Нелюбимый босс (СИ) - Лакс Айрин - Страница 5

— Чего тут понимать, Соня? — немного злится Алина. — Вспомни, как мы жили последние два года до смерти мамы. Долгов куча, мама вообще не просыхала, в доме постоянно отирались ее хахали, один другого хуже! У нас коллектор отжал машину, нам электричество грозили отключить, банк едва дом не отобрал! Демьян все это разлулил, оплатил все долги, отремонтировал дом, подарил мне крутую тачку, денег нам дает и на учебу, и на карманные не жалеет. Золотце, а не папа! Неужели ты хочешь всего этого лишиться?!

— Я не хочу играть в беспомощность и терпеть его тиранию. Сегодня он меня на вечеринку не отпустил, ветку спилил. А завтра что? Он моим внешним видом займется, заставит форму носить, в угол поставит?!

— Может быть, и поставит. Он мужик со стержнем. Уверена, он хорошо умеет управляться с ремнем, — хмыкает. — А ты, как миленькая, туда пойдешь.

— И не подумаю! Сама в это играй.

— Ты сделаешь, как я скажу. Поняла?

— С чего это?!

— Соня, ты не забыла, от чего я тебя спасла? Забыла, как в твою спальню ввалился обдолбанный дружок мамаши и напал на тебя, начал раздевать! Он был невменяемый, мне самой было страшно, но я не позволила пьяному хахалю мамаши над тобой надругаться, спасла тебя от изнасилования. За это ты мне по гроб жизни будешь обязана.

От слов сестры все внутри сжимается. Готова разрыдаться. Больше двух лет с той ужасной ночи прошло, но воспоминания возвращаются по щелчку пальцев и накатывает дурнота, страх сковывает… Я словно чувствую на лице противное мужское дыхание с привкусом алкоголя и травы, чувствую жадные, липкие пальцы, лапающие всюду.

— Вспомни хорошенько того урода! Тебе до сих пор страшно. Ты спишь со светом и с ножом под подушкой, Соня. Лишь благодаря мне дело только этим и ограничивается. Не рискни я ударить этого мужика по башке вазой, кто знает, что бы с тобой стало…

— Не напоминай, прошу.

— Хорошо, не буду. Если ты пообещаешь больше не выводить из себя папулю.

Всхлипываю, едва не плача. Алина дает мне минуту, чтобы успокоиться.

— Не зли Демьяна! — наказывает строго.

— Ты говорила с ним?

— Нет, не говорила. Только с тобой говорю, но по голосу слышу, как ты кипишь. Перестань! Умерь пыл….

— Мне его на фиг послать хочется!

— Придется проглотить свое «нафиг», Соня. Не вздумай лишать нас хорошего будущего и состояния. Ты меня поняла? — напирает злым голосом.

— Хорошо, я все поняла.

— Умница. Теперь пойди, извинись за свое поведение и попроси у него что-нибудь. Небольшое одолжение. Папуле будет приятно оказаться полезным…

Отложив телефон в сторону, скручиваюсь эмбрионом на большой кровати. Рука сама ползет под подушку, чтобы проверить, на месте ли нож. Кажется, он на месте. Немного отпускает страхом, но все равно мне тошно…

Еще этот приказной тон Алины и необходимость встречаться с ее отцом изматывает нервы.

Идти навстречу с ним?! Еще чего!

— Соня, открой, пожалуйста. Нам нужно поговорить.

Ха, он сам пришел. Поговорить…

Впустить настойчивого папашу или нет?

Демьян

— Соня, открой, пожалуйста. Нам нужно поговорить.

Кажется, мы это уже проходили. Полчаса назад, может, чуть больше.

Почему же я снова усердно пытаюсь достучаться до колючки? Мелкая, взбалмошная….

Не могу сказать, что Соня капризная девочка. Скорее, наоборот, жизнь с Мариной девочек не баловала от слова совсем.

— Со мной все в порядке, — бурчит. — Я в комнате.

— И все же открой. Я знаю, ты поранилась.

— Будешь в доброго доктора играть?

— Оденься, если ты не одета, и просто открой дверь. Веришь или нет, но я хочу позаботиться о тебе, пока Лины нет рядом.

По ту сторону двери слышится сердитый топот. Дверь распахивается и малявка устремляет на меня снизу вверх острый, сердитый взгляд.

Ее глаза меняют цвет в зависимости от освещения и настроения. Меньше часа назад они казались мне зеленоватыми, но сейчас — прозрачно серые, глубокие. Миловидная, рассерженная.

Вспоминаю, как по-дурацки она висела на дереве. Настоящая мартышка, словом.

Поневоле по губам расползается улыбка.

— Чё смешного?

— Грубить необязательно.

Двинув Соню плечом, захожу в ее спальню и сажусь на кресло возле кровати, хлопнув по покрывалу ладонью.

— Садись, мартышка.

Раскрываю контейнер с аптечкой, вынимая необходимое.

— Какая я тебе мартышка, дядя?!

— Какой я тебе дядя? — передразниваю.

— А что, назвать папочкой? — спрашивает с вызовом.

— Если хочешь. По большому счету мне плевать. Главное, чтобы ты была в безопасности.

Соня планирует сказать еще что-то в ответ, может быть, даже нагрубить, но потом переводит взгляд на стену, где висит большое семейное фото — Марина, Соня, Алина. Мама и две дочурки, совсем еще мелкие. Алине на фото лет десять, значит, Соне примерно восемь.

Перехватываю взгляд.

— Ты скучаешь по маме?

— Не особо, — ковыряет пальчиками левой ноги пушистый ковер. — В последнее время она была сама не своя

— Думаю, ты лукавишь. Впрочем, дело твое. Садись, я посмотрю, что ты себе поранила.

Громко цыкнув, Соня тем не менее, садится напротив меня. Смачиваю ватку спиртом, протираю им острую иголку от шприца, которой удобно вытаскивать занозы.

От вида иглы Соня сильно побледнела и сжалась в комочек.

— Боишься?

— Нет.

— Боишься. Ничего зазорного нет в том, чтобы бояться. У каждого свои страхи, мартышка.

— Хватит называть меня так!

— Показывай, где занозы. Я буду аккуратен.

— Я много чего поранила. Даже свою задницу.

Меня неожиданно сильно взбудоражила мысль о том, что придется вытаскивать занозы из ее задницы, обтянутой красными трусиками.

Так, друг. Спокойно… Мало, что ли, ты красных трусов в жизни видел? Но друг словно был слепым на протяжении сорок лет и только сейчас остро прозрел, не желая думать ни о чем другом.