Воспоминания - Романов Александр Михайлович - Страница 52

В Биаррице дышится легко. Если бы мог, я остался бы здесь навсегда. Я отгоняю совестью эту соблазнительную мысль, я стараюсь заглушить ее голосом души, чувством долга, – во мне постоянно идет напряженная борьба: русский вопрос, Россия, мои житейские разочарования последних лет, мое бессилие помочь, спасти родину и кровная преданность ей восстают против человеческого, мелкого желания отдыха, покоя и счастливой жизни среди своей семьи.

Мы все здесь: Ксения, я, шестеро детей, три няни, два воспитателя, француз и англичанин, воспитательница Ирины, фрейлина Ксении, мой адъютант и много служащих.

Ольга, сестра Ксении, приехала в Биарриц раньше нас и живет в Отель-дю-Пале. В первое же утро после нашего приезда, изнывая от томительной сентябрьской жары, с лицами, распухшими от укусов москитов, мы устремляемся на пляж и зарываемся в песок.

Наши сердца пели: мы сбежали из России. Я думал, мы никогда не вырвемся. Ирина и Федор выздоравливали, и я поблагодарил Господа за то, что он дал мне такую прекрасную возможность выбраться из этого ада.

Напротив нашей виллы расположена площадка для гольфа. Я с увлечением начинаю учиться этой игре. Мы быстро входим в жизнь биаррицского общества. Мы встречаем много людей, устраиваем завтраки, обеды, играем в покер, в бридж, ездим на пикники.

Я поймал себя на том, что с интересом наблюдаю за женщинами. Это стало для меня откровением. За все двенадцать лет моего брака я никогда не смотрел ни на одно женское лицо, кроме лица Ксении. Социальные контакты, которые раньше были обычным делом, начали вызывать у меня интерес. Я разговаривал со своими соседями по столу с большим оживлением, чем предписывалось этикетом. Я произносил тосты и предлагал вечеринки.

Я чувствовал, что новое отношение к жизни неизбежно нарушит мое счастье, но мне было все равно. Ничто не имело значения, пока Россия и мы сами, казалось, катились ко всем чертям. Первоначально мы планировали задержаться здесь на три месяца, но по истечении этого срока я убедил Ксению остаться подольше.

Подходит Рождество с новыми развлечениями. Ирина и Федор окончательно поправились. Детей приглашают на елки. Мы все, взрослые и дети, веселимся и наслаждаемся простой, легкой жизнью. Я отгоняю мысли о России, я живу, как живут сотни тысяч людей, всецело отдаваясь удовольствиям и развлечениям. Никаких обязательств посещать придворные приемы. Нет необходимости обмениваться визитами с экзальтированными занудами. Никаких ограничений. Просто настоящий человеческий праздник, проведенный с нашими детьми и друзьями. За этим последовал сезон охоты, принеся с собой череду обедов за городом и ужинов в Биаррице в атмосфере интимности, счастливой усталости и приятного возбуждения. Наши друзья вели такой образ жизни с того дня, как стали достаточно взрослыми, чтобы пить, но для нас это было захватывающе ново. Каждое утро я бросался к окну, чтобы посмотреть, правда ли, что мы все еще в Биаррице, за много миль от дворца, Государственного совета, министров и наших родственников.

Мне начала нравиться женщина, которая часто посещала нашу виллу. Она была умна в очаровательной, неагрессивной манере, лишенной фейерверка блеска, порожденного коктейлями. Ее испано-итальянское происхождение привило ей культуру и научило ее тому, что настоящая утонченность – заклятый враг самомнения. Знакомые называли ее «хорошей спортсменкой». На англосаксонском это бы меня напугало. На латинском это было восхитительно. Мы часто отправлялись куда-нибудь вместе. Она никогда не говорила: «Я не хочу этого, я бы предпочла то». Она презирала кошачий тип женщин. Она поняла, что я едва избежал полного краха. Я не мог бы найти лучшего собеседника. Если бы кто-нибудь спросил меня в первый месяц нашего знакомства: «Ты любишь ее?», то я бы ответил: «Определенно нет. Я очень привязан к ней. Я восхищаюсь ею, но не могу назвать это любовью. Любовь приходит как „смертельный удар“ и часто уходит таким же образом. Нежность остается, и при наличии достаточного количества времени достигает гораздо большего, чем любовь». Правда заключалась в том, что я мог бы полностью контролировать себя, если бы захотел. Я предпочел этого не делать. Возможно, моими действиями руководило страстное любопытство. В любом случае, вместо того чтобы отстраниться, я был готов попробовать горький яд на дне этой чаши и приветствовал это. Я сравнил свои чувства к Ксении с теми, что испытывал к этой новой женщине, и оказался в тупике. Я не знал, в ком из двух я нуждался больше. Одна олицетворяла все лучшее, что было в моем характере, другая сулила возможность освободиться от напряжения и ужаса прошлого. Французы говорят: мужчина должен выбирать. Но сама мысль о том, чтобы сделать выбор, приводила меня в ужас. Я был отцом шестерых детей и ожидал рождения седьмого в ближайшем будущем.

Весной в Биарриц приезжает король Эдуард VII Английский. Ксения – любимая племянница его жены, королевы Александры, и наши отношения всегда отличались большой сердечностью. Король Эдуард поселяется в Отель-дю-Пале.

Местное население относится к нему с особою теплотой. Устраивается целый ряд празднеств. Король – удивительный человек, с ярко выраженной личностью и большим обаянием.

Мы часто встречались. В присутствии короля Эдуарда не было ни секунды скуки. Играли ли мы в бридж, сидели ли за обеденным столом или прогуливались по полям для гольфа, благодаря особенностям его личности все выглядело по-другому. Из всех императоров, королей, президентов и премьер-министров, с которыми я сталкивался в своей жизни, никто не мог превзойти его в ясности мышления или качествах государственного деятеля. Я не удивлен, что кайзер Вильгельм ненавидел его. Иначе и быть не могло, потому что при всем своем безумном самомнении Вильгельм, должно быть, чувствовал себя жалким карликом рядом с этим прирожденным правителем.

Было неподдельным удовольствием наблюдать, как король наслаждается свободой, предоставляемой его инкогнито. В его простоте манер и любезной манере общаться с самыми скромными служащими отеля отсутствовали даже малейшие следы усилий, которые так часто проявляют отдыхающие мультимиллионеры и кандидаты на высокие посты в демократических странах. Ему не нужно было заставлять себя: «Теперь я должен порадовать помощника носильщика, и он будет помнить мою любезность до конца своих дней». Он действительно сочувствовал бедняге, как сочувствовал каждому честному труженику в мире.

Я никогда не завидовал Британской империи, ее силе, богатству и положению под солнцем, но всегда завидовал уровню ее правителей. Королева Виктория, король Эдуард VII, король Георг V – какая еще страна может похвастаться тем, что произвела на свет таких способных монархов в четырех последовательных поколениях?

Визит короля Эдуарда, естественно, укрепил нашу решимость продлить пребывание в Биаррице.

Императрица Мария Федоровна, которая плавает с королевой Александрой (своей сестрой), тоже решается посетить Биарриц. Она приезжает в отдельном поезде, в сопровождении фрейлины Озеровой и князя Шервашидзе. Ее приезд – большое событие для Биаррица.

Императрица поселяется в тех же комнатах Отель-дю-Пале, откуда только что выехал король Эдуард. Она радуется, что она с нами, ей нравятся наши друзья и наш образ жизни.

Я заказываю большой автомобиль фирм «Делонне-Бельвиль», в соответствии с размерами нашей семьи: восемь мест внутри и два около шофера. Я сам управляю им, так как хорошо знаю местность, и юго-запад Франции вскоре привык к виду русского великого князя, разъезжающего со своей колонией женщин и детей.

Наступает июнь, лучшее время года в Биаррице. Еще не жарко, масса цветов, поспевают ягоды, но мы должны уезжать.

Мы двигаемся в путь вместе с императрицей. Происходит несколько официальных встреч по дороге. Близ Парижа императрицу приветствует французский президент А. Фальер, и, наконец, мы в России – в Гатчине.

Здесь в конце июня месяца рождается Василий, наше седьмое дитя. Он так слаб, что доктора боятся, что он не выживет, и приходится срочно вызывать священника, чтобы окрестить новорожденного, на этот раз без всякой торжественности. Но Василий, однако, обманул мрачные прогнозы докторов: он женился недавно в Нью-Йорке на княжне Голицыной.