашему отделению бегство Адыла-баттала. Городское управление милиции выразило недоверие Халикову, взяло дознание по делу группы Аббасова в свои руки. Если добавить ко всему этому покушение на убийство Шарифы, попросту говоря, дальше ехать было некуда.

Шарифа Усманова с нашей помощью устроилась работать на чулочной фабрике, получила комнатку в общежитии и старалась наладить честную жизнь. И вот теперь это происшествие. Одни говорили, что покушение — дело рук Аббасова, другие утверждали, что это могли сделать и старые ее дружки. Во всяком случае, Шарифа лежала в больнице в бессознательном состоянии, помочь следствию пока не могла. Несмотря на это, убийц разыскивал весь город: милиция, дружинники, даже товарищи Шарифы по общежитию, но пока что безрезультатно.

Мне было жаль ее. Перед глазами так и стояла картина: перепуганная насмерть, взлохмаченная женщина прижимает к груди малыша, рыдает и твердит, будто заклинает: «Буду жить, как все люди! Буду жить, как все люди!»

— Ох, шапочка моя, опять я нуждаюсь в твоей помощи, — молвил я, вспомнив свою давнюю подругу.

— Я всегда к твоим услугам, Хашимджан, — ответствовала она.

— Я должен наконец найти Адыла-подлеца.

— Что ж, надевай меня — и за дело!

— Слушаюсь, моя советчица! — Я разгладил складки на шапочке, образовавшиеся от долгого лежания, поцеловал ее кисточку, надел.

— Ну, веди меня, дорогая.

— Гони к мечети, Хашимджан.

— Ты что, помолиться хочешь?

— Повидаемся с Адылом-батталом.

Для начала я заглянул в стеклянный павильон с вывеской «Манты», подсел прямо к печи, обжигаясь, съел штук десять пахучих манты; потом перешел в чайхану на противоположной стороне улицы, осушил целый чайник зеленого чая. Вечерело. Я поднялся и отправился в мечеть Ходжа Ахрару Вали. Как раз кончилась вечерняя молитва и десятка два старцев расходились по домам, помогая друг другу переходить через дорогу. Они обсуждали достоинства и недостатки молодого муллы, прибывшего из Бухары прочесть проповедь.

— Мы на месте, — объявил я шапочке, кивнув в сторону темнеющей громады мечети.

— Терпение, мой друг, терпение.

Ушел последний молящийся, всячески понося человека, по ошибке или нарочно надевшего его новенькие галоши. Здоровенный хмурый дядька пожилых уже лет — хромой на одну ногу, без одного уха и одет в белый яхтак — запер изнутри массивные ворота мечети. Затем замер на некоторое время, прислушиваясь, убедился, что все разошлись, и прихрамывая, но беззвучно направился к гробнице. Я кое-что знал об этом человеке. Его звали Могильщиком Суфи. Он появился здесь еще задолго до моего рождения. Поначалу работал могильщиком, потом, так сказать, получил повышение: стал суфи[16]. Сейчас он выполнял сразу обе свои обязанности.

• Предыдущая
• 47/59
• Следующая