Лечить нельзя помиловать (СИ) - Логинова Александра - Страница 34

– Я буду осматривать вас сразу вдвоем. Отставить ухмылки, пока клизму не вставила. Если почувствуете жжение, боль, дискомфорт – мне об этом знать не обязательно.

Волчьи морды убито вытянулись. То-то! Еще с утра я запланировала маленький эксперимент: разделить поток дара на две части и отправить его дрейфовать в тела волков, осуществляя безопасное сканирование. Здорово придумано, правда? Настоящая тренировка.

– Не скулите под руку, эрл. У вас легкое растяжение связок и сожжена шерсть на брюхе. Боюсь спросить, чем вы занимались в свободное время.

– Р-р-р, – пристыжено проворчал оборотень, бодая мою руку.

– А вы не смейтесь, как гиена, – укорила второго пациента, издающего звуки подбитой чайки. – Взрослый волчок, а туда же. Каждый лишний звук приближает вас к анализам в баночке.

Управляться с двумя потоками довольно легко. По одному на каждую руку, и нет проблем. Однако обрабатывать поступающую информацию гораздо тяжелее, как играть в шахматы одновременно с двумя соперниками. У левого солдата обнаружилась застарелая травма передней лапы – криво сросшийся перелом. Сейчас безболезненный, но через пять-семь лет откликнется нытьем в суставе на плохую погоду. Но инфекций нет, оба чисты как младенцы.

– Следующие.

– Эрла, а могу я настаивать на приватном осмотре? – внезапно попросил лейтенант.

– В конце очереди – хоть на приватной эхокардиографии. Вставайте, эрлы, и обернитесь вокруг своей оси. А вы, господин, подойдите ближе и подержите пасть своему товарищу, я осмотрю его уши.

Третий гвардеец, не заподозрив подвоха, ухмыльнулся и бесстрашно зажал сослуживцу морду, вызвав гневное утробное рычание. И даже не шелохнулся, когда несанкционированный тонкий «щуп» дара пополз в его сторону, отыскивая лазейку в магической защите.

Перед глазами слегка помутилось, смазывая очертания предметов. Зрение упало? Ах да, мозг не способен осознанно обрабатывать больше информации, чем предусматривает оперативная память. Поэтому снимает нагрузку с одной сенсорной системы, дабы переключиться на актуальный канал восприятия. Лишь бы вервольфы не заподозрили, что я их почти не вижу.

– Хорошие мальчики, – автоматически потрепав волков по голове, я отозвала два потока из трех, помотав головой. Бр-р-р, верните мне зрение. – Следующие. А, вы кончились, добрые эрлы? Тогда будьте людьми и по второму кругу.

На одновременной диагностике волка и человека мозг закипел. Они же совсем разные! Еще немного, и из ушей пойдет дым от перегрева.

Зато результаты сказочные: руки болят, словно я выплетала макраме трое суток, и отказываются двигаться. Голова в приятном шоке: «О как мы умеем!», но в неприятном осознании: «Это ж сколько еще тренироваться…». Каждому из гвардейцев штамп в ветпаспорт, то есть полное целительское одобрение и поощрение по загривку.

Стоило рядовым покинуть кабинет, как эрл Бэкк начал издалека:

– Ох, эрла, так голова болит, что даже зубы ноют, совсем ходить не могу. Дайте какую-нибудь таблетку, чтобы живот выздоровел.

– Свихнулись? – деловито поинтересовалась я, записывая скрывшихся за дверью пациентов в журнал приема.

– Приказ есть приказ, – грустно вздохнул лейтенант. – А вы его больше совсем не хотите видеть?

– Так это капитан вам приказал?... – осенило меня.

– Настоятельно рекомендовал нашей пятерке записаться на осмотр именно к вам. Ну и так… Узнать ваше настроение.

Настроение, как у беременной: подташнивает и хочется винограда. Значит что? Требуется восстановить резерв. До следующего пациента почти час – редкое везение, – можно и чаю попить. Поставив маленький чайник на подставку со свечкой, я подперла голову рукой и мутным взглядом оглядела лейтенанта.

– Иногда розу необходимо оставить в покое, чтобы она расцвела.

– Чего? – не сообразил оборотень.

– Я говорю, чрезмерное давление ведет к разрыву сосуда.

– Хорошо, что вы такая умная, – обрадовался Мортимер. – Плохо, что я в медицине не разбираюсь. Что мне передать сеньору?

– Намеков вы не понимаете, да? – какая досада.

– Я из намеков понимаю только доской по затылку, – почесал макушку лейтенант. – Вы уж пошлите его лесом по-человечески или простите от широты души. А то страдает капитан, как морской волк на утлом суденышке.

– Страдает?

– Еще как, – резво подтвердил он. – И дурью мается. Взял за моду отжиматься каждый час прямо в кабинете. И нас под этот монастырь кнутом погнал: только часы пробьют – упор лежа принять! Третий день спасу нет. Надо полагать, рехнулся без вашей ласки, эрла. Но ежели вы в обиде, то мы не в претензии.

– Сублимирует.

– Так сублимировал бы как все нормальные люди – ночью под одеялом! – возмутился эрл. – Вы уж будьте любезны, эрла, когда помиритесь, научите капитана разделять трудовое и личное.

– А сами?

– А сам я из упора лежа много не скажу, – уныло признался лейтенант. – Он же ходит мрачнее тучи, зыркает на всех – страх божий, гавкает аки сам волк. Суровое следствие вашей немилости. Еще немного, и закурит человек на психованной почве.

– Не давите на жалость, она в отпуске, – поморщилась я. – Ладно, подумаю. Вы свободны лейтенант. А почему, кстати, без сладкого?

Обрадованный оборотень молча взял меня за руку и повел на улицу. Хмурый денек затянувшейся дурной погоды успел намочить не только мостовую, но и мою дверь. На которой чья-то паскудная рука крупными печатными буквами гордо вывела: «Сладкого не давать». Найду пакостника и закопаю по шею!

От саркастических смешков гвардейцев захотелось убивать.

– Не переживайте, эрла Карвок, еще три-четыре занятия, и мы всенепременно заговорим.

– Спасибо, эрла, – со слезами на глазах расчувствовалась мамочка, беря дочь за руку. – Что бы мы без вас делали? Пойдем, Агния, помаши целителю ручкой.

– По-ка, – с трудом произнесла девочка, расплываясь в улыбке.

Эрла ахнула. Ну вот, я свое слово держу: сказала, заговорим, значит заговорим. Еще устанут от бесконечных вопросов маленькой почемучки, когда плотину четырехлетнего молчания прорвет. Задержка психического развития, как и прочие проблемы психиатрии, поддавалась целительской коррекции с большим трудом. Ибо восстановить физические и физиологические процессы можно магией, а вот наработка нужных нейронных связей и достаточное развитие префронтальной коры головного мозга – это вопрос обучения. Долгие часы терпеливых занятий в роли воспитателя, логопеда, дефектолога, педагога дошкольного образования и доброго друга нельзя колдануть по щучьему велению.

С маленькой Агнией пришлось повозиться: дар целителя обеспечивал микротоковую рефлексотерапию, а регулярные коррекционные занятия спешно достраивали недостающие звенья когнитивных и волевых процессов в сущности способного ребенка.

– Всё, Кудряшка, пациентка ушла. Вылезай.

Недовольно скулящая псица тщательно обнюхала воздух и сочла его пригодным, чтобы выйти из шкафа. К сожалению, принимать Агнию приходилось дома – дни она проводит со старенькой полуслепой бабушкой, не слезающей с постели, а поздними вечерами медицинский кабинет закрыт для приема. Сама эрла Карворк работает по четырнадцать часов в сутки и приводит дочь после девяти вечера. Ох уж эти мамочки! Сначала я предлагала эрле кофе и свежую газету, пока идет занятие – не выгонять же ее в сумерках на улицу. Но женщина желала только одного – сладко вздремнуть на кресле в гостиной после рабочей смены. Я украдкой «подкармливала» ее энергией, условившись с Агнией сохранить это в тайне.

Потому что денег на витаминную энергию у эрлы не было, а слыть филантропом я не желала.

Самое время подкрепиться пирожками с повидлом, испеченными для меня Женевьевой. Приятельница радовалась до счастливых пузырей, получив от меня многозначительное: «Писал». В ее парадигме взаимоотношений между благородным и мещанкой извинительное письмо – нереально романтичный поступок.

Завтра всенепременно составлю список книг и пособий для развития целительского дара до уровня «виртуоз». Сидеть в библиотеке часами – непозволительная роскошь, но ознакомиться с содержанием, авторским стилем и полезностью информации – вполне. А дальше придется топать в книжную лавку и заказывать свежие издания, пополняя собственный стеллаж. Слава Авиценне, их можно будет продать, если придет нужда.