Однажды где-то… - Фуртаева Наталья - Страница 13

• Предыдущая
• 13/47
• Следующая

— А жащем тебе ил?

— Цветы хочу посадить под окном, а там земля бедная. Вот грядку удобрить илом надо.

Я поневоле во весь рот разулыбалась. До того эта кочка была уморительной, да еще дикция такая, сдохнешь! А своим ответом я кочку слегка озадачила. Из воды появилась лягушачья лапка размером с добрую сковороду, почесала то место у кочки, где, должно быть, находился затылок:

— А жащем их гладить? Бона они в лешу шами раштут!

— Они из моего мира, дедушка Водяной. Красивые. А под окном посажу, чтобы дом мой напоминали. Тоскую я по дому-то, понимаешь?

— Да как не понять, ить и я не беш понятия. Дам я тебе илу, шамого шмачного дам. Только уговор — как рашшветут, ты мне в ожеро по шветошку брошь. Для внушек моих. Молодые они ишо, шкушно им шо мной штариком, пушкай пожабавятьша. А?

— Какой разговор? А хочешь, я прямо на берегу еще посажу? Только место укажи, где их никто не потопчет. И учти, ждать цветов придется месяца два.

— Так ето ж ражве шрок? Да и на моем иле они в три ража шкорей жашветут, я же шловинку жнаю, — кочка подмигнула мне заговорщически. — А мешто тебе внушки укажут. Давай бадейку-то.

И кочка вместе с моей бадейкой погрузилась в воду. Ну, дела! Сама «на себя» удивляюсь. И тут возле меня возникли две чудненькие девчушки. Такие прелестницы, что я даже обалдела слегка — у такого-то деда! Матовая чистая кожа, огромные зеленые глаза, точеные носики, брови вразлет, алые губки и роскошные длинные волосы — у одной голубоватые, у другой с прозеленью. Только волосами и отличались. Девчонки были ослепительно молоды, а болтушки! Как вынырнули, так и затрещали без умолку, как две сороки, а голоса, как колокольчики, звонкие:

— Ой, а ты правда нам цветочки подаришь?! Ой, а ты правда на берегу их для нас посадишь?! Ой, а они какие? Ой, а они правда красивые?! Ой, а…

— Оглушили, красавицы! Давайте по очереди!

Девчонки вдруг примолкли и робко так спрашивают:

— А мы правда красивые?

И с такой надеждой на меня смотрят. Бедные девочки, им же совсем общаться не с кем. И никто им комплимент не скажет. А какой женщине не хочется быть красивой? Даже Ленка, вздыхая у зеркала, говорила: «Ну, ничего, зато у меня коленки красивые… и помада!»

А девчонки были так хороши, что я от души их похвалила: — Вы очень красивые.

То-то было радости и писку! Тут и дед вы нырнул с моей бадейкой. Договорились, что я сейчас свою клумбу засею и приду к ним с семенами, а они тем временем найдут хорошее место для своей. И поволокла я бадью с илом до Наниной избы. Надо было Росинку взять, я ж не ломовая лошадь по центнеру таскать! Тащусь я, язык за плечом, на дорогу впереди не гляжу и у самой калитки, едва на Рыся не налетела. Аж бадейку выронила, хорошо драгоценный ил не расплескался.

— Ты чего честных девушек пугаешь? Я ж так по ночам писаться начну!

О-ой, язык мой — враг мой! А если он всерьез примет?! Сколько раз себе говорила, что здесь базар-то другой, следить надо. Но кажется, ничего — прокатило. Рысь буркнул что-то наподобие — помогу! Взял у меня бадейку и пошел рядом. Так молча и донес до места. А потом у нас с ним разговор такой состоялся:

— Я, может, чего-то не понимаю? Ты — чужая, а как всегда здесь своей была. Великие Кедры тебе благоволят, Нана с тобой как с дочерью возится. Вереск про тебя просто легенду рассказывает, как ты с корявнями дралась. С домовым, — говорит, чаи распиваешь, как с другом. Молчун тобой не нахвалится — вот уж диво! Теперь с самим Водяным дружбу вела, с русалками… Я тебя чужачкой зову, а как ни присматриваюсь, не вижу в тебе зла. Злых лошади не любят, а твоя кобыла за тобой как привязанная… Я и не думал, что можно вот так… Может, это я здесь чужой? А?

Ну вот! Теперь придется еще и Рыся утешать. Уж больно вид у него убитый какой-то:

— Да нет, Рысь, я и впрямь здесь чужая, потому у меня так все и получается. Ты здесь живешь и знаешь с детства, что домовые с людьми не дружат, что от Водяного и русалок надо держаться подальше. Так? А я-то этого не знаю! Вот и поступаю нестандартно и оказываюсь права! Пока — права. И домовой-душка, и Водяной совсем не страшен, и русалки — просто девочки еще. Может, так и надо, а может, — нет, не знаю, я учусь здесь жить.

Долго мы с Рысем в подобном ключе беседовали, пока я клумбу засевала. А потом я пошла к русалкам, а Рысь в большом смущении отправился по своим делам.

Место для клумбы девчонки выбрали метрах в десяти от пляжа. Там, посреди густых ив, у воды обнаружился небольшой свободный пятачок в поперечнике метров шесть-семь. Девчонки уж и илу натаскали. Осталось заступом раскопать и посеять семена. Посеяла я им ночную фиалку и резеду, маргаритки, космею и смесь сортов петуньи. Чтобы и ночью и днем их цветы радовали.

Звали моих русалочек Неда и Леда. Хвостов у них никаких нет, обычные ножки, кстати, очень даже стройные. Всего и отличия от людей — пониже лопаток жаберные щели да между пальцев нежная перламутровая перепонка. Ну и долго без воды они не могут, кожа пересыхает, на солнце тоже долго нельзя — кожа уж больно нежная, обгорает быстро. Потому и бывают они на берегу обычно но чью, при луне. Меня приглашали — хоровод водить, песни петь, купаться. А одеты они в коротенькие травяные юбчонки, и еще у них ожерелья из ракушек. Обещали мне такие же подарить.

А что на дно людей утаскивают, чтобы русалками сделать, — это вранье, чушь полная. Русалки из икры выводятся, как рыбы. Только очень редко такое случается, а потому детей берегут. Это мне потом и Яська подтвердил. Родители моих русалочек жили далеко отсюда, в море. А девчонок отправили к деду — здесь спокойно, тихо, девочки в безопасности. Что за опасность им там грозила, они рассказывать не стали. Испуганно переглянулись и даже как-то съежились. Я не стала настаивать, захотят — сами расскажут. Ушла я от них к вечеру, клятвенно пообещав прийти завтра

А дома меня уже с нетерпением ждал Вереск:

— Ну где ты запропастилась, Татка? Рысь сказал, что ты с русалками дружбу свела? Это правда? А меня с ними познакомишь?

— Обязательно! Они такие милашки, тебе понравятся.

— А когда? — сразу загорелся Вереск. Его после знакомства с Яськой уже и другие нелюди не пугали, скорее наоборот. Во братец у меня раздухарился!

— Не знаю, надо, чтобы и они согласились. Но я их обязательно уговорю. Идет?

— Конечно, идет! — Вереск так и просиял всеми веснушками. Я его и впрямь как брата младшего или как сына люблю. Ну, если мой настоящий возраст учитывать, то скорее — второе.

— Да! Сестрица, я ж чего тебя ищу-то! Караван степичей пришел, идем быстрее, они уж за первую ограду втягиваются. Караван большущий! Ты ж никогда не видела, идем!

А у меня внутри вдруг зазвенел звоночек не определенной тревоги. Что-то было неправильно. Вот только что именно? Но звоночку этому я уже привыкла доверять. Так что сломя голову я на караван смотреть не кинулась. В крепости я все еще ходила в своем прикиде «вполне околоделовой женщины двадцать первого века», по Ленкиному определению. К моему странному наряду привыкли и уже внимание не особенно обращали. Но перед новыми людьми мне почему-то жутко не захотелось светиться. Вереск спорить не стал. Напротив, помог мне подобрать подходящую одежку из свое го немудреного гардероба — просторные штаны, длинную рубаху и плащ, а на голову какой-то колпак. Ой, на огород поставь — все вороны от хохота сдохнут. Зато с маху и не разберешь, какого пола это чучело.

Когда мы заявились наконец на гостевое поле, караван уже обустраивался на отдых. Караван и впрямь был большой — больше тридцати повозок. Повозки — здоровенные пароконные арбы на высоких колесах под разно цветными пологами — распрягали чернявые узкоглазые и скуластые люди. Блин! Ну чем не монголы! Только что волосы кудрявые, как у цыган. Этот монголо-цыганский гибрид изъяснялся на очень похожем на полесский языке. Так что я почти все понимала. Одеты «гибриды» были в кожаные штаны и кожаные безрукавки, так что видны были бугры мышц под темной то ли от загара, то ли от грязи кожей А ничего-крепкие мужички! Каждый, как Шварценеггер. Вот только лошадиным потом от них воняет, господи спаси! Не моются они, что ли?

• Предыдущая
• 13/47
• Следующая