Хочу свести тебя с ума - Ана Сакру - Страница 2

– Ага, – невнятно бормочу, подхватываю чемодан и разворачиваюсь к выходу из комнаты.

– Что, поплакать сначала пошла? – девчонки за спиной ржут.

– Типа того, да, – захлопываю за собой дверь.

В коридоре, кроме стен и полов, ничего нет, и я не придумываю ничего лучше, как усесться прямо на ступеньки на лестнице. Мимо шныряют студенты вверх и вниз, но всем на меня абсолютно плевать.

Смахиваю блокировку с экрана телефона и зависаю, пытаясь придумать, как поступить.

Мне нужна помощь, но просить ее у родителей совсем не хочется. Они были против моего переезда в Москву. Особенно отец. Он предлагал остаться учиться в Новосибирске. Приехать в столицу – мое личное решение, и на тот момент оно казалось мне очень крутым и взрослым. Я поступила на бюджет сама. Сама подала заявку на общежитие и попросила родителей не присылать мне денег, убедив их в том, что вполне способна прожить на рекламе со своей странички.

И что теперь? Признать поражение в первый же день?

Денег на съемную квартиру у меня нет. Точнее есть, но тогда мне стоит отказаться от еды на ближайший месяц.

Поехать в гостиницу? А потом что? Да и во сколько мне обойдется номер в отеле в Москве?!

Вернуться в комнату и смириться?

Вот черт, я и правда не представляю, как буду жить в таких условиях: без компа, без шкафа, с душем через день и замком от соседок на тумбочке.

Это провал.

Сделав пару глубоких вдохов, решаюсь позвонить предкам, мысленно готовясь выслушать папино «я же говорил».

Повлажневшими пальцами выбираю нужный контакт.

Гудки…

– Пашка, привет! Ну ты как? Уже обустроилась? Всей семьей ждем видео – как там наша юная блогерша! Мать даже пирог испекла.

– Пап… – вздыхаю, жмурясь и растирая лоб от досады, – тут такое дело… Мне комнату дали на восемь человек, даже стола своего нет, туалет один на этаж, я… – всхлипываю от жалости к самой себе. Мысленно съеживаюсь, ожидая от отца моральной порки, которую я, конечно же, заслужила, потому что действительно надо было серьезней подойти к вопросу собственного жилья. Но вместо подробного объяснения, какая я безответственная, папа неожиданно бросает в трубку «понял, сейчас», а через минуту мне смской прилетает адрес моего очень дальнего родственника, которого я видела всего-то один раз лет пять назад, и приписка, что он с радостью готов меня разместить.

Глава 2.

Павел

Бля-я-я…

Отжимаю кнопку на рукоятке перфоратора.

Прислушиваюсь.

Настойчивый звонок в дверь сообщает, что мне не показалось.

Блять. Соседи.

Мне осталось снять всего-то один ряд старого кафеля в санузле.  Думал, прокатит и доделаю сегодня.

Не успел до семи вечера.

Эта плитка еще от застройщика. Ей чуть меньше полувека, потому был уверен, что стоит чихнуть – и отвалится. Хрен там. Перфоратор едва вывозит.

Под трезвонящий дверной звонок опускаю инструмент на бетонный пол, сбрасываю с рук строительные перчатки. Отираю вспотевшие ладони о грязные рабочие спортивки, на жопе которых дыра – неудачно зацепился за саморез, торчащий из дверной коробки.

Вчера снес на хрен дверь в туалет. Теперь как в поле. Сядешь…и видать из всех комнат.

Переступая через кучу строительного мусора и инструмента, матерюсь, когда мизинцем задеваю выставленное у входной двери ведро со сколом.

Бля-ять!

Шиплю, стиснув зубы, и тянусь к дверному замку.

Проворачиваю и толкаю дверь, предупреждая нервных соседей сразу на берегу:

– Я уже заканчиваю. Прошу проще… – не договариваю, глядя сверху вниз на незнакомую тощую девку.

Всех тревожных соседей за время ремонта я знаю, а эту впервые вижу.

Цепляюсь взглядом за огромный розовый чемодан за спиной незнакомки, и этот пластиковый монстр сбивает меня с толку окончательно.

Собираюсь спросить, какого хера ей надо на пороге моей квартиры, но не успеваю.

– Хм… – фыркает она, при этом совершенно не стесняясь ощупывать мой голый грязный торс своими наглыми глазами. Ее взгляд проезжается по моему обнаженному животу, подвисает на пару секунд на резинке трусов, торчащей над спущенными на бедра трениками. Закусив губу, мелкая заметно розовеет, а потом резко вскидывает глаза к моему охреневшему от такой беспардонности лицу, – а ты, смотрю, времени даром не терял. Дрожжами закидывался? Приветик! – лучезарно улыбнувшись, пытается шагнуть в мою хату прямо со своим трехэтажным чемоданом.

– Э-эй! Але, куда намылилась?! – преграждаю путь ей и ее чемодану.

– В смысле – куда? – натурально оскорбляется она.  – Я Паулина! – сообщает так, будто это все объясняет.

– Мм-м…пиздато, рад за тебя, – равнодушно бросаю. Глаза девчонки округляются. Не спорю, сейчас я не самый милый собеседник. Моему состоянию, в котором нахожусь последнюю неделю, есть точное определение – я заебаный. И голодный.  Я хочу жрать. И спать. – Это все? – демонстративно хватаюсь за дверную ручку с целью ее захлопнуть.

– Да что такое-то?! – в этот момент между ребром двери и откосом девчонка умудряется ловко впихнуть свой охрененно огромный чемодан. – Я Паулина, разве тебя не предупреждали обо мне? Папа сказал, что ты меня ждешь!

Она смотрит на меня так, будто мы и правда должны быть знакомы. Но это какой-то бред. Она явно не в себе, а у меня нет сил даже память напрячь, чтобы что-то там вспомнить.

Невежливо вытолкнув ее розовый чемодан обратно в подъезд, тяну дверь на себя и попутно сообщаю:

– Слушай, кажется, ты что-то путаешь. Я тебя не знаю, а разговаривать с незнакомцами мне не разрешают.

– Что? – успеваю услышать, прежде чем захлопнуть дверь.

 Ковыляя обратно вглубь квартиры, чувствую, как тянет мизинец.

Меня бесит все. Оттого здоровой ногой пинаю мусорный пакет в тот момент, когда из распотрошенной ванной доносится рев моего телефона.

Отыскиваю его рядом с унитазом – единственное, что функционирует в санузле.

На экране Аленка, сестра*.

– Я звоню тебе уже два часа! Ты почему трубку не берешь? – обрушивается на меня шквал претензий, когда отвечаю на звонок.

– Взял же…– отвожу руку с телефоном от уха, чтобы не оглохнуть от громкого возбужденного дыхания старшей сестры. От нее всегда несет сногсшибающей экспрессией.

– Через два часа, – притыкает она.

– Дай мне, даа-ааай…! – даже на расстоянии от трубки мои перепонки взрываются от душераздирающего визжания крошки Кэт, моей четырехлетней племяшки.

– Тихо ты, – шикает на нее сестра. – Иди спать!

– Даа-ааай! – орет Кэт. – Пася! Пася-яяя!

– Господи, на! Успокойся только! – слышу бурчание сестры и какое-то копошение в трубке. – Поздоровайся и быстро спать!

– Пася, пивет! – ангельский тонкий голосок Кэтти заставляет меня улыбнуться. Будто не она сейчас верещала как сам дьявол.

– Привет, малышка. Почему не спишь?

Разница с Новосибом, где живет сестра с семьей, четыре часа. Там уже первый час ночи.

– Уома не дает, – ябедничает племяшка. – Мама гаваит, у него животик фсе уемя боит. Но он так оёт, так оёт! – жалуется Кэт. – Пася, у нас дом тлясился от его кыика, – доверительно шепчет она.

Голос Кэт приземляет. Успокаивает. Она единственная женщина, кому я добровольно вручил возможность вить из меня веревки.  Четыре месяца назад у Алены и Вани родился пацан. Я больше всех этому радовался. Просто еще одну такую Кэт я не потяну. Своего племяша Романа я видел в июле, когда приезжал в Новосиб в гости к родне. Ему было всего три месяца, но он уже тогда был похож на Ивана. Может, у них с сестрой так задумано, но от нашей, Волковской, породы там ни хрена… Даже обидно.

– Ой, ну начинается. Все, ябеда, иди и ложись спать, – в трубке возникает Алена быстрее, чем успеваю посочувствовать своей любимке-племяшке. – Паш, я че звоню-то. Там к тебе Паша должна приехать. Ты, будь добр, девочку…

– Ален, повтори? – перебиваю сестру. – Я не понял. Кто ко мне должен приехать?