Конец Желтого Дива - Тухтабаев Худайберды Тухтабаевич - Страница 23

• Предыдущая
• 23/59
• Следующая

Такси мчалось по опустевшим улицам, держа курс за город. Пошли кривые улочки, глинобитные заборы. Машина остановилась перед неожиданно появившимся обрывом. Аббасов протянул шоферу десятирублевую бумажку.

— В час ночи жди меня здесь!

Таксист, молоденький парень вороватого вида, об-радованно схватил десятку, поцеловал бумажку, сунул в карман.

— В час ноль-ноль буду как штык, ака.

Кругом стояла такая темень, такая зловещая тишина, что не будь у меня на голове волшебной шапочки, я бы, наверное, шагу ступить не посмел.

Миновав мусорную свалку, зашагали по руслу высохшего ручейка. Метров через пятьсот вылезли на правый берег, спустились на дно оврага и остановились у высокого глинобитного дувала-пахса[8]. Открыла нам старуха лет семидесяти, а может, и девяноста, похожая на вопросительный знак — так согнули ее годы. Разговаривать она почти не могла, из беззубого рта вместо слов вылетал какой-то змеиный свист. Настоящая Баба-яга, можете мне поверить. Переселилась из сказки в этот таинственный дом.

— Ты сильно запоздал, верблюжонок мой…

— Такси не было, — буркнул сын верблюдицы. — Все собрались?

— Собрались, собрались, верблюжонок мой. Тебя ждут.

Баба-яга ввела нас в переднюю, отодвинула умывальник вправо — перед нами появилась квадратная дыра со ступеньками, ведущими вниз. По ним мы спустились в подземелье, пол которого был укрыт дорогими коврами. Воздух спертый, душно. Гости, ожидавшие Аббасова, почти все возлежали на атласных подушках, кто в майке, кто вообще по пояс голый. Духота, видно, одолевала. Пристроившись в стороне, я начал не спеша изучать каждого из них, стараясь запомнить все, даже самые незначительные приметы, что потом могло нам здорово пригодиться.

В дальнем углу сидел, небрежно развалясь, здоровенный детина с бычьей шеей, с борцовской фигурой. Тугие мышцы его извивались под кожей, как разъяренные змеи. Двумя пальцами он колол орехи и миндаль и горсточками бросал в рот. Брови его казались веревкой, свитой из конского волоса, до того были черны и густы. После каждого слова он отдувался, как паровоз, спускающий пары.

Справа от Борца сидел человечек с восковым лицом, он то ли сильно вспотел, то ли обмазал лоб маслом — на нем сверкало отражение лампочки.

Слева от Борца устроился парень лет двадцати-двадцати пяти с длинным лошадиным лицом, на левой щеке глубокий багровый шрам. Все тело покрыто татуировкой: свившаяся кольцом змея, могила с крестом, кинжал, голова женщины, надписи вроде «Не забуду мать родную», «От работы кони дохнут»… Я его окрестил Лошадью.

Противоположный угол занимал такой толстый, пузатый человек, что я даже вспотел, представив, как он спускался в подземелье по узкому проходу. Дышать ему было трудно, издавал он лишь какие-то хрипы и свистки…

У самых дверей на корточках сидел такой худющий парень, что я без труда сосчитал все его двенадцать ребер. Тонюсенькая шея, по-видимому, не могла удержать головы, которая то и дело бессильно падала на грудь.

— О-о, учитель явился! — пронесся по подземелью вздох радости и облегчения. Все присутствующие вскочили на ноги, стали кланяться Аббасову, приложив руку к сердцу.

Адыл-коварный прошел на почетное место, обложенное пуховыми подушками, сел. Худющий парень, держа сложенные ладони перед лицом, прочел короткую молитву, которую закончил словами:

— Да останется милиция всегда с носом, аминь!

— Аблоху акбар! — присоединились остальные.

После этого начались обычные расспросы о здоровье, житье-бытье, о делах. А какое у таких бытье, какие дела?.. Разговор коснулся городских новостей, разных слухов. Толстяк, тяжело отдуваясь, сказал, что жизнь становится все труднее и труднее, что милиции помогают дружинники, представители народного контроля, и есть все основания полагать, что органы добьются своего — в корне изведут ихнего брата.

— Не дрожи так сильно, трус! — прикрикнул на него Адыл. И повернулся к соседу: — Муталь, встань!

— Слушаюсь! — вскочил тот на ноги. Это был Лошадь.

— Ты выполнил мое поручение? Где документы?

— В портфеле, хозяин.

Муталь вытащил из-под себя портфель и извлек желтую папку — ту самую, которая исчезла из сейфа полковника! От волнения у меня закружилась голова. Что делать? Выхватить из рук Лошади заветную папку и броситься к Салимджану-ака в больницу? Дет, Хашимджан, спешка в нашей работе недопустима…

— Рассказывай! — приказал Адылов.

— Что рассказывать, хозяин?

— Как провел операцию по изъятию этих документов. Пусть все слушают и наматывают на ус, как надо работать.

— Все сделали точно так, как велели вы, учитель. В форме майора милиции я явился в отделение. Дежурил пожилой простоватый сержант, я представился ему работником областного управления, предъявил удостоверение.

Я поинтересовался, как проходит дежурство, нет ли особых нарушений. В этот момент появился мой напарник — тоже в милицейской форме, с букетом цветов в руке. Извинившись передо мной и попросив разрешения обратиться к сержанту, сказал:

— Где-то здесь поблизости свадьба моего друга, а адрес его я куда-то подевал, не могу найти. Вы, наверное, знаете, он тоже служит в милиции и живет где-то рядом.

Сержант объяснил, где идет свадьба, посожалел, что не может проводить, так как находится на посту. Я сделал вид, что возмутился бездушием сержанта, прикрикнул на него:

— Милиционеры должны помогать друг другу, пора бы понять эту простую истину. Идите, покажите товарищу нужный дом, а на посту я побуду сам!

И пока сержант вернулся, я успел вскрыть сейф, выкрасть документы.

— Молодец, одобряю! — даже похлопал в ладоши Адыл-оборотень. — Теперь расскажи, как провел операцию «Грудной ребенок».

— Ее выполнила Шарифа.

— Шарифа? Кто такая?

— Вы ее знаете, хозяин. Действует в моей группе. Раньше работала официанткой в столовой, сейчас промышляет тем, что ходит по организациям и ворует пальто и плащи. Она как раз родила ребенка, отца нет, ну и не знала, что с ним делать. А тут подвернулось такое выгодное предложение и она с радостью согласилась. Я пообещал выхлопотать ей двухкомнатную квартиру и дать три тысячи при благополучном завершении дела.

— Она сейчас ушла в подполье?

— Ага.

— Пусть легализуется. Не то все пропадет даром, Она должна каждый день бегать в милицию, требовать алименты и наказания полковника. Конечно, ничего не докажем, но крови ему много попортим! На, держи эти деньги, обещанные Шарифе. А эти золотые монеты — тебе. Хочешь — вставь себе зубы, хочешь — закажи жене кольца, — твое дело. Я друзей никогда не обманываю, если они точно выполняют мои задания… Саллабадрак, встань-ка с места!

Так почему-то звали парня с бычьей шеей. Он с трудом оторвал свое могучее тело от пола.

— Как твоя тачка, работает?

— Работает, хозяин.

— Отвез муку?

— Так точно.

— А сахар?

— Сахар пока что не удалось вывезти.

— Этой ночью вывези во что бы то ни стало.

— Будет сделано, хозяин.

— В шелкоткацкой артели побывал?

— Да. Отвез, куда было велено.

— На, держи премию. — Аббасов вынул из портфеля пачку денег, кинул Саллабадраку.

«Куда я попал? — кричало все мое существо. — Кто это такие? Неужели это не сон, а явь и такие типы живут рядом с нами? Один — вор, другой — взяточник, третий — клеветник. Да здесь прямо-таки образцы всего преступного мира! Это они не дают милиции ни дня покоя, живут за счет честных людей. Да еще как по-современному выражаются: «операция», «легализация», «изъятие» — прямо-таки разведчики! Это желтые дивы, которых надо уничтожать!»

— Главарь спекулянтов Ариф, встань!

Худущий парень встал на ноги, бессильно прислонился к стене.

— Рассказывай.

— Дела идут неважно, хозяин.

— Почему?

— Нашего брата становится все меньше. Во-первых, нечем торговать, так как в магазинах все больше товаров, во-вторых, почти все лучшие, опытные люди за решеткой.

• Предыдущая
• 23/59
• Следующая