Проклятие Энтаны - Брюс Алина - Страница 17

Кинн сидел за откидным столиком и сосредоточенно перерисовывал карту – и настолько погрузился в дело, что не сразу услышал, как я его зову.

– Вира!..

Он тут же сорвался с места, бросив карандаш, затем покосился на Карателя за моей спиной и с беспокойством спросил:

– Что-то случилось? – Он вгляделся в мое лицо – его глаза задержались на моей скуле, где зрел синяк, – и помрачнел. – Она… больше тебя не трогала?

Я покачала головой.

– Нет-нет, всё в порядке. Это тебе. – Я протянула ему одеяло. – Я подумала, что тебе нужнее. И еще…

Я потянулась в карман за цепочкой, когда Кинн сказал:

– Прости.

– За что?

Он прижал одеяло к своей груди и тихо ответил:

– За то, что она тебя ударила.

Отчего-то в горле у меня образовался комок, и я не сразу нашлась со словами:

– Кинн, даже если бы она была тебе родной матерью, твоей вины в ее поступке нет.

Мне показалось, что мрачный взгляд Кинна немного просветлел. Вытащив платок, я развернула его и протянула Кинну цепочку.

– Вот, я хотела попросить тебя посмотреть… безопасно ли мне ее носить. Мне сказали, что она поможет снять отек.

Он нахмурился и, отложив одеяло, взял цепочку. Тщательно проверив каждый камень, он кивнул:

– Да, всё так.

Я не удержалась и облегченно вздохнула. И, улыбнувшись, попросила:

– Застегнешь? – и подставила запястье, чувствуя, как заколотилось сердце.

Встретившись со мной глазами, Кинн секунду помедлил, потом осторожно застегнул цепочку, почти не касаясь моей руки. Боль тут же пропала, но одновременно меня кольнуло разочарование – я так надеялась, что…

Я не успела додумать. Кинн наклонился ко мне и мягко поцеловал.

Мягко. Нежно. Настойчиво. Горячо.

Тяжело дыша, я уткнулась носом в его шею, едва замечая холодные прутья решетки между нами.

– Идеальное сопряжение, – хрипло пробормотал он.

– Хм? – я вопросительно заглянула в серые глаза.

– По-моему, мы с тобой создаем идеальное сопряжение, – сказал Кинн, и от этих слов мне внезапно стало жарко – жарче, чем от поцелуя.

Большинство камней образуют неидеальные сопряжения: как правило, один из камней – а бывает, и все, – теряет часть свой силы. Но изредка встречаются камни, способные создавать так называемое идеальное сопряжение. Они, наоборот, взаимоусиливаются.

Как мы с Кинном?..

Горло перехватило, к глазам подступили слезы, и я тихонько хлюпнула носом.

Кинн тут же отстранился и с беспокойством спросил:

– Тебе больно?

– Нет. Я радуюсь.

Он вытер скатившуюся по моей щеке слезу.

– И чему ты так радуешься?

– Тебе. Тому, что ты есть. Что мы…

Я не договорила, но Кинн так на меня посмотрел, что я поняла: и не надо. Я молча приникла к нему, он приобнял меня, и какое-то время слышались лишь ритмичный шум гребного винта, потрескивание досок и плеск волн за кормой.

А потом сзади раздалось покашливание Карателя Росса, и мое сердце упало: неужели всё? Я не хотела уходить, не хотела оставлять Кинна – уж лучше бы меня заперли вместе с ним. Я заглянула в его глаза. Он с нежностью приобнял меня и прошептал на ухо:

– Иди, а я продолжу заниматься картами.

Вопреки своим же словам он не отпустил меня, а поцеловал. Медленным, долгим поцелуем, который не хотелось прерывать. И только когда Каратель Росс негромко сказал: «Нам пора», – мы с Кинном отстранились друг от друга. Он с неожиданной серьезностью произнес:

– Старайся держаться от нее подальше. – Он посмотрел на синяк на моей скуле, и его челюсть напряглась. – У меня до сих пор в голове это всё не укладывается… Береги себя.

– Ты тоже.

Мы бы так и стояли, продолжая глядеть друг на друга, если бы сзади не раздались шаги Карателя. Я поцеловала Кинна в краешек губ и тут же, отвернувшись, зашагала прочь, опасаясь, что еще чуть-чуть, и не выдержу – откажусь уходить.

Когда мы поднялись на пустынную жилую палубу, я повернулась к Карателю Россу и сказала:

– Спасибо вам за цепочку и… за всё.

Он лишь коротко кивнул.

Уже в кают-компании, пока Каратель Росс закрывал дверь на ключ, а я спускалась по ступенькам, крепко держась за поручень, я увидела в левом коридорчике Карателя Дерри: он стоял за приоткрытой портьерой, без маски. Переведя взгляд с Карателя Росса за моей спиной на меня, он улыбнулся и бесшумно задернул портьеру.

Отчего-то от его улыбки мне стало не по себе.

– Всё в порядке? – раздался сзади голос Карателя Росса, и, ожив, я кивнула, пожелала ему спокойной ночи и заторопилась в свою каюту.

В этот раз на завтраке отсутствовал не только Ферн, но и Нейт.

Кьяра тут же отправилась узнать, в чем дело, а вернувшись, обеспокоенно обменялась с Тайли взглядом. На мой же вопрос: «Что с Нейтом?» – ответила: «Нездоровится». Я заставила себя проглотить кашу, которая показалась мне пресной.

Сначала Ферн, а теперь Нейт? Что же это с ними? Селлин, судя по всему, на Ферна так и не подействовал – как он и подозревал…

Улучив момент, когда пришли стюарды, а Кьяра вместе с Тайли и Донни разошлись по своим каютам, я зашла к Нейту.

– Вира? – удивленно спросил он и поспешно сел на кровати, чтобы дать мне место. Когда я опустилась рядом, он со слабой усмешкой сказал: – Вот и до меня добралось.

Хотя юноша держался бодро, он был очень бледен и вид у него был совсем нездоровый. Заметив выступившую на его лбу испарину, я тихо спросила:

– Нейт, что происходит? Я достала селлин от морской болезни для Ферна, но непохоже, чтобы камень ему помог. – Во взгляде Нейта промелькнуло недоумение, а я продолжила: – А теперь и ты… Дело ведь в чем-то другом, не в болезни, правда?

– Кьяра разве не сказала?..

Мое сердце ёкнуло, и я медленно покачала головой. Он коснулся золотой полусферы в ухе, и я заметила, что его рука дрожит.

– Нейт?.. В чем дело?

Он опустил голову.

– Это теневой голод. Мы слишком давно не поглощали Теней.

Внутри у меня всё скрутилось в тугой узел, и в голове прозвучал голос Ферна: «Тени… порождают другой голод». Так он говорил об этом?..

– Слишком давно?.. – переспросила я.

Вздохнув, Нейт произнес, не отрывая взгляда от рук:

– Чем чаще поглощаешь Теней, тем больше потребность и тем короче перерыв. Как правило, при этом чем дольше пытаешься себя сдерживать, тем раздражительнее и агрессивнее становишься, а в конце, наоборот, накатывает слабость и изнеможение. Сейчас мой максимум – где-то две недели. И они вышли. А Ферн мне так и не признался, когда последний раз поглощал Тень.

У меня словно раскрылись глаза. Всё это: раздражение, неестественный смех, угрюмость Ферна – из-за теневого голода?

– Получается, селлин и правда бесполезен… – пробормотала я. Мне вдруг стала понятна реакция Ферна, да и Тайли, похоже, тоже обо всём догадалась, и меня охватила досада: – Почему же ты раньше об этом не сказал?

Нейт смущенно пожал плечами.

– С Ферном всегда сложно понять, когда дело в нём самом, а когда – в Тенях… Но когда он упал после отплытия, всё стало ясно, только мы обычно это не обсуждаем, а я как-то не подумал, что вы с Кьярой не в курсе…

– И что теперь? Что с вами будет?

– Всё будет в порядке. Сейчас мы с Ферном, может, немного и помучаемся, зато уж в Энтане с Тенями проблем нет, то есть голод нам не грозит. А там разберемся.

Поколебавшись, я спросила:

– Ты сказал, при теневом голоде проявляется раздражительность, но ты… держишь себя в руках, в отличие от Ферна. Почему?

– Просто мы разные. Каждый реагирует на Теней и на голод по-своему.

Я не удержалась от вопроса:

– А как Тени действуют на тебя? Ты почти всегда выглядишь таким спокойным, уравновешенным…

Нейт долго молчал, потом, не глядя на меня, сказал:

– Тени пробуждают в нас те чувства, которые мы обычно от всех прячем, – злость, зависть, ненависть… Во мне тоже полно ненависти, но… Есть один человек, которого я ненавижу больше всего. И это я сам.