Волаглион. Мой господин. Том 2 (СИ) - Баунт Софи - Страница 1

«Три месяца вне могилы...»

Ядовито-желтые буквы на зеленом торте — смотрят на меня, искушают ароматом марципана, ведь не знают, насколько безразличны имениннику (если меня можно им назвать). Вроде нужно улыбаться, но выгляжу я мрачнее штормового моря. Несчастный. Помятый. Усталый. Одолевая припадок меланхолии, заставляю губы выгнуться в то выражение, которое люди называют благодарностью, и спрашиваю:

— Сам испек?

Иларий выразительно хохочет. Море салатовых трав в миндальных глазах дрожит и затягивает, как бывает, когда парень чего-то очень хочет от меня добиться. Он из категории людей, от которых делаешь шаг назад, а они — два навстречу, приближаются впритык и едят взглядом.

— Ты серьезно, друг? Я умею готовить, но не настолько идеально. Заказал, конечно. И да, кондитер два раза переспросил: точно ли эту надпись лепить?

— Ну, ты кадр, Ларик.

Соскребаю мизинцем крем и пробую. Фисташки. Клубника. Вероятно, персик. Я будто откусил радуги. Впрочем, удар эндорфинов не помешает. Непосильная миссия требует от меня сиять улыбкой. Увы, не выходит. И становится еще хуже.

Хочется схватить подарок и зашвырнуть в окно: невинное угощение ковыряет внутри меня осиное гнездо, где вместо насекомых — ядовитые воспоминания. Мое убийство. Гниющее тело. Смерть Инги.

Иларий выжидает, всматривается, иногда поправляет рукав желтой ситцевой рубашки. Кажется, он выбирал одежду под торт.

— Вкусно?

Иларий посылает мне лучезарную улыбку.

— Божественно, — лгу я. Никогда не любил сильно сладкие угощения. — А рубашку можно снять?

— Ни в коем случае! — обижается мой златовласый друг. — Мне надоело смотреть, как ты ходишь в одном и том же. Между прочим, это от известного модельера. Когда-то мы с ним были друзьями, планировали новую коллекцию создать вместе. Когда-то...

Еще раз улыбнувшись, он поправляет мой воротник. Я жалобно вздыхаю. Боюсь, если не сниму эту упряжь в следующие десять минут, то либо задохнусь, либо рубашка разорвется на две тряпки. Сидит — безумно узко. Особенно в талии. И кто такое носит? Почему люди вечно создают себе проблемы? Человек, у которого нет комплексов, неудобную одежду не носит! Я бы снял, да Илария расстраивать не хочу.

— Очень... мило, — расстегиваю две золотые пуговицы. — Спасибо за подарок. Слишком красиво. Буду по праздникам носить.

— Так скоро вечеринка! — спохватывается парень и застегивает пуговицы обратно.

Он мотает головой, как плаксивый ребенок. Всегда так делает, когда я не жажду общества. Или стал делать. Сразу и не вспомнишь, знаете ли. Иларий — мой единственный друг в этой психушке, некоторые выходки предпочитаю стерпеть или не замечать, чтобы не потерять его.

— Тебе пора изменить гардероб, — настаивает парень.

— И заодно ориентацию?

— Мужчины такое носят!

Светлое лицо Илария краснеет.

Я фыркаю. Спорить желания нет. Рушить сказку в голове друга — тоже. Почему сказку? Да потому что только в фантазиях Илария эта рубашка выглядит мужской вещью. Я думал, что перепутал свой подарок с подарком Инги. Тот и другой — стояли под елкой в одинаковой обертке.

Да-да!

Перед моими глазами мерцает праздничная ель. Трехметровая! Пышная, как свадебное платье королевы. Запах хвои летает по гостиной. Иларий с Ингой украсили елку золотыми шарами, сверкающей мишурой и гирляндами, они же и уговорили Сару купить особый символ праздника.

До Нового года около недели.

К моему удивлению, Сара приняла предложение Висы и организовала сбор ковена. Нет, не просто сбор. Настоящую вечеринку! Гости прибудут тридцать первого декабря.

Я думал, что ведьма магическую травку пойдет собирать в полночь, а нет...

Оно и к лучшему. У меня острый дефицит времени.

Все попытки сблизиться — терпят крах. Сара меня игнорирует. С каждым днем я ближе к провалу, или что там меня ждет после окончательной потери тела? Вечное пребывание в подвале? Пустота?

Дни за окном проплывают, как морские обитатели. Одни тяжелые и громкие, как киты — единственные дни, когда ведьма дает к себе приблизиться. За ужином, скажем. Другие — едва заметны, точно маленькие черепашки, вынужденные прятаться в камнях, дни полные страха, который вижу в глазах ведьмы. И не понимаю: в демоне ли его источник? А есть дни быстрые, как черный марлин, и агрессивные, как осьминоги — те самые, когда ведьма хочет меня прибить.

В общем, дела совсем плохи. Обольститель с меня — отвратительный, я и старую консьержку с трудом соблазню.

В любой момент демон займет мое тело — и конец.

Щелкаю пальцами по колючей ветке. Шары важно качаются вниз-вверх. Вздыхаю. Решаю сделать кофе и съесть имбирного печенья. Его, не поверите, приготовил — я. Не сам, конечно. Очкастый друг помог. Сказал, что Сара обожает печенье, и от нечего делать я решил поучиться выпечке (да-да, хочется истерически смеяться). Знаете, как выглядит отчаяние? Мужик готовит печенье, чтобы привлечь внимание девушки.

Ладно, оставим мой позор, вернемся к Саре. Любовь к имбирному печенью, красному цвету… ведьма прям Санта под прикрытием. О, слышите скрежет? Это у меня плавно едет крыша. Уже готов на все, ради одной искорки. Говорят, и одной достаточно для смертельного пожара, однако все мои искорки гаснут на лету. Надо бы остаться с Сарой наедине. Но как? Ветром из пальцев она ускользает при любом контакте.

— Спасибо, спасибо!

Визгливые благодарности заставляют меня опомниться и обернуться. Инга висит на шее Рона. В ее руках — розовая коробка, украшенная белыми лентами, блестит и переливается в лучах закатного солнца. За окнами мороз. Ветки скрипят под тяжестью снега. Во двор не выйти. Тонны замерзшей воды! Однако солнце ярко сияет и пробирается в дом.

Любопытно, что Рон подарил?

С коробки раздается писк. Обертка падает на пол, а в ладонях Инги остается рыжий котенок.

Закатываю глаза. Отличный подарок. Кто его будет кормить? Как вообще Сара разрешила завести животное?

Мое удивление растет в геометрической прогрессии, когда Инга отводит Рона к коробке у камина, и они открывают его подарок. Террариум. С тарантулом!

Ей-богу, слов нет! Какая гадость! Рон, представьте себе счастлив, хохочет как сдвинутый, тыкает в паука пальцами. Мы с Иларием переглядываемся. Мой друг пожимает плечами, а в глазах фраза: «любовь — странная штука, брат».

Рон прижимает Ингу за талию. Они страстно целуются. Я застываю. Смотрю на мерзостные лобызания, на то, как ладони Рона гладят поясницу моей невесты.

И ничего.

Странно. Ведь последнее время меня раздражает в Роне — все. Как он ходит, говорит, смеется... как он дышит! При одном виде этой обезьяны — сжимаются губы.

При этом ревности не чувствую. Одно раздражение. Вот и сейчас. Смотрю на его поцелуй с Ингой — и ничего не екает внутри.

Нет, я злюсь на обоих! Это верно. Ну а дальше что? Пустота. Неужели смирился? Или просто разлюбил Ингу? А я ее любил? По-настоящему? Или это была надуманная любовь?

Тонны мыслей терроризируют мозги. Устраивать захват они предпочитают ночью, так что сложно вспомнить, когда последний раз я нормально спал.

Я устал. Устал обнадеживать себя. Устал смотреть на Ингу в объятьях Рона. Устал от проклятого дома сорок семь.

В глазах мельтешит. О затылок что-то стукнулось.

— Прости!

Оборачиваюсь. В руках Илария синее йо-йо с изображением торпеды.

— Тебе десять лет? — рычу я, потирая ушибленное место.

— Прости, прости, — щебечет Иларий, расстроено поглаживая мое плечо. — Мне было десять, когда я обожал эту игрушку. Знаете, меня преследует сильная ностальгия. Видимо, дело в новогодней атмосфере. Хочется достать старые вещи и куда-то вернуться. Знать бы куда… Надо бы подобрать себе хобби.

— В шкафу уже кладбище твоих хобби, — возмущается Рон, пока Инга треплет котенка за ухо. — Что дальше? В куклы начнешь играть?