Проклятие Энтаны - Брюс Алина - Страница 29

– Иду! – запыхавшись, провозгласила девушка, замедляя шаг.

Ферн вырвал свою руку, но продолжил идти рядом. Женщина спокойно дождалась, пока мы подойдем поближе, потом с твердым энтанским выговором сказала:

– Значит, ты их привела.

И ее слова, и то, что она смотрела куда-то мимо нас, показалось мне слегка странным.

– Я попалась, – извиняющимся тоном ответила девушка.

– Я же тебя предупреждала… – вздохнула женщина, покачав головой, и тут я неожиданно заметила, что ее светлые глаза затянуты мутной пленкой.

Женщина была слепа.

– Это вы приплыли на корабле? Шани́ сказала мне.

– Кто-кто? – переспросил Ферн, не уловив странного имени.

Женщина отчетливо повторила:

– Шани́. Моя дочка, которая вас привела.

Я перевела взгляд с высокой светловолосой женщины на черноволосую и черноглазую девушку: они казались совершенно непохожими. Словно почувствовав в воздухе сомнение, женщина пояснила:

– Шани – моя приемная дочь. Итак, – продолжила она, – что же вы забыли в нашем городе?

– В вашем городе? – с неприязнью переспросил Ферн.

– Мы с Шани родились здесь и являемся его единственными оставшимися жительницами, так что – да, в нашем городе.

– Мои родители были коренными энтанцами, – холодно заметил Ферн. – И, если бы не Тени, я бы тоже им стал.

Женщина приподняла тонкие брови.

– Даже если они и были энтанцами, вы чужаки, – сухо сказала она. – Если память мне не изменяет, выговор у вас альвионский. Поэтому я и спрашиваю: что вы делаете в нашем городе?

Нейт положил Ферну на плечо руку – тот явно хотел ввязаться в спор – и спокойно ответил:

– Мы здесь не по собственной воле. Нам поручили кое-что найти.

Женщина едва заметно напряглась.

– Поручили найти? И что же именно?

Мы неловко переглянулись: не рискуем ли мы, отвечая на этот вопрос? Но в конце концов Ферн пожал плечами, словно говоря: вряд ли. Скорее всего, женщине ничего неизвестно.

– Мы должны отыскать камень-сердце, – сказала я.

Женщина смертельно побледнела, но, оправившись, сухо заявила:

– Мы с Шани ничем не можем вам помочь. Пойдем, дорогая.

И, развернувшись, она удивительно быстро зашагала прочь, постукивая своей длинной тростью. Девушка последовала за ней, бросив на нас последний взгляд – и на этот раз, помимо любопытства, там читался и страх.

– Постойте! – воскликнула я, справившись с голосом. – Вы что-то знаете? Скажите нам! Пожалуйста!..

Когда ни одна из них даже не замедлила шаг, Нейт с Ферном о чем-то заспорили, но я ничего не слышала – от волнения у меня заложило уши. Эти женщины что-то знают – что-то, что могло бы нам помочь!..

Не обращая ни на кого внимания, я сорвалась с места и, догнав Шани с матерью, прерывающимся голосом сказала:

– Мы знаем, что камень-сердце существует. Я сама держала один из его осколков в руках…

Женщина так резко остановилась, что Шани едва на нее не налетела.

– Что ты сказала? – спросила она, оборачиваясь.

– Я держала один из осколков камня-сердца в руках и более того – пробудила его.

На лице женщины отразилось потрясение.

– Как это возможно?..

– Я расскажу вам свою историю, если взамен вы поделитесь с нами тем, что знаете о камне.

Женщина долго молчала – Шани бросала на нее встревоженные взгляды – и наконец произнесла:

– Да, я думаю, нам стоит поговорить. Идите за нами.

Двухэтажный дом Шани и ее матери находился на второй линии от набережной. Он был не сложен из азонита, как дома в старом центре, у гавани, а лишь им облицован. Когда мы поднимались по невысоким ступенькам, откуда-то послышалось куриное квохтанье.

– Это что за звук? – спросил Донни.

Шани кивнула на соседний дом:

– Там у нас курятник.

– А можно?.. – начал было Донни, но, наткнувшись на взгляд Ферна, замолчал.

Несмотря на жару, внутри нас встретила прохлада. Интерьер здесь оказался строгим, даже мрачноватым: темные шторы на окнах, минимум мебели, а та, что была, не особенно располагала к уюту.

Из украшений нашлась лишь одна картина – она висела над камином в гостиной, куда нас провели. Судя по раме и потемневшей поверхности, полотно было старинным. На нем была изображена энтанская гавань в глубоких сумерках, а из заброшенного маяка лился свет. Очевидно, художник решил написать то время, когда маяк еще горел.

Мы устроились на диване и креслах, а Шани занялась очагом: разожгла огонь, наполнила водой старый закопченный чайник, повесила его на каминный кран и повернула к огню. Женщина села на жесткий стул рядом с окном, лицом к нам.

– Принеси праздничный сервиз, дорогая, – обратилась она к дочери, чем вызвала у нас безмолвное удивление: она не производила впечатления радушной хозяйки, наоборот, во всей ее позе чувствовалось напряжение. – Итак, Шани вы знаете. Меня можете звать Теве́я. Хотелось бы услышать, как зовут вас.

Когда мы все по очереди представились – причем Ферн ответил с явной холодностью, – Тевея целую минуту молчала, словно раздумывая, с чего начать. Я не выдержала:

– Простите, вы ведь и правда знаете что-то о камне-сердце?

Женщина повернула голову на мой голос и медленно проговорила:

– Сначала я бы хотела услышать об осколке – каким образом он оказался в твоих руках, в руках зеннонки? Ведь ты же оттуда, из Зеннона?

– Да, – подтвердила я и, вздохнув, сказала: – Это очень длинная история.

– Мы с Шани никуда не торопимся.

Девушка, с трудом расставив множество чашек и блюдец из бело-голубого фарфора на небольшом столике, принесла еще один стул и села рядом с матерью, с любопытством глядя на нас.

– Мы знаем, что в какой-то момент два осколка камня-сердца оказались в Альвионе, – начала я. – И оттуда их украли – семнадцать лет назад.

– Украли? – пораженно переспросила Тевея. – Как?.. А что стало с Мирией? Вы знаете?

Я в замешательстве уставилась на нее.

– С Мирией? Вы о моей… о нашей маме?

– Вашей… что?.. – На лице Тевеи отобразилось равное замешательство.

Переглянувшись с Кьярой, я сказала:

– Наша с Кьярой мама – Мирия Бри́мстор. В первом браке – Дейн, во втором – Линд.

Несколько секунд Тевея ошеломленно молчала, стискивая в руках длинную трость.

– Мирия дважды замужем?.. Я не понимаю… Тут какая-то ошибка, это, должно быть, ее однофамилица… Опиши ее, – требовательно обратилась она ко мне.

– Я видела только ее портрет, – сочла нужным предупредить я и вполголоса пояснила: – Мама умерла, когда мне был всего месяц.

Тевея побледнела.

– Когда это случилось?

– Чуть больше шестнадцати лет назад.

Женщина замерла, потом с трудом повторила:

– Опиши ее.

Я представила свадебный портрет родителей и постаралась как можно точнее описать маму, в конце добавив, что унаследовала от нее в первую очередь цвет волос, а Кьяра – цвет глаз. На этих словах сестра бросила на меня быстрый взгляд, но я не успела его понять.

С каждым моим словом лицо Тевеи всё больше бледнело.

– А ты, Кьяра, – старшая? Ты помнишь Мирию? – спросила она.

Сестра мгновенно застыла и сквозь зубы ответила:

– Она оставила меня, когда мне было полтора года, так что нет, не помню. – Она уставилась на меня и отчетливо произнесла: – И портрета у меня ее не было. Единственное, что я о ней знала, – это ее имя, Мирия, и цвет волос – «благородного медного оттенка». До недавних пор я даже понятия не имела, как именно он выглядит.

От ее взгляда, исполненного боли и неприязни, у меня сжалось сердце. Так вот почему она обратила внимание на мои волосы в Квартале Теней – не из-за того, что они короткие. Из-за их цвета.

Тевея слушала Кьяру, нахмурившись, а под конец прижала левую руку к виску, словно у нее разболелась голова.

– А портрет здесь, у вас? – с надеждой спросила она.