Ее словами. Женская автобиография. 1845–1969 (СИ) - Мартенс Лорна - Страница 26
- Предыдущая
- 26/78
- Следующая
В отличие от работ МакКарти и Джексон «Джипинг-стрит: Детство в лондонских трущобах» Кэтлин Вудворд (1928) – это мемуары представительницы рабочего класса и как таковые являются аномалией среди детских автобиографий британских женщин того времени. Вудворд пишет короткий удручающий рассказ о детстве в лондонских трущобах, фокусируясь в основном на матери и других женщинах из своего окружения. Она опубликовала сочинение, когда ей было немногим больше тридцати. Непонятно, насколько много вымысла в ее истории (в Лондоне нет Джипинг-стрит).
Последующие работы-воспоминания 1920‑х – начала 1930‑х годов приходят из разных мест. «Таласса: история детства подле западной волны» Мэри Фрэнсис МакХью (1931) – еще одни ностальгические воспоминания, инициировавшие целый поток текстов англо-ирландских женщин, пишущих о своем детстве после того, как Ирландия получила независимость от Великобритании в 1922 году. Англо-ирландцы (ольстерцы) – бывший правящий класс в Ирландии, потерявший привилегированный статус, многие из них эмигрировали. Творение МакХью – это прежде всего социальная история в форме мемуаров, поэтическое и ностальгическое воспоминание о местах и людях, которых автор знала в детстве в ирландском графстве Клэр, и вряд эту работу вообще можно отнести к автобиографиям. МакХью, родилась в 1900 году, позже переехала в Лондон. Она пишет, что во времена ее детства их часть Ирландии была «еще регионом XVIII века, мало интересующимся коммерческой цивилизацией большого мира»11. Но, как сообщает автор, к моменту написания «весь этот мир, прекрасный простой мир моего детства, растворился в прошлом»12.
В США и Канаде появляются истории первопроходцев. Две американские работы из 1920‑х годов, содержащие достаточно личного, чтобы считаться полумемуарами, – это «Дни пребывания: книга калифорнийских воспоминаний» Сары Биксби-Смит (1925), где рассказывается о том, как ее семья обустраивала овечью ферму в Калифорнии, и «Воспоминания о старых эмигрантских днях в Канзасе» Аделы Орпен (1926) о ее «мальчишеской» жизни с отцом на границе Канзаса в опасные дни Гражданской войны. Эта работа представляет особый интерес, поскольку семидесятилетняя писательница рассуждает в ней о гендере. Ее отец воспитывал ее, единственного выжившего ребенка, как мальчика: она ездила верхом, пасла скот и умела пользоваться инструментами – несмотря на усилия ее отчаявшейся тетушки вырастить ее как девочку. В этой мальчишеской жизни она чувствовала себя как рыба в воде: «Я ненавидела быть маленькой девочкой. Все девчачьи обязанности меня раздражали… Работа мальчика мне идеально подходила»13. Воспитание превратило ее в искусного, уверенного в себе «ковбоя», лишенного женской кротости, – явление, которое, как гордо заявляет Орпен, профессор из Антиохии посчитал достойным изучения, когда ее отец, она и тетушка вернулись к «цивилизации». В следующем десятилетии американка Мари Марчанд Росс опубликовала «Дитя Икарии» (1938) – историю семьи французских иммигрантов и утопической общины икарийцев в Айове, в которой она выросла. Тогда же в Канаде Нелли МакКланг опубликовала «Вырубку на Западе» (1935) – значимую работу времен первопроходцев, которую я рассмотрю ниже в качестве одного из полумемуаров, появившихся в 1935 году.
В межвоенные годы женщины, не являвшиеся профессиональными писательницами, создавали мемуары для семьи или друзей. Пример таких воспоминаний – «Зарисовки о детстве и девичестве: Чикаго, 1847–1864» (1925) Корнелии Грей Лунт, напечатанные в частном порядке и адресованные молодым родственникам. Лунт осторожно объясняет, что племянница подарила ей пустой блокнот, попросив рассказать о ее жизни. В результате получилась работа, чем-то похожая на произведение Несбит, так как Лунт пишет о своих «воспоминаниях» отдельные рассказы. Правда, в отличие от Несбит, довольно длинные. Аннабель Джексон также писала с прицелом на младших членов семьи, а вот Элеонора Акланд, обсуждаемая ниже в разделе «1935», писала «прощальный подарок» для друзей. Признаком нового женского самосознания является тот факт, что эти женщины не считали должным оправдываться за публикацию, подразумевая, что их работа представляет достаточный интерес для потомков и общественности.
Необычная история всегда служила достаточным обоснованием для написания мемуаров. В 1929 году молодая калифорнийская актриса по имени Джоан Лоуэлл воспользовалась этим открытием и опубликовала вопиющую мистификацию о том, как росла на корабле со своим отцом и командой, состоящей исключительно из мужчин («Колыбель бездны», 1929). В течение месяца книга пользовалась успехом. Книгу отметил клуб Book of the Month, и Лоуэлл продала права на фильм, прежде чем ее соседи разоблачили ее перед прессой.
Гораздо более известными, чем предыдущие, и самыми ностальгическими из всех стали мемуары «Дом Клодин»14 (1922) французской писательницы Сидони-Габриель Колетт. Эта увлекательная небольшая работа не является историей детства Колетт. Она состоит из коротких фрагментов, чем-то похожих на «Мои школьные дни» Несбит. Фоном для этих эпизодов становятся детские годы автора. Главный герой – ребенок в возрасте от шести-семи до шестнадцати лет. Ярко выраженным ностальгическим тоном и идиллической деревенской обстановкой произведение Колетт напоминает роман Пьера Лоти «Роман о ребенке». С воспоминаниями о французском деревенском детстве – c его цветами, кошками, собаками и сельскими жителями – оно даже слегка вторит описаниям Комбре* Марселя Пруста. Родившаяся в 1873 году Колетт была на два года младше Пруста. Хотя Колетт не фокусируется на себе-ребенке, ее книга умудряется быть очень личной. В тексте явственно ощущается присутствие взрослой персоны, оно пронизывает рассказы о детской невинности и счастье намеками на знания и беды последующих лет. Это добавляет остроты тому, что ребенок-субъект часто кажется читателю провидицей, представляющей, какой она будет, когда вырастет, как она может быть похищена любовником, как это случилось с ее матерью, на что будут похожи роды. Главный механизм этой бессюжетной книги – диалог между невинностью и опытом, и Колетт усиливает эффект, удваивая состав персонажей: мы видим ее и как девочку со своей матерью, и как мать другой девочки.
Прежде всего, «Дом Клодин» – это памятник любви Колетт к ее матери Сидо. Колетт написала эту книгу по наущению Бертрана – своего молодого любовника и пасынка – через десять лет после смерти Сидо, когда Бертран заметил, что Колетт продолжала с ностальгией говорить о своем детстве. Они вместе посетили дом, в Сен-Совёр-ан-Пюизе в Йонне, где писательница выросла15. В книге Сидо изображена как мать, которая всегда продолжает любить и заботиться о детях, даже когда они уже выпорхнули из-под ее крыла. Колетт показывает, как эта нежная и заботливая женщина, несчастная в браке с мужчиной, который влюбился в нее и забрал из семьи, когда ей было всего восемнадцать лет, облегчает будущее своей дочери. Во-первых, не позволяя взрослой жизни слишком рано узурпировать жизнь девочки, а во-вторых, заверяя дочь, что судьба, которая ожидает ее как женщину, не будет плохой. Позитивный образ матери не чужд предыдущим автобиографическим произведениям французских женщин – свою мать любила Жорж Санд. Но также эта особенность напоминает произведения Лоти и Пруста. Колетт постоянно намекает, что жизнь под опекой матери контрастирует с более печальными событиями, которые произойдут с ней позже. Ее решение называть себя Клодин намекает на ее взрослую жизнь. Между 1900 и 1903 годами по приказу своего первого мужа Вилли написала пресловутую (благодаря своей непристойности) серию романов «Клодин», в которых Клодин – имя вымышленного альтер эго Колетт.
- Предыдущая
- 26/78
- Следующая