Ретроград-3 - Найтов Комбат - Страница 7

Пока не подошел Удет, Сталин продолжал рассказывать об операции в Греции. Затем уступил место генерал-полковнику, который и сюда приехал в мундире Люфтваффе. Зал слегка зашумел, но секретарь ЦК Маленков постучал карандашом по графину, и восстановил спокойствие в зале.

– Меня просили сказать несколько слов о себе, так сказать, представиться. Я из Франкфурта-на-Майне, сын владельца небольшой фабрики, на которой я работал учеником слесаря. Там же во Франкфурте получил лицензию на управление самолетом, и в 1915-м году добровольно вступил в Рейхсхеер, летчиком, унтер-офицером. Воевал на Западном фронте, войну закончил обер-лейтенантом, сбив за время войны 62 вражеских самолета. Это второй результат, после Манфреда фон Рихтгофена, который в апреле 1918 года был ранен в воздухе, но сумел посадить свой самолет и умер от раны, полученной с земли. Я воевал под его началом. Там же я познакомился с Германом Герингом, которого назначили командовать нами после гибели нашего командира. Я посчитал это несправедливым решением, так как имел гораздо больше заслуг в воздухе, поэтому мы не были друзьями.

После войны я старался восстановить авиационную промышленность в Германии, но Версальский договор не позволял в полном объеме использовать технические возможности Веймарской республики, поэтому я переехал в Америку, где занимался воздушной акробатикой, выступая в воздушном шоу, что-то вроде воздушного цирка. Там я еще раз пересекся с Германом Герингом, который к тому времени уже не летал, и получил от него приглашение вернуться домой и вновь служить под его началом. Окончательное решение я принял не сразу, так как мне лично идеи нацизма и личность Адольфа Гитлера были не симпатичны. В своих политических воззрениях я больше склонялся к позиции сначала Третьего, а затем Четвертого Интернационала. Но, ни в одну из партий я так и не вступил. Финансово поддерживал Интернационал, именно потому, что членство в нем было абсолютно добровольным. Свое согласие переехать в Германию я дал после разговора с товарищем Перо, Львом Троцким, которого сильно беспокоил приход к власти Гитлера, и он хотел иметь там, в Германии, «своего» человека, близкого к верхушке Рейха. В общем, я согласился, а так как я человек увлеченный и плохо свое дело делать просто не умею, то через некоторое время из «Легиона «Кондор»» выросло Люфтваффе, в котором я реализовал то, чего не хватало нам для победы в той войне. При моем активном участии в короткий срок были созданы новые типы самолетов и отработана схема их использования в грядущей войне. Используя эти наработки, обкатав их в Испании, и получив от промышленности новые двигатели и новые смазывающие масла, к августу 1939-го Вермахт и Люфтваффе достигли пика своего развития. И Гитлер начал эту войну. Вначале все складывалось в нашу пользу: Великобритания и Франция дали нам возможность аннексировать Австрию и Чехословакию, за счет которых мы пополнили и обновили вооружение сухопутных войск. После Польской кампании, мы дополнительно разместили производство истребителей на 6-ти крупных заводах и к моменту начала блицкрига, 10 мая 1940 года, имели 850 истребителей в первой линии, в семи гешвадерах, что позволило уничтожить на земле большую часть французской воздушной армии. В боях над континентальной Европой нами было сбито более 450 «харрикейнов». Основной проблемой в боях над Англией был малый радиус действия наших самолетов. Нам все время приходилось выходить из боя по топливу, когда у наших противников под крыльями была своя земля. Тем не менее, несмотря на довольно значительные потери, мы смогли захватить господство в воздухе над «Каналом», но неожиданно последовала команда «стоп». Вторжение не состоялось, хотя у противника уже ощущалась сильная изношенность основного парка истребительной авиации. Но в конце августа нас переключили на подготовку к войне с Россией. Мы проводили перевооружение, вместо BF.109E4 в войска поставлялись BF.109F2, а с весны 41-го – BF.109F4. Наша разведка имела до начала 41-го года полную информацию о том, что происходит на авиазаводах в России. Герингу, мне и Гитлеру показывали подписанное письмо вашего министерства авиапромышленности о снятии с производства истребителя И-180, который, как минимум, не уступал новейшему BF.109F2. Активная авиаразведка выяснила, что он в полках первой линии так и не появился. Там по-прежнему находилось большое количество самолетов «Рата», «Кертисс» и «Нойе кертисс». Причем все аэродромы стояли без артиллерийского прикрытия. В ноябре 40-го года возник большой скандал из-за падения на вашей территории нашего самолета «Люфтганзы», на котором перевозились какие-то новые данные о вашей авиапромышленности. В этот же момент в руках вашей контрразведки оказывается наш резидент. И больше сведений о том, что здесь происходит, к нам не поступало. Полной неожиданностью стало появление «доппель рата», пусть и в небольшом количестве, над Грецией. Там же мы познакомились с еще одной Вашей новинкой: самолетом «Тропфен». И, под занавес, возникли какие-то неопознанные бомбардировщики, которые могли ночью совершать пикирование и не проходить над целью, где их могла подбить зенитная артиллерия. С их помощью был уничтожен подготовленный нами десант в Афины. В итоге, на совещании 10-го июня в Вольфшанце, когда решался вопрос о нападении на СССР, я высказался против этого, но адмирал Канарис и рейхсмаршал Геринг убедили Гитлера, что в передней линии обороны русских, как и раньше, только устаревшие самолеты. Но в нескольких полках появились новые самолеты «МиГ», которые летчики еще не освоили. Самолеты И-180, которые были в Греции, остались там, и больше нигде не появились, соответственно, выпущены небольшой партией и проданы в Грецию. Армия и Люфтваффе полностью развернуты, с Грецией заключено перемирие. Требуется нападать, иначе русский колосс наделает еще больше самолетов, и бороться с ним станет невозможно. В общем, ничего с этим было не поделать, и меня отправили в войска. Я всегда находился там, где шли основные удары. В этом случае это стало генерал-губернаторство, Бяла-Подляска. Лично просмотрел данные аэрофотосъемки: все самолеты выстроились по линеечке. Личный состав гоняют на строевой подготовке, готовятся к параду. Намечалась встреча между Сталиным и Гитлером в Минске. В ночь на 22-е июня пришел сигнал «директива-21». Гитлер отдал приказ наступать. Мы подняли всю авиацию и нанесли удар по всем выявленным аэродромам. Но на отходе нас перехватила ваша истребительная авиация, которая нанесла огромные потери нашим бомбардировщикам. Таких потерь мы никогда не несли. Выяснилось, что ваших истребителей наводят с земли, а на всей границе стоят радиолокационные станции наведения с большой дальностью. Тем не менее, на направлении главных ударов войска прорвали вашу оборону: где на несколько километров, а где и вполне успешно, на глубину 20-40 километров, и вышли на оперативный простор. Мне приказали повторить удары по вновь обнаруженным целям, включая радары. Однако все гешвадеры были перехвачены задолго до подхода к целям, и вновь понесли большие потери. Я сообщил об этом в Берлин, где вечером было собрано совещание у Геринга. Я на него не попал, так как был сбит ночным истребителем в районе города Сельдца, в 50 километрах от Бяла-Подляска и почти в 100 километрах от линии фронта. Ночью, атакой из нижней задней полусферы. По силуэту это был «Тропфен». Я недавно встречался с человеком, который его сделал. Вон он сидит, на балконе. У меня был BF.109F3, персональный, во всем Люфтваффе не было ни одной машины, способной его догнать. А меня сбили, как котенка, одним заходом, впервые в жизни. В Берлин я вернулся утром, там все было переворочено в районе Министерства Авиации, Гестапо и Рейхсканцелярии. Нам говорили, что у вас нет ночной истребительной авиации, что у вас деревянные самолеты. Но меня сбили ночью. По точности ударов в Берлине я понял, что бомбежка велась с пикирования, и тоже ночью. Этого никто в люфтваффе делать не умел. И тогда я принял решение отправить к вам своего связного. Война была проиграна в первый же день. Успехи наземников уже никакой роли не играли. Ваше командование бомбардировочную авиацию в бой еще не вводило, занимались тем, что выбивали остатки наших истребительных гешвадеров, чтобы затем навалиться на наземные войска, оставшиеся без прикрытия. Через два дня эти же бомбардировщики ночью атаковали мосты через Вислу, практически отрезав группу армий «Центр» от складов и фатерлянда. Я договорился с командирами частей Люфтваффе в Берлине и попытался арестовать Гитлера, но он принял яд, который находился у него в зубе. На прямую связь с советским командованием я впервые вышел на второй неделе войны. Остатки Вермахта прекратили сопротивление гораздо позже, это были те генералы, которых не удалось убедить прекратить бессмысленное кровопролитие.