Товарищ "Чума" 3 (СИ) - "lanpirot" - Страница 38

— Гроза стихла? Так это ж замечательно! — пропустив мимо ушей слова о странностях, преследующих деда в последнее время, обрадовался я. — Теперь нас точно никто не заметит!

— Нам нужно торопиться, — вновь напомнил мне старик, — через пятнадцать минут партизаны уже начнут отвлекающий манёвр.

— Как раз успеем! — непоколебимо заявил я. — Всё помнишь, что надо сделать?

— Да, — кивнул Чумаков-старший. — Главное — срезать ту светящуюся сеть с твоего помощника.

— И не погибнуть самому! — добавил я. — Береги себя, Ваня! — Положил я ему руку на плечо. — И вот еще — держи! — Я отстегнул с пояса ножны с охотничьим ножом.

Тем самым, в который в своё время вбухал столько проклятой ведьмачьей силы, что он натурально стал сочиться тьмой. Он и сейчас излучал призрачный чёрный туман, только в лесной темноте этого было не видно. А вот при свете дня очень даже заметно даже для простого смертного, ни разу не владеющего магическими «техниками». Самое интересное, что я пытался «откачать» у созданного по незнанию артефакта хоть чуточку энергии, но у меня ничего не вышло. Придётся довольствоваться только тем, чем сумел «поделиться» со мной Чумаков-старший.

— Зачем? — удивился дед. — Нож у меня и свой имеется.

И он вынул из кармана стандартный десантный нож-стропорез со светлой ореховой рукояткой. Мне был хорошо знаком и этот гравитационный[2] нож, и история его создания. Догадаетесь, кто меня в своё время в этом просветил, и даже дал «поиграться» трофейным экспонатом?

Ну, конечно же — мой, ныне сильно помолодевший старикан! Чего-чего, а любви к этому виду оружия дед не растерял и в новой альтернативной ветке. Честно говоря, довольно удобная штуковина, которую мой старик впервые экспроприировал на фронте у пойманных диверсантов, сброшенных с самолета.

Одним из слабых и ненадежных предметов снаряжения парашютно-десантных подразделений Третьего Рейха являлся, парашют! Он имел крайне неудачную систему крепления строп к обвязке, устроенную по устаревшей итальянской системе Сальваторе, которая имела только одно преимущество — возможность десантирования с малых и сверхмалых высот, порядка ста метров.

Недостатков же было гораздо больше. Тут и сильный динамический удар при раскрытии купола, и полное отсутствие возможности управлять снижением, и высокая скорость снижения, и особенности крепления, благодаря которым десантник снижался под углом в 45°.

Все эти обстоятельства приводили к тому, что десантник врезался в землю на высокой скорости под неудобным углом в любом месте, куда его занесет поток воздуха. Вдобавок ко всему, он не имел возможности быстро загасить купол и освободиться от строп, что приводило к частым травмам.

Все эти обстоятельства привели к тому, что Люфтваффе разместило заказ на изготовление специального ножа-стропореза, который был разработан и поступил на вооружение, если я ничего не путаю, году в 36−37-ом. Нож получил название «Fliegerkappmesser» — летный нож-резак, или «Kappmmesser» — нож-стропорез.

— Твой не пойдет, — мотнул я головой.

— Это почему же? — Дед хоть и не показал мне своего «фи», но я-то видел, что он слегка раздосадован.

— Хлипковат, — слегка пренебрежительно произнес я. — Подозреваю, что такой «зубочисткой» ты сеть не разрежешь.

— Это ж настоящий «Золинген»[3]! — даже с какой-то детской обидой воскликнул мой старик. — Из чего там у них сеть? Из стального корабельного каната, что ли?

— А то я не знаю, где делают отличные ножи? — усмехнулся я, поднимая с ладони деда стропорез и вкладывая в его опустевшую руку ножны с моим чудо-ножом.

Я нажал на стопор и взмахнул рукой выкидывая спрятанное в рукояти лезвие трофейного немецкого ножа. Затем, вытянув из ножен охотничий тесак, легким движением руки перерубил хваленую золингеновскую сталь, словно лезвие десантного ножа было сделано из фольги. Отрубленный кончик стропореза, отскочив, ударился о ближайшее дерево и с печальным звоном отлетел в темноту. А глаза у деда натурально полезли на лоб. Такие же глаза у него были, когда он вместе со мною в «аварийный режим» заскочил, если не больше.

— Как это? — не в силах поверить, прошептал он, осторожно прикоснувшись к месту среза. — Так не бывает!

— Попробуй сам! — предложил я, протягивая ему охотничий тесак костяной рукояткой вперед.

Чумаков-старший вцепился в рукоятку, а затем, когда я отпустил, принялся натурально так шинковать лезвие пресловутого «Золингена» в мелкую стружку.

— Вот видишь, есть и у нас настоящие волшебники! А то «золинген-золинген»! Ничего особенного…

Ну, это я конечно, лукавил — качество у «ножевого сердца Германии» было, как всегда, отличное. Я помню одного моего приятеля «из будущего», который брился только трофейной опасной бритвой своего деда, не признавая никаких других. Лезвие бритвы уже стало полукруглым, настолько оно сточилось за долгие годы использования. А теперь отгадайте, какой фирмы была эта «опаска»? Конечно же «Золинген». А таких ножей, как у меня, раз-два во всём мире… Вернее раз, и всё…

— А можно как-нибудь и мне такое чудо раздобыть? — Глаза деда «разгорелись» и едва не светились в темноте.

Насколько я его знаю, теперь он от меня точно не отстанет. Но этот ножичек я ему презентовать не могу, слишком уж он палится при солнечном свете. Если нас судьба не разведет, как разживусь «силушкой богатырской», зачарую для него любимый десантный стропорез, чтобы и он любую сталь, как нефиг делать… Только чтобы тьма из него не сочилась…

— Чуть позже, Вань, — пообещал я ему. — Всё это…

— Понял, не дурак, — не дал мне договорить Чумаков старший. — Это всё та же «вундервафля»?

Ну вот, всё — прилипло моё словечко из будущего. Исходник — вундерваффе, он из этого времени, а вот мои современники как обычно, умудрились поржать и над этим термином, четко обозначив главный признак настоящей вундервафли — её создателям вообще плевать на законы физики. Да и вообще плевать на любые законы. В общем-то, как и мне сейчас.

— Точно! Это она и есть, — не стал я расстраивать дедулю — он уже сам себя убедил и поверил в моё несуществующее чудо-оружие. — Как только будет возможно, я тебе такой же ножичек презентую.

Только интересно, чего же он товарищам из Кремля по возвращении наплетёт? Ведь мужики-то, в натуре ничего об этом не знают.

— Чего сделаешь?

— Подарю, — «перевел» я на русский. — А сейчас поторопимся — совсем времени не осталось.

И вместе с дедом сделали шаг под тугие струи дождя. Поток воды, обрушившийся на нас с небес, в первые секунды пребывания под ним, просто ошеломил и заставил потерять ориентацию в пространстве. Настоящий тропический ливень! Даже дышать стало трудно, настолько насыщен влагой был окружающий воздух.

Да какой там воздух? Кругом сплошная вода, хоть жабры отращивай. Да уж, расстарался товарищ леший! Даже сказать нечего… И это еще утих шквальный ветер, иначе бы мы вообще не дошли с дедом до нужного места. Но, справившись с первоначальным дискомфортом, мой старик «поймал» нужное направление и потащил меня к ближайшей к лесу избе.

Вымокшие до нитки, мы заскочили на крытое дранкой крыльцо, и только здесь сумели немного перевести дух. Дед сразу же заскочил в хату, и вскоре выскочил оттуда с бутылкой коньяка, которую раскупорил на ходу.

— Согрейся немного, Рома! — Сделав несколько глотков, для придания коньячного духа собственному дыханию, он протянул мне початую бутыль.

И он был прав: несмотря на летнюю духоту, ливень был просто ледяной. Еще простудиться не хватало! Я сделал несколько глотков, и шумно выдохнул. А ведь отличная алкашка, не хуже реквизированной у немцев Глафирой Митрофановной. По жилам сразу побежала теплая волна. Сделав еще пару глотков из горла, я вернул коньяк, играющий в нашей задумке роль этакого реквизита деду.

— Куда нам сейчас? — спросил я, пытаясь что-нибудь разглядеть за пеленой дождя.

— Вон в тот дом, — указал пальцем старик, прикладываясь к бутылке еще разок. — Чего ж так холодно-то, а? — риторически произнес он, передергивая плечами. — Словно на морском дне…