Песня Волчьей луны (СИ) - Петровичева Лариса - Страница 8
- Предыдущая
- 8/47
- Следующая
– Вот мой именной указ, – продолжал Киган. Секретарь, который бесцветной тенью держался в стороне, протянул открытую папку с бумагами; князь вынул верхний лист. – Я благословляю ваш брак с Ирвином, моим братом, младшим князем Хармиранским. Отныне вы именуетесь ее высочеством Арьяной, младшей княгиней Хармиранской.
Арьяна сжала пальцы еще сильнее. Ирвин прекрасно понимал, что он для нее незавидная партия. Не тот мужчина, о котором может мечтать девушка.
Впрочем, кто и когда обращал внимание на девичьи мечты?
– Для бастарда это вершина, которой он может достичь, – улыбнулся Лотар и дружеским жестом любящего дедушки похлопал Арьяну по стиснутым пальцам. – Ну, ну, милая моя! Не стоит так волноваться! Вас прислали сюда, чтобы вы спасли Хармиран и стали княгиней – так и вышло! При этом вы еще спасаете достойнейшего человека, – канцлер с искренним уважением перевел взгляд на Ирвина, и Арьяна наконец-то обернулась к нему.
И посмотрела так, что лучше бы не смотрела вообще.
***
После того, как Киган, еще раз выразив всяческое почтение и вечную благодарность хармиранского народа, завершил встречу, Арьяне пришлось пойти вместе с Ирвином в его покои.
В комнатах и залах, отведенных для полукнязя, не было ничего, что указывало бы на то, что здесь, среди этих светлых стен, гобеленов, картин и изящной старинной мебели, живет практически умалишенный. Отпустив слуг, которые сервировали легкий обед, Ирвин указал на кресло и, когда Арьяна села, сказал:
– Вы устали.
Арьяна кивнула. Да, устала. Сперва работа, которая через несколько часов одинаковых торопливых движений сделалась похожа на густое желе, из которого не было выхода. Потом это заседание, на котором Арьяну взяли за воротник и окунули лицом в грязную лужу – она прекрасно знала, кто ее отец, но то, что об этом настолько легко и бесстыдно заговорил канцлер другого государства, сделало ее крошечной и беспомощной.
Надо было собраться. Надо было взять себя в руки.
– Да, – ответила она. Что скрывать очевидное? – Устала.
– Вечером вам снова в госпиталь, верно? – уточнил Ирвин. Сейчас в нем не было той волчьей жути, которая так испугала Арьяну в поезде. Просто молодой мужчина – кстати, вполне привлекательный.
– Я сказала, что вернусь к шести.
– Понял. Ложитесь.
Принцессам не положено возмущенно ахать, когда при них говорят какие-то двусмысленные гадости. Принцесса должна сохранять спокойствие и уверенность в любой ситуации. “Я бастард, – напомнила себе Арьяна. – Как он там сказал, порождение греха?”
– Приберегите ваши предложения для кого-то другого, – отрезала Арьяна. Ирвин усмехнулся и со вздохом указал на диван. Должно быть, сюда усаживали друзей или родственников, когда они навещали полукнязя – впрочем, Арьяна сомневалась, что у Ирвина бывает много гостей.
– Я не имел в виду ничего дурного. Просто предложил вам отдохнуть… без моего участия, – он подошел к столу, оторвал темно-фиолетовую виноградину от кисти. – Я вам настолько отвратителен, Арьяна?
Ей сделалось неловко. Ирвин не сделал ничего дурного, он не обидел Арьяну ни словом, ни взглядом – да, было в нем что-то пугающее, почти отталкивающее, но это ведь не отвращение. Нет.
– Вы правы, я действительно устала, – ответила она. – Все произошло слишком быстро. Меня выкинули из дома, чтобы сделать женой вашего брата. Появились вы – и мое присутствие не дает вам оборачиваться. Это ведь определенная ответственность, вы же понимаете… Столько всего случилось, у меня просто не было времени привыкнуть.
Ирвин кивнул, и Арьяна добавила так, словно искренне хотела сказать ему что-то хорошее:
– Вы не отвратительны. Нет.
Полукнязь вздохнул. Отправил в рот виноградину.
– Тогда отдыхайте, – прожевав, он кивнул в сторону дивана, и Арьяна напомнила себе: “Это оборотень. С ним лучше не спорить. И это единственный человек, который во всем на моей стороне – потому что от меня зависит его разум”.
– Это больно, быть волком? – спросила она, пройдя к дивану и сняв туфли. На диване оказалось неожиданно удобно, плотно набитая подушка легла под голову: пожалуй, если тут заснешь, то проспишь все на свете.
– Нет, это совсем не больно, – ответил Ирвин. Оставив в покое виноград, он опустился на диван, его рука, сухая и твердая, легла на левую щиколотку, и Арьяна дернулась в сторону, пытаясь освободиться.
Не получилось. Должно быть, это была какая-то магия, которая сминала собой чужую волю – не могла же Арьяна вот так спокойно пойти с полукнязем, вот так запросто ложиться на диван в его покоях. Прикосновение обжигало кожу – собственная магия Арьяны вдруг пришла в движение, потекла огненными ручейками к чужим пальцам, и негромкий призрачный голос мягко произнес: не бойся. Не бойся, все в порядке.
Это был тот же приказ подчиниться хищнику, который Арьяна уловила в поезде – но теперь в нем не было властной грубости, лишь призыв отдаться на волю того, кто не причинит вреда.
– Это не больно, но очень сильно выматывает, – продолжал Ирвин. Он легонько дунул на ногу Арьяны, улыбнулся и принялся аккуратными уверенными движениями разминать ее ступню. – Представьте себе: вот вы человек, с человеческим разумом, надеждами, устремлениями. Вы хотите жить, трудиться, найти друзей и любовь. И вот Луна круглеет, и вы уже не чувствуете себя человеком. Все, о чем вы думали и мечтали, все, чем вы жили, утекает.
С каждым его прикосновением, с каждым движением пальцев по коже Арьяне становилось труднее дышать. По щекам плеснуло огнем, глазам сделалось жарко. Она всегда старалась сохранять спокойное и ровное расположение духа и сейчас сама себя не узнавала. В ней поднималось что-то спрятанное в самую глубину души. В ней оживало то, что заставляло сердце биться с перебоями.
Она боялась не волка за мирным человеческим обликом, а самой себя.
– Вы становитесь животным, – продолжал Ирвин. Его пальцы то ввинчивались в ступню, словно хотели разобрать ее на косточки, то скользили по коже легко-легко, как перышко. – И вас ведут простые и примитивные желания. Жрать. Охотиться. Спариваться. Убивать, чувствовать чужую кровь во рту. Самое страшное, что вы настоящий – человек. И превращение в волка никак не зависит от того, хотите вы этого или нет. Вы никак не можете это отменить.
– Жутко, – призналась Арьяна. Нет, надо отвлечься, нельзя вот так растекаться горячим вареньем в чужих руках – она-то, в отличие от полукнязя, всегда была хозяйкой своих желаний, а не звериных порывов.
– Жутко, – согласился Ирвин. – Родители запирали меня, чтобы я не наделал дел. А теперь вот все изменилось. Наконец-то.
И взялся за другую ступню.
***
Принцесса боялась его – Ирвин чувствовал ее страх, и это было похоже на охоту. Однажды, в ранней юности, он умудрился удрать из флигеля, в котором его заперли по приказу отца, и, влекомый полной луной, понесся в лес. Волчье тело было стремительным и легким, он не знал ни оков, ни ограничений, и весь мир под золотом полнолуния принадлежал ему. И косуля, которую он поймал и задрал, тоже была его добычей и собственностью.
Наутро княжеские егеря, которые и подумать не могли, что однажды будут охотиться на сына своего владыки, взяли Ирвина в кольцо и выгнали к стрелкам. Тогда он вылетел из-за деревьев, споткнулся, увидев свою смерть, которая смотрела на него из черноты ружейных стволов, и вдруг отчаянно захотел броситься на охотников. Растерзать кого-нибудь и умереть под пулями – просто ради того, чтобы все это прекратилось. Но потом он просто упал в траву и позволил себя связать и отнести обратно во флигель.
Мать плакала и спрашивала отца: ну неужели нет никакого способа исцелиться? Да, в далеком прошлом мы все принимали волчий облик, но ведь можно же как-то спастись от этого нестерпимого ужаса? Отец тогда ответил, что Ирвина спасет только истинная пара, если верить старинным легендам.
Вот и она.
Ирвин провел ладонью по девичьей ноге – ледяной, будто высеченной из мрамора. Под гладкой кожей, в глубине, проплывали огненные ручейки: магия уроженки Варандана двинулась к его собственной. Мысленно поприветствовав чужие чары, Ирвин принялся разминать ступню Арьяны – пусть принцесса расслабится, успокоится, привыкнет к нему. Ей многое пришлось пережить за эти дни.
- Предыдущая
- 8/47
- Следующая