Цена жизни (СИ) - Стоев Андрей - Страница 17

Тогда братья не задумались над тем, было ли действительно случайностью то, что им пришлось остаться вдвоём. Но сейчас, когда Марен остался один, этот вопрос оказался крайне важным. Угрозы, которые семья с тремя взрослыми могла высокомерно игнорировать, для него одного могли оказаться смертельными. Станет ли он следующим? А если и Марен погибнет, то все их потомки в тот же момент окажутся на алтарях, и семья Стил уйдёт в небытие. Прародитель Стил уже не встретит своих слабаков-потомков за порогом.

Однако чья бы воля за этим ни стояла, первым делом Марен был обязан отомстить убийце — отомстить так, чтобы всем стало ясно, что потомки Стила по-прежнему сильны. Если он будет тянуть с местью, многие уверятся, что семья ослабела, и враги осмелеют.

— Кто это сделал, брат? — спросил Марен.

Раздробленная челюсть брата слегка дрогнула, и в глазах Марена вспыхнула отчаянная надежда, но челюсть шевельнулась опять, и из-под неё показалась большая сколопендра. Марен скривился от отвращения, лёгким выбросом силы выдернул её наружу и швырнул в валун, где насекомое и расплескалось тошнотворной кляксой.

Он глубоко задумался, перебирая варианты. Зверь не мог этого сделать. Точнее говоря, кое-какие звери убить Мадена могли, а кое-какие из них могли сделать это легко, но никакой зверь не стал бы хоронить его под камнем. Правда, оставалась вероятность, что его убил один из тех зверей, что охотятся исключительно за эссенцией, а позже кто-то из людей нашёл труп и похоронил его. Марен посмотрел на лежащую отдельно голову и окончательно отбросил этот вариант. Было совершенно очевидно, что голову отрубили, а не оторвали или отгрызли.

Какой-нибудь низший? Марен с сомнением покачал головой. Даже если бы низший и сумел проткнуть брата мечом, тот просто убил бы ничтожество, выдернул меч и пошёл дальше. Разве что ему удалось бы первым ударом полностью отрубить голову… Марен задумчиво посмотрел на чисто перерубленный позвоночник и решительно выбросил этот вариант из головы. Видно было, что валун лежал на этом месте столетиями. Его просто подняли, закинули туда тело и опустили валун на место. Для такого понадобилась бы целая толпа низших с подъёмным приспособлением вроде тали или полиспаста. Если бы брата убил низший, он бы вырыл могилу, а скорее всего, просто оставил труп на корм зверям.

Не вызывало сомнения, что Мадена убил Старший или даже группа Старших — эссенция была высосана досуха. Она, конечно, могла просто исчерпаться в бесплодных попытках восстановления после отрубания головы, но тогда её осталось бы в костях заметно больше. Да и вообще, кому нужно несколько часов препятствовать восстановлению, ожидая, когда эссенция закончится? Намного проще и быстрее было забрать её самому. С эссенцией всё было понятно, гораздо важнее был другой вопрос: почему Мадена похоронили под камнем? Если бы его просто оставили лежать, стервятники растащили бы кости, и было бы почти невозможно догадаться, что произошло. Ответ был очевидным и неприятным: брата положили под камень именно для него. Для того чтобы сохранить труп. Для того чтобы у него не возникло никаких сомнений, что произошло. А значит, брата убил не случайный Старший, а мститель, и этот мститель не боится Марена, а даёт ему понять, что он будет следующим. И то, что жертвенный нож Мадена пропал, очень хорошо ложится в эту версию — нож врага забирают, чтобы показать предкам, что месть свершилась.

— Кто, брат? — в отчаянии повторил Марен. Голова молчала.

Даркат кин Иср? Возможно… С его дочкой, конечно, нехорошо получилось, но зачем же быть таким непримиримым? Взял бы виру — неплохую, кстати, — и всем было бы проще. Но он отказался от виры, и братья просто выкинули его из головы. А ведь напрасно — Даркат ведь поклялся отомстить, а клятва — вещь серьёзная. Может, как раз он и мстит? Например, воздействовал на рабыню, чтобы та проткнула колом Кин-Марена. Вполне ведь можно было догадаться, что братья собираются провести ритуал Хозяина Врат, а дальше не так уж сложно спланировать. Поменять жизнь чужой рабыни на жизнь наследника семьи Стил — неплохой размен. Можно себе представить, как он хохотал… при этой мысли глаза Марена начала застилать пелена бешенства. Он усилием воли заставил себя успокоиться.

Марен посидел ещё, прикидывая варианты, и в конце концов принял решение. Надо поговорить по душам с Даркатом. Конечно, убийцей мог оказаться и кто-то другой, но надо же с кого-то начинать. Кин Иср не особо сильный противник, так что это неплохое начало.

— Здравствуйте, достойные, — поздоровался я, входя в комнату для совещаний.

Все немедленно встали и стояли, пока я не занял своё место. Меня до сих пор слегка царапали такие обычаи, однако по здравому размышлению я решил поменьше играть в демократию. Это привычная для всех демонстрация уважения к главе семейства, и попытка её отменить была бы принята в лучшем случае за дурь, а в худшем — за панибратство.

— Господин, позвольте представить вам моего научного руководителя, профессора Ханса Монссона, — сказала Зайка. Профессор немедленно встал и поклонился.

— Приятно познакомиться, профессор, — приветливо сказал я. — Госпожа Кира весьма высоко о вас отзывается.

— И я благодарен ей за столь высокую оценку, — несколько скованно ответил он. Судя по его эмоциям, он меня немного побаивался и сейчас порядком волновался.

— Скажите, профессор, — спросил я его, стараясь, чтобы это прозвучало достаточно доброжелательно, — вас не задевает то, что вы в команде госпожи Киры? Она ведь всего лишь ваша студентка.

— Меня это совершенно не задевает, господин Кеннер, — твёрдо ответил Монссон. — Студенты бывают разные. Насколько я помню, вы ведь тоже студент, но вряд ли кто-то, говоря о вас, употребит эпитет «всего лишь». Вот и госпожа Кира не «всего лишь».

— Но всё же, профессор, — настаивал я, с любопытством на него глядя, — вы хоть и привлечённый специалист, а не штатный сотрудник, но тем не менее вынуждены ей подчиняться.

— Дело в том, господин Кеннер, что я чистый теоретик. А мы, теоретики, всего лишь интерпретируем и систематизируем то, что создают практики. Я с охотой делюсь с госпожой Кирой своими знаниями, но и сам получаю от неё, пожалуй, не меньше. Хотя формально я считаюсь её научным руководителем, но здесь ещё большой вопрос, кто из нас в большей степени студент. Так что нет, меня нисколько не задевает работа под её началом.

— С этим понятно, профессор, — кивнул я. — А в чём состоит ваш интерес в этом проекте?

— Видите ли, теоретики редко получают информацию из первых рук. Обычно мы получаем информацию задним числом, и не всегда она бывает полной или даже достоверной. Непосредственное участие в подобном проекте и возможность видеть своими глазами все его этапы — это редкий шанс для учёного.

— И вы уверены, что сможете внести достаточно весомый вклад?

— Я совершенно определённо смогу это сделать, господин Кеннер, — уверенно ответил он. — Проект такого масштаба — это не открытие зеленной лавки… — он резко осёкся, вспомнив про нашу зеленную лавку, и все за столом, включая меня, заулыбались. — Прошу прощения, я всего лишь хотел сказать, что в этом проекте, который, вероятно, окажет влияние на экономику всего княжества, грамотный экономист ни в коем случае не будет лишним.

— Ну что же, я принимаю вашу аргументацию, профессор, — я пристально на него посмотрел. — Однако у меня будет для вас условие: вы не будете разглашать конфиденциальную информацию о нашем семействе. Вы также будете знакомить нас с планируемыми публикациями, чтобы мы могли убедиться, что они не содержат такой информации. Я имею в виду прежде всего не какие-то экономические моменты, а именно информацию о нашем семействе. Например, детали наших взаимоотношений друг с другом, с князем, с другими семействами. И прочие вещи, которые нельзя выносить на публику.

— Я согласен, господин Кеннер, — немедленно ответил Монссон.

— Мы не станем требовать от вас подписания каких-то бумаг, но вы должны понимать, что это условие является не менее обязывающим, чем любое подписанное обязательство.