Крах черных гномов - Самбук Ростислав Феодосьевич - Страница 46
- Предыдущая
- 46/70
- Следующая
— Так он вам и сознается! — легкомысленно усмехнулся секретарь комиссии.
Штандартенфюрер недовольно взглянул на него.
— Наша работа, — обратился к Мауке, — иногда складывается из мелочей и требует внимательности и педантичности. Я согласен с вашими предложениями. Сегодня мы посоветуемся еще с группенфюрером фон Вайгангом и вызовем вас.
Встал, давая понять, что заседание комиссии закончено.
— Рад снова видеть вас в этом гостеприимном доме, — вкрадчиво сказал Шрикель, устраиваясь на диване рядом с Кремером. — Как путешествовалось?
От гауптштурмфюрера пахло хорошим одеколоном, чисто выбритые щеки лоснились. Весь облик Шрикеля олицетворял собой респектабельность, добродушие и приветливость. Только хитрые глазки ехидно поблескивали, и Карл невольно сравнил гауптштурмфюрера с псом, который машет хвостом, облизывается, умильно смотрит в глаза, но стоит отвернуться — вцепится зубами.
Кремер пристально посмотрел на Шрикеля. Тот не выдержал взгляда и смешался.
— Благодарю, съездил неплохо, — спокойно ответил и, заметив, как снова блеснули глаза Шрикеля, окончательно убедился: гауптштурмфюрер знает обо всем, что произошло с ним после возвращения из Швейцарии. Неспроста же следы Гельмута вели от террасы к флигелю Шрикеля.
Добродушный вид гауптштурмфюрера разозлил Карла. Прищурившись, спросил с едва заметной брезгливостью:
— Как поживает очаровательная фрейлейн Эмми? Давно ли герр Шрикель виделся с ней?
Гауптштурмфюрер беспокойно заерзал на месте. Черт бы побрал этого Кремера: спрашивает про Эмми в присутствии самой фрау Ирмы, перед которой Шрикель всегда старался казаться мужчиной добропорядочным, с твердыми, так сказать, патриархальными взглядами.
— Спасибо… спасибо… — произнес скороговоркой, — я давно уже не видел ее,… Кстати, мне говорили, что в Швейцарии… — попробовал уйти от неприятного разговора.
Но в Кремера вселился какой-то бес.
— Даже в Швейцарии, — перебил грубо, — я не видел таких красивых и, главное, таких э-э… как бы сказать, — прищелкнул пальцами, — компанейских девушек, как фрейлейн Эмми…
— Однако в Швейцарии вы видели не только… — сделал еще одну попытку изменить тему беседы Шрикель, но было уже поздно. Хильда, невеста Рехана, давно скучала в кресле напротив. Считая Шрикеля главным виновником служебных неприятностей Руди, она ненавидела гауптштурмфюрера и при малейшей возможности старалась уязвить его. Лучший повод для этого трудно было и выдумать.
Быстро погасив в пепельнице красный от помады окурок, Хильда вытянула шею, уставилась на Шрикеля злыми глазами.
— Как вам не стыдно, Карл, — сказала, жеманно округлив губы, — наговаривать на такого степенного и, — подчеркнула, — пожилого человека. Никогда в жизни не поверю, что герр Шрикель может питать еще какие-либо, кроме отцовских, чувства к девушкам. Эта Эмми, наверное, годится вам в дочери, герр гауптштурмфюрер?
Шрикель покраснел, маленькие глаза его вспыхнули от гнева. Глубоко вздохнул, хотел ответить, но Хильда не дала.
— А вы шалун! — погрозила пальцем. — К тому же скрытный шалун, а это — значительно хуже. Скажите, — сделала наивное лицо, — чем вы прельщаете девушек?
«Деньгами», — чуть было не вырвалось у Карла, но он вовремя спохватился.
— Фрейлейн Хильда шутит, — перебила их фрау Ирма. Она считала, что разговор перешел границы дозволенного в приличном обществе, и решила положить конец этой рискованной беседе. Тем более что рядом сидела Эрнестина Крауза, которая недовольно морщилась от фривольных шуток Хильды. — По характеру своей работы, — продолжала фрау Ирма, — наш друг Артур встречается со многими людьми, в том числе и с девушками…
Бросив спасательный круг Шрикелю, фрау Ирма тем не менее с отвращением посмотрела на гауптштурмфюрера.
— Вот не знала, что у герра Шрикеля такая приятная работа. Но мне не хотелось бы попасть к нему на прием, — на унималась Хильда, однако, заметив осуждающий взгляд Эрнестины, прикусила губу.
Эрнестина Краузе всегда раздражала Хильду. Раздражала тем, что носила дорогие меха, на которые Хильда могла только смотреть, тем, что бриллиантовые сережки Эрни стоили больше, чем весь гардероб Хильды, наконец, тем, что за этой плюгавкой всегда хвост поклонников. Мужчины, которые смотрят на Хильду маслеными глазами, объясняются в любви Эрнестине. Даже Карл Кремер, которого Хильда считала умнее других, не устоял перед ее миллионами.
Все это порой доводило девушку до ярости — господи, что бы только она не отдала за богатство!
Фрейлейн Крауза, в свою очередь, не симпатизировала Хильде. Она растоптала бы все свои бриллианты, только бы иметь такую нежную кожу, такую высокую грудь и такое красивое лицо. Перехватывая влюбленные и открыто похотливые взгляды, которыми мужчины удостаивали Хильду, она злилась и ревновала. Ну хотя бы один посмотрел на нее так бесстыдно! А они рассыпаются в комплиментах, учтиво целуют руку и… прячут взгляды.
Только Карл Кремер не такой слащавый. И не смотрит украдкой на пышные формы этой красавицы, хотя — Эрнестина уверена в этом — Хильда всячески старается привлечь внимание Кремера. За одно это Эрни готова расцеловать Карла, он такой ровный со всеми и, к сожалению, с ней тоже…
Хотя нет, все же выделяет ее. Они ездят вместе в театр, а чаще — просто разговаривают. Эрни любит эти беседы больше, чем концерты и премьеры. Карл — ювелир, но редко когда говорит о своих делах. Сначала это удивляло девушку, и он объяснил как-то, что в будущем собирается заняться более солидным бизнесом. Каким — Эрнестина не поинтересовалась. Достаточно было своих домашних разговоров о бирже, ценах на ткани и военных поставках. С Карлом они говорили совсем о другом. Эрни всегда с благодарностью вспоминала эти вечера. Она забиралась с ногами на тахту, а Карл устраивался в глубоком мягком кресле. Говорили о музыке и о войне, о Гете и новом оружии, которое обещает немцам фюрер, — и всегда в суждениях Карла Эрнестина находила что-то новое для себя.
Но почему сейчас он улыбается Хильде? Может, это только кажется ей? И все же Эрнестина не выдержала.
— Вы обещали рассказать о Швейцарии, — напомнила Крамеру. — Что вас там больше всего поразило?
Карл на секунду задумался.
— Спокойствие, — ответил уверенно, — спокойствие и тишина. Словно нет в мире пи войн, ни потрясений, словно не борются друг с другом целые народы. Признаться, я отвык от мирных городов, мужчин в гражданском и бабушек с детскими колясочками в скверах. Жизнь без ночных тревог и бомбардировок, военных сообщений… — Перехватив взгляд Шрикеля, поправился: — Мещанская жизнь, и интересы мещанские: вклады в банки, проценты… Швейцария показалась мне клопом на измученном теле Европы.
— Паразит, который наживается на войне, — подтвердил Шрикель.
— А мне хотелось бы попасть туда, — с грустью сказала Эрнестина. — Хотя бы на неделю — тишина, озера, коровы на лугах…
— Сентиментальная картинка из хрестоматии, — поморщилась Хильда. — Мы на имеем права думать о тишине, когда каждую ночь пылают немецкие города! — Она закурила, взмахнула в воздухе несколько раз спичкой, бросила ее в пепельницу. — Если не прекратятся эти варварские налеты, я запишусь в зенитную артиллерию.
Рехан наклонился и поцеловал ее пальцы.
— Такие руки не предназначены для оружия.
— А если мужчины не могут защитить своих подруг!..
— Сегодня вы воинственно настроены против мужчин, — вмешался Шрикель. — Напрасно. Американцы и англичане отступают в Арденнах, и скоро мы сбросим их в море. Пускай вспомнят про Дюнкерк…
Кремеру надоели эти салонные разговоры о войне. Отошел к столику, где Вайганг играл в карты с председателем берлинской комиссии. Постоял, прислушиваясь. Разговор велся неинтересный, и Карл подумал: неплохо бы, сославшись на усталость, исчезнуть. Правда, фрау Ирма может обидеться, да и Эрнестина здесь… Вздохнул и поставил пластинку с наивной сентиментальной песенкой. Вся Германия пела ее.
- Предыдущая
- 46/70
- Следующая
