Вторая жизнь Арсения Коренева книга третья (СИ) - Марченко Геннадий Борисович - Страница 5

Он встал, я тоже, но решил напоследок спросить:

— Один вопрос можно, Владимир Борисович?

— Один можно. Валяйте.

— Вот вы сегодня упомянули, что существует в Москве отдел, который занимается гражданами с паранормальными способностями. Неужели все шизофреники или шарлатаны?

— В большинстве своём да. С некоторыми приходится подолгу разбираться. Вот недавно один композитор в поле зрения попал. Молодой человек, а песни сочиняет на любую тему и в разных жанрах. Естественно, пообщались с ним. И мы, и медики. Песни хорошие, но у парня стопроцентная шизофрения. Во всяком случае, так врачи утверждают. В общем, его сейчас лечат.

— А зовут этого парня случаем не Виктор Селезнев[4]? — выдал я моментально всплывшие в подкорке имя и фамилию.

— Нет, — нахмурился Шумский, — по-другому. А что за Селезнев такой?

— Да так… Навеяло, товарищ подполковник. Давайте уж действительно на сегодня пока всё. У нас же это, как я понимаю, не последняя встреча?

— Даже не сомневайтесь в этом Арсений Ильич! Ещё раз спасибо за сына. Вас сейчас отвезут домой.

[1] Большая Круглая Печать (БКП) — некий артефакт, которым обладала Тройка из сатирической повести братьев Стругацких «Сказка о Тройке». БКП Делала её административные действия могущественнее действий магических и законов физики. С её помощью утверждались решения, делающие постановления неоспоримой реальностью.

[2] Ныне Кудринская площадь

[3] Прототипом Тяглова послужил предатель Адольф Толкачёв. В реальности он стал передавать информацию американцам в 1979 году, но автор решил немного сдвинуть планку событий, учитывая, что это художественное произведение с вкраплениями фантастики.

[4] Герой серии романов о попаданце «Режим бога» от СКС

Вот уже вторую неделю я трудился в кардиологическом отделении областной больницы имени Николая Ниловича Бурденко. Практически в родном отделении, которому в прошлой жизни отдал не один десяток лет, и почти двадцать из них в должности заведующего кардиологией.

Из коллектива отделения я помнил по прежней жизни всех: Владимира Вишневского, который был ненамного старше меня, Изольду Голубеву, Мишу Бубнова (он не любил, когда к нему обращались официально Михаил, да ещё по отчеству), Марата Тугушева и старшую медсестру Наталью Борисовну Дронову. И о каждом из них имел более-менее чёткое представление.

Знал, что Вишневский увлекался коллекционированием марок, был заядлым филателистом, и за редкую марку мог чуть ли не душу продать. Бубнов женат уже в третий раз, имея от первых двух браков по ребёнку, на которых платил алименты, был любителем заложить за воротник и практически ежемесячно стрелял у кого-нибудь взаймы. Правда, с получки всегда отдавал. При этом был человеком безобидным, а кардиологом от Бога. Если бы не его безалаберность, мог бы сделать блестящую карьеру.

А вот Изольда Тарасовна Голубева всё-таки сделает пусть и не головокружительную, но вполне достойную карьеру, в середине 80-х заняв неплохую должность в Облздравотделе. Вообще так себе человек, честно говоря, постукивала наверх, потому за глаза её называли не Голубевой, а Дятловой. Между прочим, уже член партии. Понятно какой, в СССР партия была одна.

Марат… Обычный скромный парень лет тридцати, примерный семьянин. Правда, в конце 80-х вдруг резко ударился в религию, стал посещать мечеть, что возле Центрального рынка. А потом… заболел. Рак сожрал его буквально за два месяца. Так-то вот. Интересно, религия и болезнь как-то связаны между собой? Может, он сел на какую-нибудь халяльную диету, и это послужило триггером, своего рода выстрелом стартового пистолета к резкому делению раковых клеток? Как бы там ни было, не стало человека. Похоронили Марата где-то в Иссинском районе на татарском кладбище, как он завещал.

А сейчас это был вполне нормальный молодой мужчина, который при знакомстве со мной намекнул, что с первой получки не мешало бы проставиться в узком кругу коллег. На что я ответил, мол, за мной не заржавеет.

— Но только чтобы Романовский не засёк, — предупредил Марат.

В эти годы отделением кардиологии руководил Андрей Сергеевич Романовский, которого я в той жизни застать в этой роли не успел, когда после трёх лет на кафедре клинической ординатуры Саратовской областной больницы наконец перевёлся в Пензу, сразу угодив в это самое отделение кардиологии. О Романовском я практически ничего не слышал, тот, по слухам, вообще уехал в Ленинград, выбив себе какое-то тёплое местечко. Никто его и не вспоминал. Во всяком случае, добрым словом.

— Что, не любит он это дело? — спросил я Марата.

Тот, поморщившись, отмахнулся:

— Да он много чего и кого не любит. Смотри, и к тебе, молодому, придираться начнёт, так что ты с ним поосторожнее.

М-да, подумалось мне, вот уж повезло так повезло. Лучше бы вместе со мной Штейнберга перевели, тот, во всяком случае, нормальный мужик, пусть и не кандидат наук, как Романовский, да и малость закостенел в своих медицинских знаниях и методах.

В отделении на 70 коек также помимо старшей медсестры Дроновой в штат входили две процедурные медсестры, пятнадцать палатных и одна медсестра функциональной диагностики. И среди палатных были несколько молоденьких, симпатичных, а двое к тому же и незамужних.

Да, забыл упомянуть главврача… Герасим Иванович Ардаков был человеком на своём месте. Когда-то неплохой офтальмолог, в 1974-м он был приглашён возглавить областную клиническую больницу, и за 10 лет на этой должности принёс немало пользы как организатор и хозяйственник. При нём, между прочим, в 81-м году была построена 5-этажная поликлиника с лифтом для пациентов и персонала — большое дело!

Заместитель у него по лечебной работе Герман Петрович Шалдыбин — будущий главный врач больницы имени Бурденко, на этой должности он проработает с 1984 по 1999 годы. Строгий, но, как говорится, объективный. Помню, как он говорил: «О каком доверии к специалисту может идти речь, если на нём джинсы и мятый халат⁈».

Ну да, в каком-то плане Шалдыбин был консерватором, но дело своё знал туго, на всю Пензу в плане лёгочной хирургии с ним мог посоревноваться только его бывший наставник Исаак Петрович Гутман, возглавлявший в послевоенные годы Пензенский областной противотуберкулезный госпиталь инвалидов войны.

Честно говоря, я не ожидал, что мне повезёт оказаться сразу после интернатуры в главной больнице области. Думал, хорошо бы вообще зацепиться в Пензе для начала хоть в какой-нибудь больнице. А тут раз — и направление в областную. Кто там за меня словечко замолвил… Почему-то первым делом на ум пришла фамилия Мясникова. Ну а что, ему же выгодно, чтобы я всегда находился, так сказать, под рукой. Вдруг или ему, или кому-то из его близких понадобится моя помощь. Уж наверняка в Облздраве к просьбам второго секретаря обкома партии прислушиваются. И мелочиться тот не стал, выхлопотал направление сразу в областную. Надо будет как-нибудь при личной встрече выведать, ему ли я в самом деле обязан этим назначением.

В Сердобской ЦРБ я своих теперь уже бывших коллег на прощание сводил в лучшее местное кафе «Берёзка». Стол ломился от яств и напитков, играла живая музыка, а Леночка откровенно напрашивалась после застолья ко мне в гости. Мол, напоследок разочек можно сделать нам обоим приятное. Но я был твёрд, как кремень, на что она, кажется, немного обиделась. Хотя в тот момент я был изрядно навеселе, может, и не немного обиделась, потому что запомнилась ещё и оплеуха. Причём после этой оплеухи мы с Ленкой точно отплясывали какой-то «ритмический» танец. Наверное, она тоже была хорошо поддатой, и её настроение менялось, как муссон.

В областной больнице так же была 5-дневная рабочая неделя, не считая дежурств, как и в любой другой больнице СССР. Первое моё дежурство выпало на 1 сентября. В принципе, мне было до лампочки, когда дежурить, в школу мне никого вести не надо было.

Между делом я усердно штудировал книгу по иглоукалыванию, полученную от Ларина, и ещё до начала работы в областной больнице успел попрактиковаться в домашних условиях на соседке тёте Вале — то бишь Валентине Фёдоровне Огурцовой, которая когда-то отправилась с мамой в «Будылин», а закончилось всё сломанной ногой. У мамы в смысле, а не у соседки. Но у той была своя проблема — шейный остеохондроз. ДАР понадобился только для диагностики. Её я проводил до и после каждого сеанса. Всего их понадобилось пять, в течение пяти дней подряд после чего пациентка заявила, что у неё прошли онемение в руках, головокружение и шум в ушах. И вообще она почувствовала себя лет на десять моложе, когда никакой остеохондроз ещё её не беспокоил.