Экспансия (СИ) - Гуров Валерий Александрович - Страница 45

— Ты понимаешь, Лют, насколько это трусливо? Не сделать ничего, а после присоединиться к сильнейшему? — со злобой сказал я.

Люта после его поединка с Алексеем я забрал к себе. Лечил бродника, кормил, был момент, когда думал, что он умрет от сепсиса, но обошлось. После я немного с ним тренировался, перенимал манеру боя, думал, как это мастерство соединить с тем, чему я учился ранее.

А после я, взяв клятву с Люта, отправил его к бродникам. Я надеялся на то, что этот народ, либо жепросто беглая разноплеменная масса воинствующих людей, присоединится к Братству. Не обязательно принимать их в наш Орден. Однако, всегда же можно придумать форму подчинения, например, бродники станут вассалами Братства.

Это, мало того, что усилило бы организацию, так как при всем скепсисе и на грани трусости поведения бродников, они хорошие воины и готовы биться, если только есть перспектива. Бродники — это экспансия и новые возможности. Братство с опорой на этих людей может брать под контроль не только сами реки Днепр и Дон, но и междуречье. Стоит ли говорить, что это отличные земли, великолепные рыбные угодия, ну и торговые отношения? Сделать засечную черту и жить себе относительно спокойно, накапливая силы для будущих свершений.

Но… тут не получилось. Все так складно вырисовывалось, вот только, видимо, больше в моей голове.

— Вы попрятались в речных заводях и на островах, носа своего не показываете, страдаете от недостатка еды и оружия, между тем, рядом много отличной земли, — чуть ли не кричал я.

Понимаю, что на Люте не стоит срываться. Он-то как раз из тех, кто пытается искать для бродников какие-нибудь пути не к существованию, а к развитию.

— Тысяцкий, а ты всерьез думал, что бродники решат участвовать в такой смуте? Ты можешь потерять своих воинов, но тебе есть, куда возвращаться. А выступят мои соратники на стороне великого князя, а он проиграет, так все наши селения выжгут. Мы никому не были нужны, чтобы помочь, нас били, мы прятались. Да, среди нас христиан больше, чем тех, кто чтит старую веру, но мы в кого хотим, в того и верим. Свои порядки, так заведено… — распинался Лют, которого явно задел и мой тон, и то, что я с пренебрежением говорил о таких, как он.

— Все! — сказал я и поднял правую руку. — Может, старшие твои и правы. Мы победим и без них, но после вопрос станет не о договоре равных, а о подчинении. А еще, Лют, ты можешь собрать тех воинов, которые готовы служить Братству. Порядок и правила наши ты знаешь. Спаси Христос, что принес мне ответ.

— Еще… — замялся Лют.

— Говори! — сказал я.

— То, что я могу сказать, стоит уже больше, чем ты за меня заплатил, — Лют встрепенулся. — Нет, тебе, Владислав Богоярович, я бы рассказал, но это для всего вашего воинства. Так что…

— Сколько тебе заплатить? — с раздражением спросил я, когда понял, к чему клонит Лют.

Не люблю товарно-денежные отношения среди тех, с кем сидел за одним столом и кому, может, не полностью, но доверился. Но, раз просит.

— Деньги не нужны… Нет, я и от серебра не отказался бы, но хочу просить у тебя… — все не решался сказать Лют.

— Да когда ты стал таким нерешительным? — спросил я.

— Когда задумал дело для себя великое. Скажу тебе, знаю, что если в силах ты будешь помочь мне, так сделаешь это. Задумал я Протолчу под себя взять, — сказал, как в воду плюхнулся, Лют [Протолча — древнерусское название поселения бродников на острове Хортица].

— Э-ка замахнулся ты! — я покачал головой. — На порогах стать, да так, что будут купцы ходить, никто мимо не прошмыгнет, всем нужны будут волоки, чтобы пороги обойти.

— То-то и оно. Есть у меня свая ватага таких хлопцев, что и в огонь, и в воду за мной. Знаю, что гневаться будешь, что не привел соратников своих. Но дай взять Протолчу и прикрыться именем Братства. Я рискую. Если вы не одержите победу, так и меня убьют.

— Но без риска нет золотого прииска, — задумчиво сказал я. — Продолжай!

— Многие ушли дальше от свары, что вы затеяли. Много бродников нынче на Дону и за Доном. У меня хватит сил взять Протолчу, а когда все закончится, да придут туда и бродники иные, и княжеские люди, то нужно мне прикрыться чем-то, — объяснялся Лют.

— Братством? — проявил я недюжинную смекалку.

На самом деле, Лют плохо понял мой характер и цели. Может, потому, что мало был рядом со мной, или что я не так, чтобы и откровенным был с ним. Экспансия… Да я только к ней и стремлюсь и думаю о том, как быстро брать ряд территорий под свой, Братства, контроль.

Можно было бы такие мысли отложить и на потом, мол, победить вначале нужно. Вот только без победы и думать больше не о чем. Если случится поражение в этой смуте, мне останется только просить неведомые силы, чтобы вернули меня назад, в будущее, так как стыдно и больно будет расписываться в своем бессилье, что не изменил Русь, не сделал сильной. Вот поэтому и планирую дальнейшие шаги уже в «послесмутное» время.

— Не все решаю я, но для себя не вижу ничего того, что помешало бы поддержать твои начинания. Войдешь сам в Братство, станешь небольшой, но выход платить. И живи себе на острове запорожном. Давай говори то, за что такую плату хотел стребовать! — сказал я, а Лют рассказал такое…

Нельзя недооценивать местных людей. Может, они и заскорузлые в военных тактиках, но, как видно из рассказанного Лютом, стратегически мыслить умеют. Все наше воинство оказывается в ловушке. Может быть, мы меряем половцев по своим моделям поведения, все никак не прочувствуем, что такое кочевой народ. Вот и не осознали, как это воевать с ними правильно, ориентируемся на какое-то место, а Степь — она большая, она сплошное место, иди сыщи.

Шарукань полностью свободен. Там нет ничего, может, только камни остались, из которых часть жилищ была сложена. Мало того, на два дня пути вокруг города выжженная земля. Нет ни травы, ни деревца, даже колодцы отправлены, а в Днепр поскидывали на грузилах тухлое мясо. Хитро так сделали, тухлятину поместили в корзины, чтобы рыбы быстро не съели отраву, а течение не снесло грязную воду дальше, в море. Так что с водой будут проблемы, с кормом коней, также. Овес нужно разбавлять с травой, нет столько с собой фуража.

— Скифская тактика, — констатировал я, пытаясь осознать степень катастрофы.

Но не только это было важным.

— Они обошли вас, нынче уже на севере от вашего войска. Враги твои пойдут на Великую стену и на Переславль. А здесь осталась малая Орда, что загонять вас станет на Шарукань. Так вы начнете испытывать голод, жажду, кони станут слабыми, — объяснял Лют, но мне эти объяснения не нужны были, все и так понятно.

Нас обыграли и сделали это изящно. За кем гоняться по степи? Кочевья ушли, а здесь оставили достаточные силы, которые могут имитировать присутствие большого войска. Мы за ними будем гоняться, они спускаться южнее, отводить нас все дальше, а в это время, оставленные почти без воинов крепости будут штурмоваться. Половцы брать приступами укрепления не умеют, но вот войска Ольговичей-Давидовичей, могут.

— Откуда все это знаешь? — спросил я, уже намереваясь лично отправиться к Ивану Ростиславовичу с информацией.

— Часть бродников, тех, кто ряд заключил с Ордами Елтука и Башкорда сейчас в их войсках, но не хотят воевать за поганцев. И я был в стане твоих врагов, — отвечал Лют. — Там все от бездоспешного юнца до ханов и князей смеются, что удалось так обмануть великого князя Изяслава.

— Со мной пойдешь к воеводе. Там я просить за тебя стану. Думаю, что у бродников может свой атаман появиться, — сказал я, направляясь в свой шатер, чтобы одеть панцирную броню.

Военный Совет проходил в крайне нервозной обстановке. Шатер великого князя Изяслава Мстиславовича, казалось, может воспламениться от накала страстей, которые бушевали, правда, в основном внутри каждого из собравшихся. Во многом сдержанные командиры, не могли совладать со своими эмоциями, и то и дело, но у них вырывалось то красное словцо, то жест, неприличествующий знатному человеку. Как же! Если все то, что я рассказал, правда — это еще до сражений войско великого князя Изяслава Киевского уже испытывает урон чести.