Чтоб услыхал хоть один человек - Акутагава Рюноскэ - Страница 3

– Может, и в самом деле враньё.

На мой взгляд, благонамеренный гражданин – это тот, кто безоговорочно верит в существование заговора большевиков и взбунтовавшихся корейцев. Если же, паче чаяния, не верит, то обязан, по крайней мере, сделать вид, что верит. А этот неотёсанный Кикути Кан и не верит, и даже не делает вид, будто верит. Такое поведение следует рассматривать как полную утрату качеств благонамеренного гражданина. Являясь благонамеренным гражданином и одновременно членом отряда гражданской самообороны, я не могу не сожалеть о позиции, занятой Кикути.

Да, быть благонамеренным гражданином дело нелёгкое.

Я шел по пепелищу Маруноути. Вторично. Когда я был здесь в прошлый раз, во рву Бабасаки плавало несколько человек. Сегодня я посмотрел в сторону знакомого мне рва. Там громоздились остатки разрушенной в прах, будто истолчённой в металлической ступе, каменной ограды. Перепаханная земля была красной, как киноварь. На неразрушенной части дамбы остался зелёный газон, где всё ещё высились сосны. Сегодня во рву тоже было несколько обнажённых мужчин. И не потому, что ради каприза они решили поплавать голыми. Но в моих глазах обычного прохожего, в прошлый раз тоже, это выглядело точь-в-точь как купание, изображённое на картине одного западного художника. На этот раз картина была такой же. Хотя нет, в прошлый раз на берегу мочился один из рабочих. Сегодня я этого не увидел, отчего всё выглядело ещё более мирным.

Глядя на этот пейзаж, я продолжал свою прогулку. Вдруг из рва раздалось пение – я не ждал такого. Песня – «Милый моему сердцу Кентукки». Пел подросток – над водой возвышалась лишь его голова. Я ощутил странное волнение. Почувствовал, что во мне просыпается желание петь вместе с подростком. А тот беспечно продолжал. Но всё же песня в мгновение ока разрушила владевший мной дух отрицания.

Искусство – это жизненное излишество. Я действительно не могу не думать так. Но обычно человека делает человеком это самое жизненное излишество. Во имя величия человека мы должны создавать жизненные излишества. И умело преподносить его в виде огромных букетов. Творить буйство излишеств в жизни – значит обогащать её.

Я шёл по пепелищу Маруноути. Перед моими глазами стояло бушующее пламя и все, что не могло сгореть в нем.

25 августа

Вместе с Итиютэем вернулся из Камакуры. На станцию проводить нас пришли Кумэ, Танака, Суга, Нарусэ, Мукава. Прибыли в Симбаси примерно в час. Взяли с Итиютэем такси и посетили Эдо Когэнсо, находившегося в больнице Сэйрока. Когэнсо уже почти выздоровел и забавлялся, рисуя картины маслом, иногда встречался с Кадзама Наоэ. Больница Сэйрока достойна всяческих похвал – прекрасное оборудование лечебных кабинетов, красивая форма медсестёр, сверкающая чистота. Через час снова взяли такси, я проводил Итиютэя и только в три часа добрался до Табата.

29 августа

Жара ужасающая. Я уж подумываю снова уехать в Камакуру. Вечером стало зябко. Померил температуру – тридцать восемь и шесть. Попросил вызвать Симодзима-сэнсэя. Надо кончать с авантюрами – путешествиями, женщинами. Все немного простужены – мама, тётя, жена, дети.

31 августа

Понемногу выздоравливаю. Читаю в постели «Сибуэ Тюсай». Перечитывая, чтобы подчистить, «Бататовую кашу», вспомнил, как Кумэ насмехался надо мной за выражение, «почти полностью». Теперь, читая «Сибуэ Тюсай», вижу, что и Огай-сэнсэй употребляет «почти полностью». Могу себе позволить посмеяться над ним.

1 сентября

Примерно в полдень, поев хлеба с молоком, решил выпить чаю, и тут началось землетрясение. Вместе с мамой выскочил из дома. Жена побежала на второй этаж за спавшим там Такаси, тётя, стоя у лестницы, всё время звала жену и Такаси, наконец из дома выбежали жена и тётя с Такаси на руках, и тут мы обнаружили, что нет отца и Хироси. Снова послали в дом служанку, она вылетела с Хироси на руках. Тут из заднего дворика появился и отец. Дом ходил ходуном, бежать куда-то было немыслимо. С крыши летела черепица. Когда через некоторое время страшные толчки утихли, поднялся ветер, бивший в лицо. Казалось, это облегчённо вздыхает земля. Осмотрев вместе с отцом дом снаружи и изнутри, мы обнаружили, что весь ущерб свёлся к осыпавшейся с крыши черепице и поваленному каменному фонарю.

Меня пришёл навестить Энгэцу До. Он был, конечно, несколько удивлен моим спокойным, невозмутимым видом. Пересиливая слабость, вместе с Энгэцу До пошёл навестить приятелей, живших по соседству. На обратном пути, проходя по району красных фонарей на улице Симмэйтё, я насчитал несколько разрушенных жилых домов. Я стоял у моста Цукимибаси и смотрел вдаль, на токийское небо – оно было какого-то грязного цвета, отовсюду поднимались языки пламени и дым. Вернувшись домой, я из осторожности не стал включать электричество и, боясь, что в доме мало еды, решил выйти и купить свечи и американские овощные консервы.

Вечером снова дошёл до Цукимибаси, где живет Энгэцу До; токийский пожар разгорается всё сильнее, казалось, видишь множество пылающих печей. Немало людей в Табата, Нипори, на Ватанабэтё, вытащив из дому стулья и татами, собираются спать прямо на улице. Вернувшись домой, сказал своим, что ещё раз такое страшное землетрясение повториться не должно, и уговорил их лечь спать дома. Не пользуясь электричеством и газом, я открыл дверь на втором этаже – небо было багровым, точно там полыхал пожар.

В тот же день жена Симосима-сэнсэя во время этого страшного землетрясения, зайдя в аптеку, удержала падавшую полку с лекарствами. И сумела предотвратить пожар. Отважная женщина. Я не способен на такое. Уж не возродилась ли в ней чародейка-жена Сибуэ Тюсая?!

2 сентября

До сих пор токийское небо покрыто дымом, перед домом лежит слой пепла. Попросил Энгэцу До навестить родных в Усигомэ, Сиба и других местах. Сообщают, что Токио полностью уничтожен. Что полностью уничтожены также Йокогама и район Сёнан. Не могу успокоиться, думая о знакомых и друзьях, оставшихся в Камакура. Под вечер вернулся Энгэцу До и рассказал, что Усигомэ не пострадал, а Сиба сгорел дотла. Дома старшей сестры и младшего брата полностью уничтожены огнём. Неизвестно, остались ли они в живых.

В этот день непрерывным потоком шли беженцы, минуя Табата и направляясь в Асукаяма. Боясь, что огонь перекинется и на Табата, жена сложила в корзину детскую одежду, а я завернул в фуросики[6] свиток Сосэки-сэнсэя. Мы решили, что тащить с собой мебель, узлы с добром нам не под силу. Хотя аппетиты человека беспредельны, отказываться от нажитого, как ни странно, тоже не составляет никакого труда. К ночи температура поднялась до тридцати девяти. А тут еще взбунтовавшиеся корейцы. Голова тяжелая, не могу встать. Энгэцу До вместо меня назначен на ночное дежурство по охране района. С коротким мечом у пояса, с деревянным мечом в руках он сам превратился во взбунтовавшегося корейца.

Не один журнал просил меня написать о землетрясении. Если трудно выполнить их заказ, хотя они согласны, чтобы я писал что угодно и как угодно, могу ограничиться двумя-тремя вещицами, которые придут мне на ум. Пусть меня потом не упрекают за вздор.

По словам виконта Сибусава, Великое землетрясение – небесная кара. Если человек постоянно оглядывается назад, он обязательно поранит ногу. Причина пораненной ноги – небесная кара или причина того, что можешь подумать о вероятности небесной кары. Если у меня погибли жена и дети, а у него даже дом не сгорел, любого потрясёт несправедливость небесной кары. Вера в несправедливость небесной кары не идёт ни в какое сравнение с неверием в небесную кару. Нет, небожители, если употреблять сегодняшнюю лексику, не могут не знать, сколь безразлична природа к нам, людям.