Физрук-10: назад в СССР (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 3

— Нет, — говорит он Тельме. — Ты ошибаешься! Это не люди. Всего лишь — личинки инсектоморфов. Они даже больше похожи человеческих детенышей, чем взрослые особи на взрослых людей.

— Зачем им это надо? — успокаиваясь, бормочет девушка.

— Многие тысячи лет они живут в тени нашей расы, им как-то нужно выживать. Мимикрия — далеко не самый худший способ.

— А дети? Детей-то они зачем похитили?

— Вряд ли это похищение. Скорее — познавательная экскурсия.

— Как ты можешь рассуждать об этом⁈ Да еще так спокойно! Там же твоя дочь!

— Успокойся, тебе говорят! — рявкает Философ. — Сама посуди! Если бы здесь было опасно, кто бы нас с тобой подпустил к этому гнездовью? Слышь, как гудит? Это над нами кружат Жнецы. Не доверяй люди-осы нам, нас бы уже в клочья порвали.

— Все равно — давай уйдем отсюда! — требует Тельма. — Детей только заберем и уйдем.

— Меня устраивает эта программа, — бурчит ее спутник. — И чем скорее мы доберемся до выпивки, тем лучше.

И они начинают спускаться, только в обратном порядке. Теперь Философ спрыгивает со ступени и только потом принимает легкое тело своей спутницы. Оказавшись на арене они бегом бросаются к узкому штреку, через который попали в этот странный амфитеатр. Однако не успевают мужчина и женщина сделать и двух десятков шагов, как путь им преграждает инсектоморф. Отверстие выхода, по сравнению с остальным тоннелем, кажется чуть более светлым и на его фоне отчетливо проступает изогнутое тулово человека-осы.

— Мы пришли только за детьми, — говорит, обращаясь к нему Философ. — Мы не тронули вашу кладку!

Инсектоморф молчит. Точнее — он издает какие-то звуки, но люди их не понимают. Звуки становятся все громче. И хотя в кромешной тьме этого не видно, ясно, что человек-оса приближается. Философ заслоняет собой девушку и они начинают пятиться обратно к амфитеатру. Вдруг где-то позади инсектоморфа раздается выстрел. Вспышка на мгновение озаряет жерло тоннеля. Они видят как Жнеца буквально разрывает напополам. Лицо Философа обдает чем-то липким и он отчаянно матерится.

— Это ты, Граф? — слышится голос Болотникова-старшего.

— Это мы, с Тельмой! — откликается Философ, вытирая физиономию носовым платком и отшвыривая его. — Зачем стрелял?

— Пришлось раздавить жучка, — бурчит официант. — Я вас ищу. Игорек сказал, что вы сюда пошли. Я сунулся, а тут эта пчелка…

— Игорек? — переспрашивает Философ. — Значит, ты нашел сына!..

— И дочку твою — тоже, — бормочет Михаил. — Не боись, с ними все в порядке… Это я страху натерпелся, покуда шастал здесь.

— Зачем же ты тогда пристрелил инсектоморфа?

— Я ведь официант! Ты забыл? С тараканами и мухами у меня всегда разговор короткий… Топайте за мною! Я нашел, как выйти наружу, не залезая в болото по уши.

Перебравшись через хрустящие останки человека-осы, Философ и Тельма бегут за Болотниковым-старшим. Сразу за штреком, тот сворачивает к громадному корпусу, в широко открытых воротах которого их встречают две детские фигурки. Философ бросается к ним.

— Илга! Игорь! Как вы⁈

— Папа! — откликается девочка. — Здесь так интересно! Мы видели ароморфоз на всех стадиях, представляешь?

— Не представляю, — бурчит тот.

— Прямо у нас на глазах вылупились из коконов новые Жнецы! — подхватывает мальчик-молния. — Жала у них будь здоров! Таким они могут слона, наверное, проткнуть!

— Главное, что их пуля берет, — бормочет официант, украдкой пряча за пазуху обрез.

— Ты это о ком, папа? — строго спрашивает Игорь.

— Не обращай внимания! — отмахивается Михаил.

— Черт! — орет вдруг Философ. — Голубев!

— Что — Голубев? — переспрашивает девушка.

— Где врач⁈

— А в самом деле?.. — бормочет Тельма. — Когда Полоротов застрелили Лаара, Голубева с нами уже не было.

— И никто из нас не обратил на это внимания, — говорит Философ. — Что за чертовщина здесь вообще творится!

— Ну вы даете, товарищи, — качает головой Болотников-младший. — Одного убили, другого потеряли.

— Кто бы говорил… — бурчит Философ. — Сам смылся и никому ничего не сказал.

— Детишек я пошел искать, и нашел, как видишь, — бурчит тот. — Дочку твою, между прочим…

— Все! Пошли отсюда! — говорит Тельма. — Что-то мне не нравится этот гул…

— Это — Рой гудит, — сообщил всезнайка Болотников-младший. — Они голодные и очень злые.

— Какой еще — Рой? — с подозрением уточняет Философ. — Ты имеешь в виду — Мастеров, Пастырей или Жнецов?

— Не совсем. Рой — это результат неудачных мутаций потомства. Мутантные особи не могут стать ни Мастерами, ни Пастырями, ни Жнецами. Это генетический брак. Они только и делают, что летают, жужжат и мерцают крылышками. И так — до самой выбраковки.

— Что такое — выбраковка? — спрашивает девушка.

— Это когда — чик-чик, — ухмыляясь сообщает Михаил.

— Какой ужас!

— А почему они голодные? — уточняет Философ.

— А зачем их кормить?

— Ладно, хватит вам лясы точить, — бурчит официант. — Пошли скорее!

И он, широко и твердо шагая, несмотря на протез, идет вдоль корпуса. Остальные следуют за ним. Вскоре они и впрямь оказываются возле пролома в ограде. К счастью, машина на месте. Тельма заводит движок. Даже внутри салона кажется, что гудение Роя становится сильнее. Философ крутит рукоятку, опуская боковое стекло. Выглядывает наружу. Ему чудится, что еле мерцающее в рассветных лучах облако над заброшенным предприятием, начинает вытягиваться в сторону города.

— Жми, Тельма! — бормочет он.

«Победа» трогается с места. Подпрыгивая на ухабах, она мчится со всей возможной на старой разбитой дороге скоростью. А когда выезжает на шоссе, и вовсе летит на пределе шкалы спидометра. Тем не менее гудение Роя тише не становится. Философ снова высовывается в окошко. И на фоне затянутого тучами неба явственно различает мерцающую полосу, напоминающую Млечный путь. Теперь сомнений у Философа нет — Рой движется к городу. Голодный Рой. Мириады инсектоморфов, не пригодных ни к чему, кроме выбраковки.

— Мне никого не хочется пугать, — говорит Философ, поднимая стекло, — но, кажется, Рой летит к городу.

— Этого не может быть! — уверенно произносит мальчик-молния. — Они не могут покидать Гнездовье! Жнецы подавляют их своим мощным биополем… Если только…

— Что — только? — настораживается Философ.

— Если только все Жнецы живы…

Философ резко оборачивается к Болотникову-старшему, который сидит с детьми на заднем сиденье.

— Сколько? — спрашивает он.

— Ты о чем? — удивляется тот.

— Сколько ты пристрелил?

— Они бы вас, с Тельмой, сожрали! — оправдывается Михаил.

— Так сколько⁈

— Пять или шесть… Не считал.

— Папа, дядя Граф, вы о чем? — беспокоится пацаненок.

— А эти, для выбраковки предназначенные, они чем питаются? — вместо ответа, спрашивает у него Философ.

— Обычно — ничем. Они не доживают до кормления.

— А если бы — дожили?

— Им все равно, что жрать — любая органика. Мозга нет, зато есть — желудок и жвалы, которые могут разгрызть даже древесину. Кроме того, они выделяют фермент, который размягчает твердые структуры.

— Ясно… — кивает Философ. — Тельма, высади нас с Михаилом на окраине города, а сама — в объезд, к себе вези ребят.

— Поняла, — отвечает девушка. — Я вас у поста ГАИ высажу. Попроси ребят связать тебя с УКГБ, а когда ответит дежурный, скажи ему: «Сообщение для полковника Парвуса. Код ноль три один. Передала Ильвес».

— Сообщение для полковника Парвуса. Код ноль три один. Передала Ильвес, — повторяет Философ.

— Верно.

Тельма притормаживает у поста ГАИ. Философ и официант выбираются из салона и «Победа» снова срывается с места.

— В чем дело, граждане? — спрашивает постовой, мазнув рукой в белой краге по лакированному козырьку каски.

— Смотри, сержант, — говорит Философ, показывая в небо. — Видишь это светящуюся полосу?

— Ну, вижу, — откликается тот.

— Гул слышишь?