Рысюхин, это можно пить?! (СИ) - "Котус" - Страница 46

Дед явно подстраховывал меня в управлении автомобилем — с его опытом моя рекордная скорость была неспешной прогулкой, а заодно и отвлекал от тяжёлых мыслей, как уже упоминал, вроде бы.

«Слушай, там прозвучало „крысолаки“ — это оборотни, что ли? Как волколак — это человеко-волк?»

«Дед, откуда у тебя такие странные… А, ваш фольклор? Не бывает оборотней. Точнее, бывают — но это или сильные маги-анималисты, или друиды, не только по дару, но и по профессии, высоких степеней посвящения. Крысолак — это просто сильный и крупный крысоморф, крысоподобная тварь размером с корову, или с медведя. Они редко когда бывают слабее второго уровня, так что опасные противники».

«А откуда узнали состав и силу тварей?»

«Во-первых, в Шубники приехал из Алёшкино пристав со служебным мобилетом, скрытно наблюдает через реку — твари идут по тому же маршруту, что проложили разведчики, хоть и разбредаются вширь. Во-вторых, в Минске маги засекли всплески, оценили силу пробоя и передали данные на места, сейчас там должны поднимать войска и магов для переброски, но это несколько часов займёт».

Пока я ставил рекорды скорости, Маша позвонила мне трижды, в кратком, телеграфном стиле сообщая новости, которые она и сама не особо знала. Но если она говорит, что «стреляют, миномёты — тоже», значит, наши ещё живы и держатся.

[1] Виктор Цой, группа «Кино» — «Апрель», 1989 год. Давно спрашивали, почему Юра не поёт ничего из Цоя — вот, спел J

[2] Из м/ф «Маленький Мук»

[3] В нашем мире — Шабуни

[4] Немного изменил географию. Слободки просто нет (население Империи и мира в целом меньше, чем у нас), Ситник, Новые Зелёнки, Зорька — вместо них лес до деревни Гребёнки, которая вдвое меньше нынешней. Лес сильно захламлённый и на сильно пересечённой местности. Западная граница между лесом и полем — чуть восточнее деревни Великий Бор (вместо неё — хутор в лесу). Расстояние от крайних домов до опушки — примерно 4.5 км.

В половине третьего я добрался до деревни с до боли распространённым названием — Слободка. Таких, иногда — с уточнениями типа «Малая», «Дальняя» и так далее в каждом районе по дюжине, если хутора не считать. Но это, лежащая на краю тракта, была примерно в пятнадцати километрах от Червеня. Я, получается, проехал где-то сто тридцать пять-сто сорок километров за три часа и пятнадцать минут. Почему столько внимания этой деревне? А просто тут я увидел первых беженцев от Волны и тут же мне на мобилет опять позвонила моя Маша. Правда, в начале у меня от её сообщения аж руки похолодели — неправильно понял. Ну. Сами посудите, что нужно было подумать, если она с каким-то не то вздохом, не то всхлипом произнесла:

— Всё. Конец.

— Как⁈ Что с дружиной⁈ Неужели…

— Волне конец. Выбили большую часть, Волна распалась. Ещё оцепление ставить будут, недобитков ловить и прочее, но это уже не наша забота, вообще.

— Не пугай меня так, пожалуйста! Что с нашими? Потери есть?

— Раненых сейчас грузят в пикапы, повезём в Червень. Ты где сам?

— На том же расстоянии от города, что и вы. Встретимся возле больницы?

— Давай так…

Перед перекрёстком, где нужно было сворачивать налево, чтоб попасть в Червень, а он находился примерно в полуверсте от тракта, или направо — в Дубовый Лог, стоял армейский кордон, останавливавший всех, кто ехал западном направлении. Надо сказать, на обочине скопилось изрядное количество гужевых повозок и автомобилей самых разных конструкций. Все застрявшие возчики смотрели на меня — кто мрачно, кто с ехидством, мол, и тебя развернут. Один из встречных — видимо, такой развёрнутый — даже сигналил мне. Но, к некоторому моему удивлению, не пришлось не то, что объясняться или уговаривать, а даже останавливаться: командовавший заставой весьма возрастной подпоручик, на вид лет шестидесяти, видимо, выдернутый из отставки по случаю чрезвычайной ситуации, только взглянув на герб на двери кабины жестом приказал своим подчинённым открыть дорогу и отсалютовал поднесённой к околышу ладонью. Странно. Видимо, Мария Васильевна здесь отметилась, других объяснений не вижу. Ответив ему тем же, благо, студенческая фуражка никуда не делась, я поехал в город.

Мои, что ожидаемо, ещё не добрались: Маше нужно было дождаться окончания погрузки раненых, а потом ещё доехать по просёлку, где не разгонишься, особенно с таким «грузом». Предположив, что Маша вряд ли сама за рулём, я связался с ней и уточнил, сколько раненых везут и когда будут на месте, после чего отправился в приёмный покой.

Народу здесь толкалось немало, но мне всё же удалось поймать, в буквальном смысле, двумя руками за его руку, дежурного ординатора.

— Постойте!

— Молодой человек, что вы себе позволяете! Отпустите немедленно!

— Обязательно! Толкьо вы дайте распоряжение приготовиться к приёму раненых бойцов.

— Мы и так к этому готовимся, а вы мешаете! Стоп, каких бойцов⁈

— Из моей дружины, сейчас везут с места боя против Волны. Волну они рассеяли, кстати.

— Отличная новость! Да отпустите вы уже руку, не убегу я! Сколько раненых, состояние, время прибытия?

— Трое с ожогами — лицо, руки. До волдырей, но не сплошных, все в сознании. Четверо с укусами и рваными ранами, в основном — нижние конечности. Обработка произведена, двое, предположительно, лёгкие, двое — тяжёлые или средней тяжести, один без сознания. Всего семеро. Будут через пять минут, сейчас подъезжают к пересечению с трактом.

— Ага, понятно. Сейчас распоряжусь.

Надо сказать, бойцов моих принимали бережно и с явным уважением, кого уводя, а кого и унося в смотровые. Маша, выскочившая с переднего пассажирского сиденья одного из пикапов, обняла меня и, уткнувшись носом в плечо, тихо плакала, выплёскивая накопившиеся страх и напряжение. Дружинники, которых вели, а то и несли мимо смотрели на нас с некоторым удивлением, видимо, из-за моего присутствия, но и с уважением. Маша, закончив просто всхлипывать, стала рассказывать о пережитом, перескакивая с одного на другое, то срываясь на голые эмоции, то прерываясь на то, чтобы выплакать страх. Пусть с ней лично ничего особо неприятного не произошло, да и видела она ужасы только издалека, но постоянное ощущение опасности и ожидание чего-то плохого — оно выматывает. Я особо даже не пытался собрать слова моей радости в связный рассказ — успею ещё это сделать, выхватывая только главное. Например, что минимум дважды особо резвые граждане пытались реквизировать транспорт, и если бы не Маша с баронскими регалиями — искал бы я сейчас свою технику неведомо где, а то ещё и доказывать бы пришлось, что она — моя, а самое главное — подвоз подкреплений бы не состоялся. И это втрое — подкрепления были, из Червеньского гарнизона. Ну, и третье — к сожалению, кроме раненых у нас есть ещё и минимум один погибший.

Так мы и стояли, пока на крыльцо не вышел тот самый ординатор с известием, что наших всех осмотрели и начали лечение. Один раненый оказался на самом деле «тяжёлым» — но, к удивлению, не тот, что был без сознания. Его, как и одного вроде бы ходячего бойца, ранения были признаны средней степени тяжести. Ну, и один «лёгкий» — правда, рана на ноге оказалась скверная, и заживать будет долго.

— Так, по стоимости лечения…

— Извините, ваша милость, приказано — раненых защитников лечить за счёт казны.

— Тем не менее — могут понадобиться процедуры или средства, не входящие в стандартный протокол. Или перевод в другую больницу — например, в Минск.

Я мягко отстранил Машу, чтобы добраться до бумажника во внутреннем кармане. Быстро пересчитав наличность, протянул её доктору вместе с визиткой.

— С собой, как видите, только сто пятьдесят рублей. Нужно будет ещё — на визитке контакты моего мобилета. Если буду в Могилёве — деньги привезёт мой управляющий, или просто оплачу счета через банк. Отчёта требовать не буду, всё равно в медицине не разбираюсь, а изображать важного барина…

Доктор вздохнул, но деньги и визитку взял. Я же взял под руку свою супругу и повёл её к моему фургону, махнув рукой шоферам пикапов, чтобы следовали за нами. Так, колонной из трёх авто, и двинулись в направлении поля боя. По дороге встречали армейские патрули, которые козыряли нам, что было приятно, хоть лично мной и не заслужено. Вдоль захламлённого и овражистого леса, отделяющего от нас поле боя, стояла цепь пикетов, на расстоянии метров сто пятьдесят от опушки. На правом, ближнем к дороге, фланге я увидел такую же, как у нас на броневике картечницу, только на артиллерийском лафете. Ещё одну, насколько я смог увидеть, волокли конной упряжкой на левый фланг.