Назад в СССР: Демон бокса 3 (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич - Страница 36

Он уже не скрывал злости.

— Вэнс заверил, что вы излечили одного из его приближённых. Так?

— Трепло… Я ставил условие: никому ни слова. Как теперь могу доверять члену Демократической партии?

— Да мне насрать на Демократическую партию! — Коллинз кинул взгляд в сторону бармена и продолжил тише. — Сейчас я, в первую очередь, не политик, а отец, теряющий единственного сына. Остались месяцы, максимум — год.

— Ещё раз — соболезную. Тот случай, о котором проболтался сенатор, произошёл спонтанно. Мой, так сказать, пациент, был лично мне симпатичен. Я рискнул, абсолютно безвозмездно. Едва не сдох сам, дня три едва ползал. Пациент был в куда лучшем состоянии, внешне вообще не заметно, что болел. Повторять на заказ не возьмусь, простите. Виски будете?

Вице-губернатор отрицательно крутнул рукой и призадумался на минуту, я как раз допил колу.

— Мистер Мат’юшевич, вы смотрели «Крёстного отца»?

— И даже женился на девушке, с которой смотрел этот фильм, сейчас разводимся. Неудачный пример.

— Значит, вам знакомо выражение: «Я сделаю вам предложение, от которого вы не сможете отказаться».

— Сколько?

— Миллион долларов. Мало? А сколько вы зарабатываете за бой?

Как это по-американски — считать деньги в чужом кармане… Свой проверь, счетовод. Я намерен запустить туда пятерню ой как глубоко.

— Вчерашний рейтинговый — слёзы. Сумма контракта — полтораста. Пятьдесят за победу. Ещё за рекламу и кое-какие… Детали не важны. После отчислений промоутеру и налогов сотка тысяч останется чистыми. Официальная, не требующая отмыва.

— Всего сто тысяч? Так почему миллион…

— Следующий бой на защиту титула оценен в четыреста тысяч. В любом случае, я без особых проблем откладываю на будущее минимум миллион по итогам восемьдесят шестого года. Там уже пойдут контракты выше миллиона каждый, хоть бои будут несколько реже — раз в полтора-два месяца. А вы предлагаете рискнуть всем и заняться опасным для меня шаманством за жалкий миллион? Поверьте, боксом я заработаю надёжнее, легче и больше. Мы закончили?

Он отрицательно качнул головой.

— Как бы то ни было, вы — мой единственный шанс спасти сына. Пусть призрачно-ненадёжный.

— И к тому же чрезвычайно дорогостоящий, без гарантии успеха.

— Ну, нет успеха — нет денег.

— Рад был знакомству, мистер Коллинз. Всего наилучшего.

— Два миллиона!

Я снова опустил зад на барный стул.

— Скажите, Беня, вы — еврей?

Он вздрогнул, резко и коротко дёрнул подбородком в сторону.

— А вы — русский антисемит?

— Для русских это весьма характерно, тут вы правы. Как сказал царь-батюшка Александр III, «сердце моё радуется, когда бьют евреев». Но я из другого теста.

— Не антисемит?

— Не русский. Белорус. Вряд ли вы знаете, в чём разница. А о национальности я спросил совсем по-другому поводу. Вы похожи на еврея внешне, но те бьются за своих маленьких мамми до последнего. Когда дети вырастают, они те же мамми. Если бы у меня имелось всего два-три миллиона, а за лечение потребовали бы, скажем, десять, я согласился бы, не колеблясь. Продал дом, залез в долги. Ограбил бы кого-нибудь, но с чистой совестью сказал бы себе: сделал всё, что в силах человеческих.

— Десять… — он вычленил для себя главное. — Это ваша последняя ставка?

— Да что вы! Я сказал для примера. Вы сами вызвались сделать предложение, от которого не смогу отказаться. Вижу, вам необходимо подумать. Время есть, потому что ваш сын ещё держится, у меня пятнадцатого титульный бой в защиту чемпионства, не могу позволить себе вырубиться на три-четыре дня. Вижу ваш ненавидящий взгляд. Думаете, намерен элементарно нажиться на чужом горе? Что же, вы правы, именно так поступают все врачи, фармацевты и похоронные бюро, вопрос только в цифре. Меня суммы в единицы миллионов не устраивают, потому что рискую не только собой. Двое детей, немолодые родители, в качестве няни для младшей дочери привёз свояченицу, обещав оплатить ей образование в США. Бокс гарантирует необходимые доходы. Допустим, я не погибну, но пострадаю настолько серьёзно, что не буду способен выполнить эти обязательства. Сумма в десять миллионов и выше, причём наличными, без налогов, позволит им выжить долгое время. А если ваш сын погибнет во время шаманства? Процесс мучителен для обоих, ощущение такое, что закипела кровь. Вы захотите на мне отыграться. На этом откланиваюсь. Дочь ждёт в отеле. Наберите меня в Санта-Монике после пятнадцатого. Но лучше — забудьте об этом разговоре и примите приговор судьбы.

Я вернулся к Нопфлеру, пожал ему руку и даже приобнял, попрощался с остальными членами группы и гостями. Вице-губернатора среди них не было, он оставался в баре, когда я покинул его.

— Договорились? — шепнула Джей.

— Нет. Я зарядил десять миллионов и выше — за одну только попытку, без гарантии успеха. Он принялся мямлить и торговаться как базарная баба. Через пот, кровь и слёзы выдушил из себя цифру в два миллиона, жалкий жмот. Не переметнуться ли мне к республиканцам?

— Два миллиона — это очень, очень много. Но у Коллинза они есть. И гораздо больше, но не в наличных и не на счету. Часть вложена в недвижимость, другая часть — в ценные бумаги, что-то лежит на депозите. Конкретно не знаю, все так поступают.

Мы спускались на лифте, Ольга с тревогой прислушивалась к нашему разговору молча, не вставляя свои пять центов.

— Примерно ту же картину я и предполагал. Что же, активы на пятнадцать миллионов, не считаясь с потерями, не сложно перевести в четырнадцать наличными. С собой он их в могилу не унесёт и в гроб сыну не положит. Простите, Джей, он произвёл на меня впечатление расчётливой и эгоистичной скотины. Поэтому ни доллара ему не уступлю. Мне выгоднее остаться при своих, зарабатывать только с боксёрских дел и не лезть в сомнительный гешефт.

— Твоё право…

— А тебе скажу: через пару недель ещё раз пройди тесты. Для страховки. Кроме того, учти, никакого иммунитета от ВИЧ нет ни у тебя, ни у кого-либо другого. Пусть муж проверится — вдруг его наградила.

— Проверяли дважды. Нет.

— И второе: если придёт очередной алчущий излечения по протекции Вэнса, я сделаю круглые глаза и изображу крайнее удивление. Даже если будущий покойник принесёт в клюве сто миллионов. Передашь боссу?

— Конечно. Он будет крайне удручён, что с Коллинзом не вышло.

Мы уже шагали к стоянке такси, перед Сизар Пэлас они всегда кучковались, вернувшись с развоза зрителей после концерта.

— Выйдет. Утешит себя фразой «бедность не порок» и наскребёт десятку. Первый раунд — разведка, второй — нокаут. Это был только первый.

Я открыл дверь жёлтого «крайслера», пропуская обеих вперёд.

Настроение испортилось. Такие как Коллинз кого хочешь сделают антисемитом. Что у него общего с Ботвинником или Коганом? Да только пятая графа в паспорте, и то — в советском, в американском нацию не пишут. Этот — в первую очередь американец, с калькулятором вместо души.

Буржуй недорезанный, сказал бы папа Евгений, и редкий случай, когда бы я с ним согласился.

Не на того нарвался. Я — не Леон Спинкс, у меня все зубы на месте. И кусаются.

Законники

В Соединённых Штатах мой диплом юриста не стоит бумаги и картона, на которых он исполнен. Для юридической практики мне требуется подтверждение квалификации, для пользования законами — знание этих законов. Чего нет, того нет.

Самое простое решение — завернуть в Лос-Анджелесе к лоеру Дональда Дюка, обслуживающему боксёров — не катит по элементарной причине: Дон узнает все подробности обращения. Ну нафиг.

Через день после возвращения из Лас-Вегаса я сел в немытый с дальней дороги «кадиллак» и покатил в Сакраменто, тоже не ближний свет, в адвокатскую контору «Юджин О’Нилл и сыновья», стопроцентно не принадлежащую кому-либо из демократов или евреев. Парик на голове, скрывший дракончика, дымчатые очки и бутафорские усы основательно изменили мою внешность, так же как вырвиглазная рубаха-гавайка и ядовито-зелёные штаны.