Развод. Жизнь с чистого листа (СИ) - Зимняя Марина - Страница 23

Мужчина продолжил смотреть на меня своими круглыми стеклянными глазами.

— Я из детского сада…

— Ее здесь нет, — перебил меня мужчина.

— Разве она не живет здесь?

— Нет, — коротко ответил он и собрался закрыть калитку.

— Подождите! — я схватилась за ручку почти затворённой калитки. — А где тогда я могу ее найти?

— А мне откуда знать! Она здесь больше не живет.

— Как не живет? А как же дети? Где дети?

— Так, дамочка! Ищите эту шлендру сами. Я вам здесь не помощник, а дети ее меня и подавно не касаются, — мужчина с силой дернул калитку на себя.

Металл звонко лязгнул, сообщив о том, что хозяин двора больше не намерен со мной общаться. Я растерянно повернула голову в сторону соседнего домишки и увидела Женю. Мальчик вышел на улицу с огромным алюминиевым тазом и, поставив его на покосившуюся лавку, принялся развешивать белье. Быстро переместившись к соседнему двору, я окликнула мальчика. Этот забор был низким, поэтому я без труда смогла заглянуть во двор.

— Женя!

Мальчишка уставился на меня во все глаза, а потом, бросив белье в таз, заторопился в дом.

— Подожди, не убегай! — я нащупала небольшой крючок за калиткой. И, не дожидаясь приглашения, сама вошла во двор.

Мальчик, вероятно, очень удивился моей наглости, поэтому дальше убегать не решился, а вместо этого направился мне на встречу.

— Вы от нас не отстанете, да? — Женя разгневано смотрел на меня. Мы остановились друг напротив друга посреди их заброшенного двора. — Чего вы к нам привязались? Ездите постоянно, вынюхиваете что-то? Оставьте нас в покое!

— Вы здесь живете? — проигнорировав его выпад, я продолжала рассматривать ветхий дом и двор, поросший бурьяном. Дверь скрипнула, и из-за нее высунулась маленькая белокурая головка.

— Женя, — позвала его девочка. — Мама проснулась, тебя зовет!

Увидев меня, девочка испуганно захлопала глазами.

— Уходите и прекратите нас преследовать. Заняться вам больше что ли не чем! — отчеканил мальчишка и направился в дом, уверенный в том, что провожать меня не обязательно. Но на сей раз я была настроена решительно и последовала за ним.

— Лиза, привет! Как твои дела? — девочка боязливо попятилась назад. Женя встал в дверях.

— Мы вас не приглашаем. Уходите! — еще серьёзнее произнес мальчишка.

Из приоткрытой двери послышался грохот, перемешанный с отборным матом, выпаленным нетрезвым женским голосом. Мальчишка дернул Лизу на себя, прижав ее к боку, и захлопнул дверь за своей спиной.

— Это ваша мама? Мне очень нужно с ней поговорить.

— Мама болеет.

— Я слышу, как она болеет!

Отодвинув детей в сторону, я решительно распахнула деревянную, выкрашенную половой краской, но уже облупившуюся дверь. Шагнула внутрь. Дети больше не препятствовали мне. Такого убогого зрелища я не видела даже в кино. Вздутые обои с рыжими пятнами около дверных откосов и выключателей, потолок с дырами от отвалившейся штукатурки, деревянный пол сто лет не крашеный и такой грязный, что разуваться здесь не было никакого желания. Прямо передо мной виднелась жилая комната. Вероятно, единственная жилая комната в этом доме. Справа, судя по запаху спаленной яичницы, располагалась кухня, слева — подобие санузла без двери. Дверной проем был завешен старой портьерной шторой.

— Где ты шляешься! Воды мне принеси, — прохрипел все тот же голос заплетающимся языком.

Не снимая обуви, я так и зашла в комнату, на единственном диване которой, отвернувшись к стене, лежала женщина. Около дивана валялся разбитый стеклянный графин. Он раскололся ровно пополам и одна его часть, которая была без ручки, продолжала покачиваться, как маятник. Ее засаленные волосы кое-как были собраны на затылке. Ситцевый застиранный халат прикрывал ее тонкую, почти высохшую фигуру. Женщина обернулась и, уставившись своими желтыми глазами на меня, сморгнула.

— Денег нет, — выпалила, словно на автомате, и снова отвернулась.

Я обернулась к детям. Лиза жалась к брату и мелко подрагивала ресницами. Женя смотрел на меня с такой ненавистью, что я ощутила холодок, пробежавший по моей спине сам по себе. Глаза мальчика полыхали ненавистью. Он смотрел на меня так, будто сейчас я раскрыла его самый большой секрет. Сунула нос в его тайну, которую он прятал за семью замками.

— Посмотрели! Поговорили! А теперь валите отсюда!!

— Жень…

— Если будете трепаться на право и налево о том, что увидели. Я вам хату сожгу. Мы в интернат не поедем! Ясно вам!? — выпалил словно на одном дыхании.

Я сглотнула огромный ком и покосилась на неподвижную женскую фигуру. Она что, спит, что ли? По характерному храпу, я поняла, что так и есть. Женщина снова уснула мертвецки пьяным сном.

— Вы сегодня ели? — я переместила взгляд с Жени на Лизу. — Я вас спрашиваю, вы сегодня ели что-нибудь, кроме сгоревшей яичницы?

Обойдя детей, я решительно двинулась на кухню. Боже мой… Разве так могут жить люди? Все настолько ветхое и старое, что просто диву даешься от того, что эту мебель еще не съел шашель. Но на кухне определенно пытались навести порядок. Старый холодильник оказался вполне чистым и даже не совсем пустым. В недрах этого советского чуда лежали пара банок рыбных консервов и банка тушенки, пол палки дешевого колбасного сыра, пачка каких-то безымянных сосисок, лоток яиц и на треть не полная бутылка молока. Я совершенно беззастенчиво стала шарить по полкам в поисках каких-нибудь круп, пока дети стояли и растеряно смотрели на меня. В одном из шкафчиков я отыскала банку с сахаром, пачку пакетированного чая и немного мелкой вермишели.

— У вас овощи какие-нибудь есть?

— Зачем вам? — пробормотал мальчишка.

— Суп хочу сварить. Кастрюлю дай.

На удивление, Женя не стал припираться, а сам снял с полки небольшую закопчённую кастрюлю и поставил ее на грязную, залитую пригоревшим молоком газовую плиту. Потом скрылся на несколько минут из кухни и вернулся в нее с небольшим ящиком, в котором лежали пару килограмм картофеля, несколько луковиц и две моркови. Я сполоснула на скорую руку кастрюлю. Отчищать ее основательно у меня не было времени, налила воду и, поставив ее на огонь, принялась за овощи.

— Вы сами их выращиваете — спросила между делом у мальчишки, прижавшегося к стене. Лиза тем временем уже сидела на стуле и болтала своими тонкими ножками, недостающими до пола.

— Бабка угощает… Соседка, — пробормотал мальчик. — Я ей дрова поколол. Денег у нее все равно нет, поэтому расплачивается картошкой.

— У вас здесь печное отопление?

Мальчик кивнул.

— А газ? — я махнула головой в сторону газовой плиты.

— Баллон подключен, — опустив глаза в пол, пробормотал мальчик.

— Мама постоянно такая?

— А мама с нами почти не живет, — подала голос Лиза, чем сразу получала невербальную выволочку от брата, зыркнувшего на нее своими острыми глазищами.

— А где она живет?

Лиза втянула голову в плечи и, сцепив тонкие пальчики в замок, съежилась на стуле.

— Не слушайте ее. С нами она живет.

— Она все время в таком состоянии?

— По-разному бывает… Мы справляемся, — в голос мальчишки вернулись стальные нотки.

Тем временем вода закипела, и я отправила в нее нарезанный кубиками картофель. Нашинковала лук и сделала зажарку на подсолнечном масле, которое мне тоже предоставил Женя.

— А муки у вас, случайно не найдется? Немного… со стакан.

— Для супа — удивленно спросил мальчик.

— Нет, блинчики хочу вам испечь. Молоко и яйца у вас есть. Муки бы немного.

— Сейчас, — мальчишка сорвался с места, снова побежал на улицу и через несколько минут зашел обратно с литровой банкой, наполненной мукой. Под мышкой он держал еще одну баночку, как выяснилось позже, с вареньем. — Бабка Томка сегодня щедрая, — произнёс мальчишка почти с восторгом, а потом осекся, вперившись в меня взглядом, и снова прилип к стене.

Сковорода у них, конечно, была никудышная. Блины липли и ни в какую не хотели отходить. Четыре первых блинчика были счищены в мусорное ведро, но потом я приловчилась и начала переворачивать блины один за одним.