Мифология Толкина. От эльфов и хоббитов до Нуменора и Ока Саурона - Баркова Александра Леонидовна - Страница 7

Но с точки зрения культурного соответствия Дэйл расположен гораздо ближе — это Бирмингем, город, рядом с которым прошло детство Толкина. Поскольку это был крупный промышленный центр, то «город игрушек» (эпитет Дэйла) можно соотнести с ним, но тем самым он оказывается и персонификацией негативного отношения к промышленности, а предместья Бирмингема так и назывались — «Черная страна» (что в итоге даст «Мордор»). Но и этого мало: Бирмингем — один из центров развития викторианской готики, воплощенной мечты об идеализированном Средневековье, так что он стал еще и прообразом эльфийских замков. А интерьер бирмингемского Оратория, как утверждает Гарт, послужил прототипом королевского дворца в Минас-Тирите (к сожалению, в книге Гарта не приведена фотография, но ее легко найти в интернете — и согласиться). Минас-Тирит, Дэйл, эльфы и Мордор — и все это Бирмингем20. Поистине, город контрастов. Не будем пытаться соотносить его с картами.

Анализировать корреляции более восточных географических объектов мы не станем (любознательный читатель легко найдет их в указанных нами работах), и вот почему. В мире Толкина работает принцип искажения расстоянием: чем удаленнее объект, тем менее четки представления о нем (повторим, точкой отсчета является Шир-Оксфорд; принципом удаленности хорошо объясняется вариативность соответствий Андуина, слишком далекого для хоббитов). Эрандил в своей статье приводит таблицу географических корреляций, прекрасно подтверждающую этот тезис. Применительно к восточным землям спектр трактовок настолько широк, что фактически лишается познавательной ценности.

Обратимся к землям южнее Шира.

Равнины Эриадора соотносят с равнинами Франции, южные предгорья Мглистых гор — с предгорьями Альп, где с древнейших времен жили дерзкие и независимые горцы. Толкин не романтизировал образ отважного швейцарца Вильгельма Телля, для него дунландцы — дикари и враги Рохана.

Общим местом толкиноведения является утверждение, что Рохан есть обобщенный образ готских государств Европы (Джуди Форд прямо называет «Властелин колец» «историей падения Рима со счастливым концом»)21. Будучи изначально врагами Рима, затем именно готы защищают Европу от полчищ Аттилы; основа их армии — конница, внешний вид — светловолосые силачи. Все это применимо к роханцам, за исключением разве что отношения к Гондору: всадники никогда не были его врагами (что излагается в Приложении к «Властелину колец»). Однако их описание относится к другому германскому народу, к англосаксам древней Мерсии (королевства в Британии), которые никогда не вели конных боев.

Как и в случае с Бирмингемом-Дэйлом, мы из далеких далей возвращаемся назад, в Англию. Том Шиппи пишет, что народ Теодена напоминает англосаксов вплоть до мельчайших деталей (разумеется, за исключением того, что они не были всадниками). Но в их культуре образ коня представлен более чем ярко: это имена их вождей Хенгеста и Хорсы (в переводе с древнеанглийского «жеребец» и «лошадь»), это конь как эмблема Саксонии. Но откуда взялся белый конь на зеленом поле? Это Уффингтонская белая лошадь, геоглиф, то есть огромное изображение (ее длина более ста метров), занимающее склон холма в Оксфордшире. Она на полторы тысячи лет старше англов и саксов, время ее создания — бронзовый век. Глядя на этот величественный памятник доисторической древности, который сохранялся столько веков (без прополки она заросла бы травой), начинаешь понимать, почему Профессор в своем мире мыслил тысячелетиями.

Уффингтонская белая лошадь.

A G Baxter / Shutterstock.com

Но вернемся к карте.

Южнее расположены Белые горы — это обобщенный образ высоких гор юга Европы — Апеннин, Балкан, Пиренеев. Гондор же сам Толкин в письме к Мильтону Уолдману характеризовал как «нечто вроде надменной, освященной веками, но все более беспомощной Византии». Добавим, что, хотя прямо отождествлять Минас-Тирит с Константинополем нельзя (по географическому положению ему скорее соответствует Пеларгир), оба великих города находятся в правобережье главной реки своей страны — Андуина и Дуная соответственно.

Если Рохан узнаваемо воссоздает культуру англосаксов, то, говоря о Гондоре и Византии, нам в приведенной цитате хочется подчеркнуть слова «нечто вроде». Это не сближение культур, это общность места в истории и влияния на политику значительной части света. Повторим, Толкин спас «свою Византию» от разгрома орками-турками (нам не встречалось в толкиноведении сближения названий этих двух этносов, но, кажется, для него есть основания).

С другой стороны, мы уже упоминали, что, по словам самого Толкина, Минас-Тирит находился бы на широте Флоренции. И кажется, дело не только в координатах: замок, в котором семь стен и семь врат, упоминается в великом творении знаменитого флорентийца Данте — в «Божественной комедии»22. Да и само описание Белого города вызывает образы скорее Италии, нежели Византии.

Но и это не все. В связи с Андуином и его колоссами мы уже упоминали Нил и огромные статуи на его берегах, что вынуждает признать и Египет одним из прообразов Гондора. Корона Гондора, как ее нарисовал сам Толкин, напоминает сочетание корон, которые носили правители Верхнего и Нижнего Египта. Лишенная головы статуя короля в Итилиене навеяна образом колосса Рамсеса Второго. (Хотя еще сильнее с Египтом соотносится ушедший на дно морское Нуменор — Атлантида Толкина.)

Джон Гарт находит еще одну любопытную точку на самом востоке Гондора — это река Порос, граница с Харадом. В этом слове Гарт видит отзвук названия «Босфор», который некогда разграничивал цивилизацию и южных варваров, а еще — имя индийского царя Пора (Пороса), противника Александра Македонского.

Посмотрим теперь на вражеские земли.

Общая историческая корреляция уже обозначена — это вторжения гуннов, монголов и османов. Приведем несколько наиболее красивых географических «цитат». При расчете широты (но не долготы!) Мордора и, в частности, Ородруина на основе указанного письма Толкина вулкану Саурона соответствует Везувий. При историко-географическом подходе Мордор вполне вписывается в границы Малой Азии (очертания полуострова чрезвычайно напоминают периметр мордорских гор; факт, который почему-то пропустили цитируемые нами исследователи), Элентирмо отмечает, что мордорскому внутреннему морю Нурнен соответствует малоазийское соленое озеро Туз. Он же пишет о географическом аналоге пиратского Умбара — это сходный с ним и по расположению на карте, и по роли в истории Алжир.

Но с Умбаром дело обстоит сложнее.

В Приложениях к «Властелину колец» говорится про большой мыс, закрывающий Умбар, и залив, глубоко вдающийся в сушу. Это подозрительно напоминает очертания Испании в районе Кадиса. К этому мы еще вернемся, когда речь пойдет о юности Арагорна и его рейде на Умбар. Но можно предполагать, что за образом умбарских корсаров стоят не только и не столько алжирцы, сколько морские противники англичан — испанцы, а Умбар, таким образом, оказывается аналогом Испании, но перенесенным далеко на юг.

Впрочем, само слово «корсары» применительно к Умбару (в большинстве русских переводов стоит «пираты») оказывается маркером совсем другого исторического прототипа. Слово «корсар» — французское, синонимичное слову «капер» (то есть морской разбойник, грабящий суда вражеской страны и отдающий часть добычи королю). Жертвами французских корсаров вплоть до эпохи наполеоновских войн становились не только испанцы, но и англичане. Позже термин «корсар» стал обозначать турок и слился с понятием «пират». От алжирцев и турок у умбарцев будут их галеры с рабами (точнее, это алжирский галиот, то есть парусная галера). И все же, используя применительно к Умбару слово «корсары», а не «пираты», Толкин подчеркивает тем самым, что это государство, ведущее необъявленную войну против Гондора, и это именно стратегия, а не хаотичные набеги морских разбойников. Умбар — родственная Гондору культура (обе страны основаны нуменорцами), как Франция родственна Англии. Итак, умбарские корсары не только алжирцы и турки, это обобщенный образ морских врагов Британии — Испании (давшей Умбару некоторые элементы географии) и Франции с ее корсарами.